Мамай видит уже, что на поле сражения появились божиим повелением новые люди, что русские сыны, как звери лютые, рыщут по полю сражения, избивают татар, как овечьи стада. И сказал царь Мамай своим князьям по-татарски: «Побежим, братья, уже здесь нам не дождаться добра, хотя бы свои головы унести». И побежал царь Мамай сам девятый, как серый волк, в лукоморье, скрежеща зубами своими, плача и говоря татарским языком, вспоминая о своих союзниках. А князья и алпауты сказали: «Уже нам, братья, у себя дома не бывать, на своей отчине и дедине, а детей своих нам не видать, а жен своих не обнимать, а обнимать нам сырую землю, а целовать нам зеленую дубраву». Многие же русские сыны гнались за ними и вслед царю Мамаю, но не догнали его: уже кони их утомились, а сами они сильно устали. Руки русских сынов уже устали, не могли убивать татар, а мечи их и сабли притупились о головы татарские.
И вернулись русские сыны, и если какого татарина находили на другом берегу реки Непрядвы живым, его убивали. Это произошло по молитвам святых мучеников и страстотерпцев Бориса и Глеба.
Некто же, Фома Хацыбесов, разбойник, стоял на страже по поручению великого князя и увидел князя Владимира стоящего под знаменем. И Фома-разбойник быстро прискакал к нему под знамя, сам десятый с товарищами. И рад был князь Владимир своим людям, а из Владимирова войска ни один человек не остался под знаменем, все гнались за татарами.
Уже и день кончился, солнце заходило, затрубили во всех полках русских в трубы. Князь Владимир Андреевич стал на татарских костях под черным знаменем великого князя Дмитрия. Грозно видеть и жалостно смотреть на кровопролитие русских сынов; человеческие трупы, точно великие стога, наворочены, конь не может быстро через них перескочить, в крови по колено бродят, а реки три дня текли кровью.
Князь же Владимир не нашел брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича, в полку, но только литовские князья приехали с боя. И начал князь Владимир и литовские князья плакать и биться о сырую землю и по полкам ездить, и велели трубить в трубы, собирая людей. И съехались по трубным звукам со всех сторон русские удальцы, распевая песни крестные, мученические, богородичные[665].
И собравшиеся люди не нашли в этот час великого князя Дмитрия Ивановича. И начал говорить князь Владимир: «Братья мои милые, князья и бояре, русские сыны и молодые люди. Кто видел или кто слышал государя Русской земли великого князя Дмитрия Ивановича, вождя и начальника?» И сказал ему первый самовидец, Юрка-сапожник: «Я видел его, государя, на третьем часу, сражался он железною палицею». И сказали литовские князья: «Мы думаем, что он жив среди трупов». Второй самовидец, Васюк Сухоборец: «Я его видел в четвертом часу, бился он крепко». Третий сказал Сенька Быков. «Я его видел в пятом часу, бился он крепко». Четвертый же сказал Гридя Хрулец: «Я его видел в шестом часу, бился он крепко с четырьмя татаринами». У князя Юрия был некто по имени Степан Новосел ьцов, тот сказал: «Я видел его в седьмом часу, крепко сражавшимся перед самым твоим выездом из дубравы, шел он пеший с побоища, тяжко раненный. И не мог ему помочь: тогда гнались за мною три татарина, я спасся от них милостью божьею. А на великого князя Дмитрия наезжали три татарина. Один из них был старый наездник, тот (великого князя копьем ранил; но думаю, что он жив, хотя и ранен от них». Услышав же то, князь Владимир Андреевич сказал: «Братья и друзья, если кто найдет живым государя Русской земли, брата моего, великого князя Дмитрия Ивановича, воистину тот будет у нас первым человеком и боярином в Москве».
И разошлись люди и разбрелись по всему побоищу в поисках победителя, великого князя. Одни нашли Михаила Бренка, убитого, в одежде и в шлеме великого князя. Другие нашли князя Семена Романовича белозерского и сочли его за великого князя Дмитрия, потому что вид его соответствовал великому князю. Двое же неких воинов пошли на правую сторону в дубраву, один именем Сабур, другой Григорий Холопищев, оба родом костромичи. Немного отъехали от места побоища и нашли великого князя, тяжко раненного, в тяжелом состоянии отдыхающего под срубленным березовым деревом. И увидели его и слезли со своих коней на землю, и поклонились ему: «Радуйся, государь Русской земли!»
Сабур же быстро возвратился и поведал князю Владимиру: «Государь наш, князь великий Дмитрий Иванович, в добром здравии и царствует вовеки». Услышав об этом, князь Владимир и все князья и воеводы возрадовались радостью великою и быстро приехали к государю Русской земли, и соскочили с коней, и поклонились ему говоря великому князю Дмитрию: «Радуйся, государь наш, князь великий, древний Ярослав, новый Александр, новый победитель наших врагов, князь великий Дмитрий Иванович. Эта победа тебе честь даровала и произошла от твоего старания и с божьей помощью». Князь же великий Дмитрий Иванович сказал: «Что мне расскажете?» И сказал князь Владимир: «Божьею милостью и молитвами пречистой богоматери к богу, и молитвами сродников наших, страстотерпцев и мучеников князей Бориса и Глеба, и святителя Русской земли Петра митрополита, и молением преподобного игумена Сергия, молитвами их побеждены враги наши, мы же спаслись».
