Говоря о причинах, понудивших русских полководцев перейти Дон, мы в первую очередь должны отметить необходимость для русского войска опередить соединение татар с литовцами. Эту причину выдвигает Ермолинская летопись, вкладывающая в уста Мамая слова: «Подвигнемся к Дону, доколе приспеет к нам Ягайло»[715].
Переход через Дон говорит о решимости русских сражаться до конца, так как пути для их отступления после переправы были крайне затруднены. Громадное войско Мамая неминуемо должно было идти через Куликово поле, которое лежало на Муравском шляхе.
По Ермолинской летописи, русские войска переправились через Дон в самый день битвы, по сказаниям же — накануне сражения. В сказаниях мы находим рассказ о ночном гадании великого князя и Дмитрия Волынца в поле, «промеж двумя великими силами». Обратившись в сторону татарского лагеря, великий князь и Дмитрий Волынец слышали «стук велик. и кличь, аки гром гремит, трубы многие гласят», в русском же лагере была «тихость великая». Верная примета предвещала русским победу. Приникнув ухом к земле, Дмитрий Волынец услышал, как на татарской стороне раздавался вопль, точно девица кричала плачевным голосом, тогда как на. русской стороне женщина плакала о детях своих. «Жду победы на поганых, а християном много падения будет», — так он растолковал эти приметы.
Описание ночного гадания Дмйтрия Донского и Дмитрия Волынца замечательно по своей красоте и поэтичности, но не является исторически достоверным. Как мы уже убедились, русские войска переправились через Дон в день битвы, поэтому вряд ли была эта поэтическая ночь перед битвой. Но если уж ее оставлять, то следует отнести на одни сутки раньше и считать ночью перед переправой через Дон. В рассказе о гадании сказалась душа русского народа, грозного и в то же время жалостливого к своим врагам: «земля плачет» чужеземным языком о детях своих. Эта печаль о погибших детях и неутешных матерях — высокая народная правда, вечная жажда мира и справедливости.
Само описание гадания перед боем правдоподобно и соответствует привычкам воинов средневековья. То же самое можно сказать и о противопоставлении шумного татарского лагеря тихому лагерю русских воинов, смелых, но не бахвальных перед сражением. Вспомним строки знаменитого стихотворения Лермонтова о Бородинской битве: «Но тих был наш бивак открытый», вспомним белые рубашки русских солдат, которые они надевали перед кровопролитными битвами, точно перед праздником или перед смертью.
В пятницу 8 сентября 1380 г. произошла Куликовская битва. В сказаниях она описывается подробно, но истинную картину битвы мы находим в кратком повествовании Ермолинской летописи: «Была же мгла тогда великая, потом мгла разошлась, тогда все перешли за Дон. Было же бесчисленное множество воинов, так что и земле подвигнуться. И вышли на поле чистое на устье реки Непрядвы, приготовившись к бою. И как был шестой час дня, начали появляться татары в чистом поле и приготовились к битве против христиан. Было же обоих множество, и сошлись обе силы великие, покрыли поле на 13 верст. И была сеча великая и сражение великое, какое не бывало от начала русским князьям. И бились от шестого часа до девятого, и пролилася кровь, как дождевая туча, и пало множество трупов с обеих сторон. В час девятый посмотрел господь милостивым взором на род христианский… И вскоре побежали полки татар, а христиане погнались за ними вслед, убивая, и гнали их, убивая, до Мечи реки, а княжеские полки до содомлян и станов их, и взяли все богатство их и стада их, перебили их многое множество, а другие из них утонули»[716].
Этот рассказ повторяет и летописная повесть, расцвечивая только свой первоначальный источник цитатами из церковных книг.
Сказания дополняют картину боя интересными и правдоподобными подробностями: уже на рассвете затрубили трубы, заиграли зурны, забили в барабаны и бубны, затрепетали знамена.
Полководческий талант Дмитрия Ивановича сказался в умелой расстановке войска. Мысль о засаде, поставленной в дубраве под командованием князей Владимира Андреевича и Дмитрия Михайловича Боброка Волынского, явно принадлежала ему. Боброк был ближайшим родственником Дмитрия. Он был женат на сестре великого князя. Для отвлечения внимания татар в центре, под великокняжеским черным знаменем поставлен был боярин Михаил Андреевич Бренк, одетый в доспехи великого князя и сидевший на его любимом коне. Сюда, естественно, должны были устремиться основные татарские силы, как и произошло в действительности. Бренк пожертвовал своей жизнью, «под тем знамянем и убиен бысть». Зато его смерть спасла русское войско, потому что гибель великого князя или его плен неминуемо вызвали бы смятение и, может быть, даже разгром русского воинства.
Здесь не лишне вспомнить о поражении французского короля Иоанна Доброго при Пуатье. Рыцарская храбрость короля дорого обошлась французскому народу.
