мо малое, в нем же было написано: «Брат мой возлюбленный, отец наш отверг нас от себя и не возлюбил нас, велев нам последовать его вере. Чем же мы воздадим за то, что познали истинного бога? Ныне выполним добрый подвиг перед подвижником христовым и начальником христианским великим князем Дмитрием Ивановичем московским. Ныне ведь ему, великому князю, печаль великая от по ганых татар. Да еще отец наш помогает им и князь Олег рязанский приводит нечестивых татар. Нам же подобает так сделать, как божественное писание говорит: «Братья, в бедах пособивъ бывайте». Но подумаем сами: отцу ли станем противиться или к великому князю московскому пойдем на помощь? Сказал святой апостол Лука, евангелист, спасителя нашего христовы уста его сказали: «Преданы будете родителями своими и братией своей и умрете имени моего ради. Претерпевший до конца, тот спасен будет». Так возьмем от плода терпения и отдадим себя истинному плодовитому винограду христову, возделанному руками божьими. Ныне постараемся не земного ради княжения, но желая небесного царствия и чести, что господь дает творящим волю его».
Князь же Дмитрий Ольгердович прочел послание и начал радоваться и от радости плакать и сказал: «Владыка, человеколюбец, дай ж нам, господи, сотворить тысячи тысяч[656] добрых подвигов, открыл господь все доброе брату моему». И сказал послу тому: «Так скажи брату моему: в тот же день готов быть по приказу твоему, сколько только божьим промыслом будет у меня воинов, которые собраны для войны с дунайскими турками. Слышал ведь, что пришли ко мне вестники из Северы. Там ведь хочет великий князь Дмитрий Иванович ожидать безбожного царя Мамая и злых его сыроядцев, уже день там пробыл. Нам же следует идти к Северской стране, там нам надо соединиться. Пойдем дорогою отца нашего, чтобы не получить осуждение и проклятие из уст его».
И через несколько дней сошлись оба брата Ольгердовича со всеми своими силами в Северской стране. И увиделись и возрадовались, как некогда Иосиф, увидев Беньямина, брата своего. И вот два брата увидели у себя множество войска, собраны выдающиеся: бойцы. Быстро они прибыли на Дон и приехали к великому князю Дмитрию Ивановичу. Ольгерд же, услышав от вестника своего и выслушав письма, посланные к нему от доброхотов, что его дети пошли к великому князю на помощь, как бы очнувшись, помыслил так: «К кому пойду я на помощь? К царю пошел бы так мне уже путь закрыт великим князем. Если пойду к великому князю, то уже оба мои сына раньше меня у него оказались. Не знаю, что нам делать».
И сказали ему ближние его друзья: «Прежде этого времени было так. Сыновья за отца на битве головы свои кладут, то же делают и твои два сына. Если уж убьют их, то ты сам спасешься в своей земле Литовской и их городами завладеешь. Если же пойдешь к великому князю, то там убит будешь от царя Мамая по выше сказанным посланным письмам, что получаешь. Если царь Мамай одолеет московского князя без тебя, то отговоришься, что князь великий поотнимал у тебя дороги, а к твоей земле со всею силою выехал». Ольгерд же литовский, услышав от своих панов речь такую, одобрил словеса их и сказал своими устами: «Помоги, господи, детям моим, а не Мамаю!»
Икнязь великий говорил брату своему, князю Владимиру: «Видишь ли, брат, дети отца оставили, а к нам пришли». Литовские князья нагнали великого князя на этой стороне Дона, на месте на Черном, на Березаи. И поклонились литовские князья великому князю московскому, и хорошо почтил их князь великий и многие дары дал им, назвал их себе новонареченными братьями, русские князья Ольгердовичи. А силы с ними пришло 46 000 кованой рати[657].
Князь же великий Дмитрий Иванович московский спешно послал Своего вестника в Москву к преосвященному Киприану митрополиту и к преподобному Сергию и к великой княгине Евдокии, что два брата Ольгердовичи приехали ко мне на помощь, утаившись от отца своего Ольгерда. Преосвященный же Киприан митрополит, услышав это, прослезился, начал молитву говорить: «Господи, владыка человеколюбец! Помилуй и избавь русских князей и все войско их, чтобы враждебные нам ветры на тихость преложились». И послал митрополит по всем монастырям гонца своего, и к преподобному старцу Сергию, и по всем церквам и повелел к господу богу молитвы творить день и ночь. Великая же княгиня Евдокия, услышав о той божьей милости, многую милостыню раздавала нищим. А сама княгиня непрестанно ходила в церковь, день и ночь. Но об этом оставим и к прежнему возратимся.
