Далее изображается бегство татар, рисуется горе Татарской земли, богатая добыча, захваченная русскими, и ликование земли Русской. И, наконец, сообщается о бегстве Мамая в Кафу (Феодосию) и передается укоризненно-насмешливое обращение к нему фрягов: «Чему ты, поганый Мамай, посягаешь на Рускую землю? То ти была орда Залеская, времена первый. А не быти тебе в Батыя царя… И ты пришел, царь Мамай, на Рускую землю с многими силами, с девятью ордами, с 70 князьми. А ныне бежишь сам девят в Лукоморье. Не с кем тебе зимы зимовати в поле. Нешто тобя князи руские горазно подчивали: ни князей с тобою нет, ни воевод. Нечто гораздо упилися на поле Куликове, на траве ковыли. Побежи, поганый Мамай, и от нас по Залесью». (Зачем ты, поганый Мамай, посягаешь на Русскую землю? Это была орда Залесская во времена первые. А тебе не быть на месте Батыя царя… И ты пришел, царь Мамай, на Русскую землю с большими силами, с девятью ордами, с 70 князьями. А теперь бежишь сам девят в Лукоморье. Не с кем тебе зиму зимовать в поле. Должно быть, тебя князья русские сильно потчевали: ни князей с тобой нет, ни воевод. Должно быть, сильно упились они на поле Куликовом, на траве ковыли. Беги, поганый Мамай, и от нас по Залесью). Основная часть памятника заканчивается благочестивыми мыслями о том, что в победе на Куликовом поле нашла свое выражение милость божия по отношению к русским князьям: «И помиловал господь бог человеколюбец князи рускыя: великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимера Ондреевича, меж Доном и Непром на поле Куликове, на речки Непрядве».
В заключении Слова Софония рязанца рассказывается о том, как великий князь с братом своим Владимиром Андреевичем стал «на костях» и распорядился произвести подсчет убитых. Боярин Михаил Андреевич сообщает цифры потерь: погибли десятки бояр из разных городов, а число всех потерь достигло 250 000. Великий князь обращается к погибшим князьям и боярам, заявляя, что они положили свои головы за Русскую землю и за веру христианскую, и приглашает брата, князя Владимира Андреевича, вернуться в Залесскую землю, к славному городу Москве и сесть на своем княжении: «Чести есми, брате, добыли и славного имени. Богу нашему слава!»
Являясь идейным преемником великих мыслей, какие вдохновляли автора Слова о полку Игореве, Софоний рязанец претворил их в условиях своего времени. В соответствии с призывом к единению всех русских князей, что составляет основной идейный смысл Слова о полку Игореве, Софоний рязанец воспел в своем произведении то единение различных политических сил, которое привело к победе на Куликовом поле. Отсюда понятно, что и художественное подражание Слову о полку Игореве не явилось для Софония рязанца чем-то случайным и внешним, что подражание это, приводя к известному сходству, в то же время обусловливало и различия.
В Слове о полку Игореве, как известно, соотношение центральных образов — Игоря, великого князя Святослава и Ярославны — определяет собою композиционное членение памятника на три основные части: 1. Выступление Игоря в поход, первая встреча с половцами, поражение на реке Каяле, последствия этого поражения. 2. Вещий сон великого князя Святослава и обращение его ко всем русским князьям. 3. Плач Ярославны и спасение Игоря из плена. В Слове Софония рязанца дело обстоит совсем по-другому. Хотя Софоний рязанец, по-видимому, был знаком со Словом о полку Игореве в его полном составе, однако свое произведение он построил не на соотношении центральных образов, а на ходе и развитии действия, связанного с Куликовской битвой, которое и подсказало ему деление памятника, кроме вступления и заключения, на четыре части, а именно: 1. Описание сборов в поход и похода русских войск. 2. Первый этап боя на Куликовом поле, окончившийся поражением русских. 3. Плач жен по убитым мужьям и переход ко второму этапу боя. 4. Второй этап боя на Куликовом поле, закончившийся победой над татарами.
