Повести о Куликовской битве — страница 64 из 90

Великий князь спешно, «вборзе», послал в Боровск за князем Владимиром Андреевичем, а также к воеводам и князьям: «и повеле им скоро быти к Москве всем». После того, как Владимир Андреевич, князья и местные воеводы собрались в Москве, великий князь начал «думати» с ними «думу». Посовещавшись, они постановили («здумаша тако») разослать гонцов по городам с призывом всем людям собраться на Коломне «на мясопуст госпожа богородица», т. е. на успеньев пост (с 1 по 14 августа).

Тогда же в степь была направлена новая застава «крепких юношей 70 человек». Они должны были стоять на реке Быстрой Сосне, притоке Дона, добывать «языка».

Когда застава по какой-то причине «замедлила в поле», великий князь послал «вторую сторожу». Начальником ее он назначил «поляника старого» Климента Святославля и «крепких иных юношей» 33 человека. Застава встретила Василия Тупика, который вел с собой долгожданного пленника. «Язык» оказался вельможей из ханского, «царева», двора. Он сообщил, что Мамай действительно идет на Русь, сговорившись с Олегом рязанским. Царь спешит, «осени требует». Последние слова несколько непонятны. Возможно, речь идет об осенней дани, которую Мамай надеялся получить в русских землях. Проще же думать, что термин «осени требует» говорит о стремлении Мамая напасть на Русь, пока еще не наступили осенняя распутица и холода.

Новые вести из степи пришли в августе. По некоторым сказаниям, Дмитрий Донской в это время находился у игумена Сергия, но, как мы видели выше, рассказ о поездке Дмитрия в это время в Троицкую лавру мало достоверен.

Русское войско, собравшееся в Москве, выступило в поход в конце августа[708]. Был тихий и ясный августовский день. Множество народу собралось в Кремле, стояли на площади и на улицах, на городских стенах и башнях. Тяжким было последнее прощание воинов со своими семьями. Жены давали своим мужьям «конечное целование», как уходящим почти на верную смерть, как уже покойникам. Войско выходило из Кремля тремя воротами: Никольскими, Фроловскими (Спасскими), Константиноеленскими. Последние ворота находились южнее Спасских, на той же стороне кремлевского треугольника, они выводили к Варварке или к мосту через реку. От него тянулся путь к селу Котлы; этой дорогой шел с войском сам великий князь.

Но дадим слово древнерусскому поэту, ярко описавшему, как русские воины пошли на защиту родины.

«Тогда ведь как соколы оторвались от золотых колодок, из каменного града Москвы и возлетели под синие небеса и возгремели своими золотыми колокольчиками, хотят ударить на многие стада лебединые и гусиные. Это, брат, не соколы вылетели из каменного града Москвы, это выехали русские удальцы с своим государем, с великим князем Дмитрием Ивановичем; а хотят напасть на великую силу татарскую»[709]. Живая вера в предзнаменования, надежда на благополучный исход борьбы со злыми врагами заставили современников увидеть добрый знак в том, что в спину русским воинам подул попутный ветер. «Солнце ему на востоке сияет, путь ему показывает!» — восклицает тот же не известный нам поэт старого времени о выступлении Дмитрия Донского в поход;

Из Москвы войска шли к Коломне тремя путями. Владимир Андреевич серпуховской со своим отрядом двигался по Брашевской дороге[710], пролегавшей вдоль Москвы-реки мимо монастыря Николы на Угреше. Далее Владимир Андреевич переправился на другой берег реки: «Уже бо стук стучит и гром гремит в раннюю зарю: князь Владимир через Москву-реку перевозится на красном перевозе в Боровске». «Красный» (прекрасный, красивый) перевоз на Москве-реке находился, по-видимому, у подножья так называемых Боровских курганов, поблизости от впадения реки Пахры в Москву. Мимо курганов теперь проходит Рязанское шоссе. Этот перевоз назывался и Брашевским и Боровским. Последнее название путало комментаторов, потому что город Боровск, расположенный совсем в другом месте, также принадлежал Владимиру Андреевичу.

Белозерские князья шли Болвановской дорогой. Направление ее не вполне ясно. Она, видимо, проходила по левой стороне Москвы-реки, начинаясь от современной Таганской площади в Москве. Местность около этой площади еще сотню лет тому назад называлась Болвановской, а стоящая тут церковь известна под названием «Николы на Болвановке». Трасса Болвановской дороги примерно совпадает с трассой современного Рязанского шоссе. Она сходилась с Брашевской дорогой у Боровского перевоза[711].

Великий князь Дмитрий Иванович с третьим отрядом двигался, как уже говорилось, Серпуховской дорогой на село Котлы, которое находилось на южной окраине Москвы и только совсем недавно вошло в чёрту города. Сборным пунктом для всех трех отрядов была назначена Коломна.

Новгородский хронограф так определяет силы трех отрядовъ с Владимиром Андреевичем шло 30 тысяч, с белозерскими князьями — 25 тысяч, с великим князем — 50 тысяч воинов. Общая цифра всех воинов, двинувшихся из Москвы в поход против Мамая, по этому свидетельству несколько превышала 100 тысяч человек.