Пошел князь великий по широкой дороге, радуясь соединению своих воинов, ожидая встречи с погаными. Говорит тогда князь великий: «Братья мои милые, литовские князья, почему пришли сюда? А я вас не ждал к себе на помощь». Они же сказали ему: «Господь бог послал нас тебе на помощь». Князь же великий сказал: «Воистину вы божии ревнители праотца Авраама, также быстро помог бог великому князю Ярославу отомстить за кровь братии своей». Стоял же князь великий со многими силами на месте, нарицаемом Березай, за двадцать три версты от Дона. Настал уже четвертый день сентября, на память святого пророка Захарии и убиения князя Глеба Владимировича. В то же время приехали двое сторожевых к великому князю, Петр Горский да Карп Олексин, привели знатного пленного из царева двора. Тот же пленник рассказал великому князю: «Уже царь на Кузьмине гати, не спешит царь, ожидает Ольгерда литовского и Олега рязанского, а о твоем войске и вести у него нет, не ждет царь встречи против себя, согласно ранее сказанным писанным грамотам Ольгердовым, через три дня должен быть на Дону». Князь же великий спросил пленника о силах царевых. Он же сказал: «Не счесть силы никому же, такое множество».
Князь же великий начал советоваться с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем, и с литовскими князьями — новонареченною братиею, и с воеводами, говоря: «Братья мои милые, князья и бояре, думайте, здесь ли еще останемся или за Дон перевеземся». И сказали ему бояре московские: «Предадим жизнь свою смерти на этой стороне Дона». И воскликнули Ольгердовичи от горести сердца своего: «Не слушай, князь великий, крамольников московских, поезжай за Дон-реку, если из-за страха не дерзнешь, желания не поручишь, ни славного имени вовеки».
Сами же оба брата ударили по коням своим и перебрались за Дон-реку и вся сила их за ними, говоря великому князю Дмитрию Ивановичу: «Хочешь ли, князь, стойкого войска, вели перевозиться за Дон-реку; если же из-за страха не пойдешь, желание тебе не исполнить и славного имени не получить вовеки. Да ни единый человек не помышляет повернуть обратно перед великой силой царя Мамая, потому что надо возвещать: «Не в силе — бог, в правде — бог». Сродник твой и наш Ярослав переправился за реку и Святополка победил, прадед твой — князь великий Александр Ярославич, переправившись через Неву-реку, короля победил, призвав бога на помощь. Так подобает, князь великий, Дмитрий Иванович, и тебе делать. Если побьем силу врагов своих, то все спасемся; если бог пошлет нам смерть, то все общую смерть примем, от князей и до простых людей. Тебе же, великому князю, о смерти подобает иными словами говорить, чтобы теми словами укрепиться войску твоему. Мы ведь видели, как множество избранных витязей войска твоего хотят за тебя, государя, головы свои положить». Услышав же князь великий слова их, повелел войску своему перевозиться за Дон-реку. Вестники уже спешат и говорят: «Приближаются татары». И многие сыны русские возрадовались радостью великою, видя близость своего подвига желаемого, которого на Руси желали многие дни.
Множество волков прибежало от моря на место грозное, воют все дни и все ночи непрестанно, гроза великая. В полках храбрые сердца укрепились, а слабые успокоились. Множество воронов необычно собралось, не умолкая они каркают, а галки своею речью говорят. Орлы многие от устья Дона слетелись, по воздуху летают, кличут, ожидая того грозного, богом назначенного дня, когда падут трупы человеческие и будет кровопролитие, как морская вода. От такого страха и грозы великой деревья приклонились, а трава простерлась по земле. Многие унывают, видя перед очами смертную чашу. Поганые стыдом омрачаются перед погибелью жизни своей, потому что после смерти поганых погибнет память их с шумом, православные же люди процветут радостью, ожидая исполнения того обетования и прекрасных венцов от Христа, о каких поведал преподобный старец Сергий. Вестники же сообщают, что поганые приближаются.
В 6 день сентября прибежал Симеон Милюк со своею дружиною, а поганые за ними гнались, столкнулись с полками нашими и возвратились вспять и сказали царю Мамаю, что русские, ополчившись, стоят у Дона. Божиим же промыслом узрели они множество людей собранных и говорят своему царю: «Набрано у них войска вчетверо больше, чем у нас». Он же, нечестивый царь, разжигаемый дьяволом и разумев свою погибель, внезапно крикнул, испустил голос свой, сказал: «Такова ли моя сила! Если не одолею своего слуги, то как возвращусь вспять в свою землю, срама своего не смогу стерпеть». И повелел своим воинам вооружаться.
Семен же Милюк сказал своему великому князю Дмитрию Ивановичу, что татары на Гуснице, на броде стоят: «Тут стражи его нас узрели; только переход в одну ночь между нами, утром должен быть на Непрядве-реке. Тебе, государю, великому князю, подобает в этот же день полки приготовить к бою, чтобы не опередили поганые татары, теперь спешат татары. И начал князь великий Дмитрий Иванович с братом своим, с князем Владимиром Андреевичем, и с литовскими князьями, с Дмитрием и с Андреем Ольгердовичами, полки расставлять до шестого часа.
Некто же воевода, приехавший с литовскими князьями, именем Дмитрий Бобров, а родом земли Волынской, опытный полководец, хорошо умел устанавливать полки: как следует, где кому подобает стоять. Князь же великий Дмитрий Иванович, взяв с собою брата своего, князя Владимира Андреевича, и литовских князей, и всех князей и воевод, выехал на место высокое и видит образ святой, водруженный на христианском знамени, светящийся, как некий светильник солнечный. Погода ясная. Шумят знамена, вышитые золотом, простирая полотнища свои, как хоботы