Как говорится в сказаниях, первыми навстречу врагу пошли Дмитрий и Владимир Всеволожские «с правой руки», Микула Васильевич с Коломенским полком «с левой руки», «несть бо им места, где расступитися на поле».
Далее рассказывается о поединке инока Александра Пересвета с татарским богатырем. Пересвет был одет по-монашески: с куколем на голове, в монашеской мантии поверх одежды. Имя татарского богатыря разнообразится в сказаниях, но описание поединка богатырей одинаково. Они ударились копьями, копья свои сломали, упали оба с коней своих на землю и так умерли оба, — читаем в Новгородском хронографе.
В сказаниях говорится, что битва началась в третий час после рассвета и продолжались до девятого часа. По более достоверному показанию летописей, она продолжалась три часа — с шестого по девятый час. По сказаниям, великий князь был ранен копьем под левую пазуху в седьмом часу и «уклонися с побоища», потому что не мог уже далее сражаться. Татары несколько раз подсекали великокняжеское знамя, «но паче еще укрепишася стяг». В конце сражения татары уже господствовали на поле битвы, но в восьмом часу дня в дело вступил засадный полк, сидевший в дубраве. Он и решил исход битвы. Татары обратились в бегство, преследуемые русскими.
В сказаниях главным героем сражения изображается Владимир Андреевич серпуховской. Он как победитель «стал на костях под черным знаменем». Дмитрий же Донской был ранен во время боя и будто бы покинул поле битвы и лежал без памяти у срубленной березы. Тут его полумертвого и нашли воины, посланные на поиски Владимиром Андреевичем.
Эта легенда, при всей ее несообразности, прочно утвердилась в исторической литературе. Между тем, она представляет своего рода памфлет, направленный против великого князя и, вероятно, возникший в кругах, близких к Владимиру Андреевичу серпуховскому. Большое количество церковных ссылок помогает выявить автора этого памфлета. Скорее всего это митрополит Киприан, с которым враждовал Дмитрий Донской. Недаром в так называемом сказании 2-й редакции уже появляется имя митрополита Киприана как главного советника великого князя Дмитрия Ивановича, хотя Киприан в 1380 г. в Москве не был.
В Ермолинской летописи рассказывается совершенно по-другому: «У самого же великого князя все доспехи были побиты, на теле же его не было никакой раны, а бился с татарами на первой схватке. Этому князю воеводы говорили: «Господин, не становися впереди, но позади или сбоку, или в особом месте». Он же сказал: «Как же я скажу: Братья, начнем все до единого, а сам лице свое начну скрывать или прятаться позади, но хочу как словами, так и делом перед всеми голову свою сложить за христиан, чтобы и остальные, видев это, восприяли отвагу». Да как сказал, так и сделал: сражался, став впереди всех, и было и справа и слева от него множество убитых, а самого обступили с обеих сторон, как вода многая, и много ударов принял по голове и всему телу»[717].
Это описание, рисующее мужество Дмитрия Донского, подтверждается Новгородской летописью. В ней прямо говорится: «Князь же великий Дмитрий с братом своим, с князем Володимером, став на костех татарскых, и многыя князи рускыя и воеводы прехвалными похвалами прославиша пречистую матерь. Крепько брашася с иноплеменьници»[718] (крепко «брашася» — крепко боролись «за всю Рускую землю»). В сообщении Новгородской летописи особенно ценно указание на двух героев битвы: Дмитрия Ивановича и его двоюродного брата Владимира Андреевича. Новгородская летопись дошла до нас в списках середины XV в., и ее свидетельство едва ли не самое раннее и достоверное[719].
В Псковских летописях очень кратко говорится о Куликовской битве. Так, в одной из них читаем: «Бысть побоище, бишася на Рожество святыя богородица, в день в суботный до вечера, омерькше биючися; и пособе бог великому князю Дмитрею, биша и на 30 верст гонячися». В другой Псковской летописи совсем кратко сказано о битве, однако тоже упоминается великий князь: «Князь великий Дмитрий и вси князи рускыя бишася с татары за Доном»[720].
В Супрасльской летописи, источнике белорусского происхождения, также читаем о победе Дмитрия Ивановича «со всеми русскими князьями». Изложение Супрасльской летописи близко к Ермолинской, но не однородно с ней[721], в некоторых случаях оно носит следы более древней традиции.
Итак, в наиболее ранних источниках нигде не говорится, что великий князь Дмитрий оставил поле сражения и лежал, раненный и оглушенный ударами, под березой. Это — выдумка, сочиненная в кругах, враждебных Дмитрию, вероятно, уже после разорения Москвы татарскими полчищами в 1382 г. Клевета оказалась живучей и ядовитой, и долг историков доказать, что Дмитрий Иванович по достоинству получил прозвище Донского.