Услышав это от брата своего, от князя Владимира, князь великий Дмитрий Иванович прослезился и сказал: «Братья мои милые, русские князья и воеводы сильные. Сей день, который сотворил господь, возрадуемся и возвеселимся в этот день». И вновь сказал: «Веселитесь, люди! Велик ты, господи, и чудны дела твои: вечером водворится плачь, а утром — радость». И вновь сказал: «Хвалю тебя, господи, боже мой, и почитаю имя твое святое, что не дал нас в погибель врагам нашим, и не похвалится над нами чужеземный народ, который замыслил против нас злое, но суди, господи, по правде, моей, я же вовеки уповаю на тебя».
И привели великому князю коня, и выехал он на побоище и увидел, что из войска его побито многое множество, бесчисленное, а убито поганых в четыре раза больше того. И обратился к Волынцу и сказал: «Воистину, Дмитрий, не лжива твоя примета, подобает тебе всегда быть воеводою в полках».
Потом князь великий Дмитрий Иванович начал ездить по побоищу с братом, с князем Владимиром, и с иными уцелевшими князьями и литовскими князьями, а сердцем болеть и кричать, слезами обливаясь. Наехал на то место, где лежат белозерские князья, вместе они были убиты, так бились, что один за другого умирал. Тут же лежит Микула Васильевич. И став перед трупами любимых воевод, князь великий Дмитрий долго их оплакивал и говорил: «Братья, русские князья и воеводы местные, если имеете дерзновение у бога, то помолитесь богу о нашем унынии. Знаю, как велика милость его, если мы с вами вместе будем просить». И приехав на иное место, увидел своего наперстника Михаила Андреевича Бренка, близко от него лежит Тимофей Валуевич. Став беред ними, князь великий много плакал: «Братья возлюбленные, ради меня убиты вы. Где такой раб, который ради государя сам на смерть пойдёт? Подобный был в полку персидского царя Дария, тот так же поступил». И над трупом Семена Милюка также сказал: «Крепкий страж, который стойко сторожил». Приехал князь великий на другое место и нашел тут лежащим Пересвета Александра, чернеца брянского, тут же лежит и Таврул татарин, уподобляясь древнему Голиафу. А приметами того татарина были: высотою он был трех сажень, а плечи — в русскую сажень, а между глазами — локоть целый. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Видите ли, братья, русские сыны, многим было испить от него смертную чашу, но его победил Пересвет, супостата татарина, равного себе».
И князь великий Дмитрий Иванович велел на том месте трубить в ратные трубы, созывать храбрых людей, боровшихся с оружием против сынов татарских. И со всех сторон идут люди на трубные звуки и весело ликуют, распевая крестныя стихи, а иные мученические, а иные богородичные. И увидел князь великий, что люди собрались: и литовские князья, и русские, и уцелевшие бояре местные. И стал князь великий посреди их, плача горько и радуясь, говорить: «Братья мои милые, князья русские, сыны всей Руси, вам подобает служить, а мне вас хвалить и по достоинству почтить. А когда господь бог мне позволит, когда я буду на своем столе, тогда стану вас одаривать по достоинству». И сказал князь великий Дмитрий Иванович своему брату князю Владимиру Андреевичу и своим нареченным братьям Ольгердовичам: «Грозно, братья, в этот день видеть, как лежат христианские трупы, точно большие стога». А Дон-река три дня течет кровью, а Меча-река запрудилась трупами татарскими.
И сказал князь великий всея Руси Дмитрий Иванович: «Считайте, братья, скольких воевод у нас нету и скольких молодых людей нет же». И говорит тогда великому князю московский боярин Михаил Александрович: «Нет, государь, у нас 40 бояринов московских, 12 князей белозерских, 20 бояринов коломенских, 40 бояринов владимерских, 20 бояринов коломенских, 50 бояринов суздальских, 40 бояринов муромских, 23 бояринов дмитровских, 60 бояринов можайских, 30 бояринов звенигородских, 70 бояринов ярославских, 100 бояринов Нижнего Новгорода, 114 бояринов тверских. А убито, государь, от безбожного царя Мамая 200 000 без четырех человек. А помиловал господь бог землю Русскую». И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Князья русские и воеводы местные, и молодые люди, ныне уже справились с врагом, пусть каждый своего ближнего похоронит, да не даны будут христианские тела на пищу птицам небесным и зверям земным».
И князь великий стоял на костях человеческих три дня и три ночи; разбирали христианские тела, и похоронили их с честью, и пели над ними надгробные песни, а нечестивых бросили зверям на расхищение. И велел князь великий везти тела убитых на Русь, в дома их, где кто жил, для погребения же остальных воинов велел копать великие ямы на высоком месте, и всех ям выкопали 300 000.
В то время пришла весть в Москву, в четвертый день после битвы, на память Федоры Александрийской, к преосвященному Киприану митрополиту, и к великой княгине Евдокии, и к воинским женам. И сказали им об убитых. А поганый царь Мамай убежал туда, где создан был город Кафа, и утаил свое имя, но был опознан некими купцами и убит был итальянцами окаянный со своими единомышленниками. И Ольгерд литовский услышал, что победил великий князь московский безбожного царя Мамая со всем его войском.