8

Прибыв в Коломну, великий князь, как повествуют сказания, устроил на следующий день на обширном поле смотр полкам. Были «уряжены», распределены полки и поставлены над ними воеводы. Тотчас же за смотром последовала переправа русского войска через Оку («и взем благословение князь великий от архиепископа коломенскаго и перевезеся реку Оку со всеми силами»). Но это известие неверно. По Ермолинской летописи, Дмитрий Иванович с войском вышел из Коломны и остановился при устье Лопасни, впадающей в Оку. Тут к русскому войску присоединились князь Владимир Андреевич и окольничий Тимофей «в остаточных», т. е. последними. По Ермолинской летописи, русские войска выступили из Коломны 20 августа, по Новгородскому хронографу они пришли в Коломну лишь 28 августа («на память святаго Моисея Мурина»). В данном случае хронология летописи более достоверна, так как за один день войско не могло пройти 100 верст от Москвы до Коломны.

По сказаниям, из Коломны в степь была послана новая застава («сторожа») во главе с Семеном Меликом «и иных многих ведомщов 90 человек».

Русское войско стояло при устье Лопасни три или четыре дня и переправилось через Оку только 24 августа («за неделю до Семена дни», т. е. за неделю до 1 сентября). Это был решающий момент для определения дальнейшего маршрута русских войск. Великий князь, находясь со своим войском у устья Лопасни, собирал вести о татарах («переимая вести про поганых»). К этому времени Мамай уже подошел к Дону и остановился в степи, «в поле близ Дону», ожидая литовскую армию.

От устья Лопасни русское войско двинулось к Дону. Точный маршрут от Оки до Дона неизвестен, но о нем можно судить, основываясь на следующих соображениях. В «Книге Большому Чертежу» говорится, что обычный путь, которым татары совершали набеги на Москву и ее окрестные города, шел мимо Тулы: «А дорога Муравской шлях лежит мимо Тулы». Татары переправлялись выше Тулы через Шать и затем через Упу на Костомаровом броде около Дедилова, в 20 верстах от Тулы… «А Упа река вытекла из Волово озера от верху речки Непрядвы, и реки Мечи, и реки Соловы, и Плавы, от дороги от Куликова поля с Муравского шляху»[712]. Таким образом, русское войско двигалось к Дону по направлению Муравского шляха — главного пути, по которому татары вторгались в Подмосковье, переправляясь через Оку при впадении Лопасни или у Каширы. К югу от Оки начиналось «дикое поле», нетронутая степь, опасные места, где быстролетные татарские отряды угрожали на каждом шагу. Поэтому поход русских войск по степи занял 12 дней (с 24 августа по 6 сентября). Последнюю дату указывают летописи («за 2 дня до рождества богородицы», праздновавшегося 8 сентября). Подойдя к Дону, русское войско двинулось далее на юг, придерживаясь его левого берега, видимо, как более безопасного. Впрочем, это обстоятельство предпочтем оставить для объяснения исследователям, хорошо знакомым с местностью, прилегающей к Куликову полю.

По сказаниям, 4 сентября в урочище Березуе, или Березае («на месте, нарицаемом Березай»), в 23 верстах от Дона два воина из заставы привели нового «сановитого языка» из ханских приближенных. «Язык» показал, что татарское войско уже недалеко. Мамай шел медленно, ожидая прихода литовских «и рязанских подкреплений.

Когда русское войско подошло к Дону, возник вопрос, где же встретить татарские полчища — на левой или на правой стороне реки. Сказания приписывают инициативу перехода русских войск на правую сторону Дона Семену Мелику, или Мелюку, из сторожевой засады. За ним гнались татары и притом так нагло, «безстудно», что почти столкнулись с передовыми русскими отрядами: «до тех пор, пока и полки русские увидели». Мелик сообщил, что Мамай стоит уже на Гусином броде и к утру подступит к реке Непрядве. Поэтому он советовал великому князю «исполчиться», прийти в боевую готовность, чтобы татары не напали первыми: «да не предварять поганий»[713].

Некоторые сказания приписывают инициативу перехода на другую сторону Дона двум Ольгердовичам, тогда как московские бояре против этого возражали: Ольгердовичи подхлестнули своих коней и перебрались через Дон, а за ними устремилось все войско[714]. Но рассказ о храбрости Ольгердовичей мало достоверен, в нем даже имя князя Ягайла заменено именем его отца Ольгерда. Это указывает на то, что данная легенда возникла тогда, когда память о событиях уже стерлась. К тому же литовские князья в сказании называют московских бояр крамольниками — в духе памятников XVI в.

О разногласиях при выборе места для сражения говорится и в Ермолинской летописи. В ней рассказывается, что русские полководцы долго стояли, раздумывая; одни говорили: «идем за Дон», а другие не хотели, говоря: «Умножились враги наши, татары, литовцы, рязанцы». Ночью великий князь приказал сделать мосты и отыскать броды. Утром 8 сентября русское войско переправилось на другой берег Дона. Таким образом, инициатива переправы через Дон принадлежала самому Дмитрию Донскому, который подготовил ее, а не просто по-удалецки перемахнул через реку со своими воинами.