Таким образом, если сопоставить Слово Софония рязанца со Словом о полку Игореве в отношении композиции, то нельзя не признать, во-первых, что монументальный образ великого Святослава с его вещим сном и обращением ко всем русским князьям не нашел себе художественного применения у Софония рязанца и вся вторая часть Слова о полку Игореве оставила в Задонщине сравнительно небольшой след в виде отдельных выражений; во-вторых, цельный и ясный образ Ярославны, заклинающей своим плачем стихийные силы природы помочь спасению Игоря, претворен Софонием рязанцем в образы московских княгинь, боярынь и воеводских жен, а также в групповой образ жен коломенских, оплакивающих своих убитых мужей, а этот мотив группового плача получил композиционное значение в качестве перехода ко второму этапу боя.
При дальнейшем изучении композиционных особенностей Слова Софония рязанца бросается в глаза, что в отношении применения мелких композиционных единиц Софоний рязанец оказался особенно близким к автору Слова о полку Игореве. Он как бы усвоил его поэтическую манеру переноситься воображением от одного момента к другому, от одних образов к другим. Поэтому на протяжении всей Задонщины мы можем наблюдать такое же, как и в Слове, наличие ряда мелких композиционных единиц, в смысловом отношении законченных и по форме завершенных. Эта особенность, быть может, не отличается в Задонщине такой последовательностью и четкостью, как в Слове о полку Игореве, где можно говорить даже о наличии своеобразных «строф», но сомневаться в ней не приходится. Только следует заметить, что завершение отдельных композиционных единиц повторными выражениями, имеющими эмоциональный характер, частично сходится со Словом о полку Игореве, а частично расходится. Так, известный рефрен Слова о полку Игореве «ищучи себе чти, а князю славы» дважды встречается в Задонщине: один раз в виде «ищут себе чести и славного имени»; в другой раз — «Чести есми, брате, добыли и славного имени». Второй рефрен Слова о полку Игореве: «О, Руская земле! уже за шеломянемъ еси», как мы уже сказали, не был понят Софонием и получил новое переосмысление. Третий рефрен Слова о полку Игореве, не раз встречающийся во второй части Слова: «за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святславлича» получил довольно широкое применение и в Задонщине, но с существенным переосмыслением. В четырех случаях применения этого рефрена наряду с понятием «Руская земля» фигурирует понятие «вера христианская», в пятом случае (в речи Дмитрия, Ольгердовича) к ним присоединяется еще: «и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича», в шестом случае (в речи Осляби) упоминания о вере и обиде оставлены, но упоминаний о Русской земле нет. Таким образом, в наиболее полном виде данное эмоциональное словосочетание мы ветречаем в обращении Дмитрия Ольгердовича к своему брату: «Брате Ондрей, не пощадим живота своего за землю за Рускую и за веру крестьяньскую и за обиду великого князя Дмитриа Ивановича». Творя в духе и стиле Слова о полку Игореве, Софоний рязанец обнаружил способность создавать новые эмоциональные словосочетания, получавшие у него повторное применение, например: «на поле Куликове, на речьки Непрядве», которое не раз находим ъ памятнике в таком виде и с некоторыми вариациями.
Последняя важная композиционная особенность Слова о полку Игореве, состоящая в обращении к событиям и образам далекого прошлого и во включении поэтических реминисценций о прошлом в состав произведения, отразилась в Задонщине очень ограниченно. Следы ее наблюдаем только в образе Бояна, воссоздаваемом вовступительной части памятника, да в прозаической фразе в конце вступления: «А от Калагъския рати до Мамаева побоища лет 160».
В области символики между Задонщиной и Словом о полку Игореве, конечно, немало общего. В Задонщине встречается как символика явлений природы, свойственная Слову, так и особенно символика животного мира, получившая здесь дальнейшее развитие: кроме туров, волков, лисиц и различных птиц — орлов, соколов, кречетов, воронов, галок, зегзиц и соловья, в ней упоминаются еще ястребы, гуси, щуры и жаворонок. Однако символика бытового характера воспроизводилась в Задонщине лишь частично и развита была только в одном направлении. Так, в произведении Софония рязанца мы совсем не находим картин боя, облеченного в образы земледельческих работ, но зато символика на тему «битва — пир» представлена в Задонщине разнообразно и по-новому. С ней мы встречаемся сначала в речи Дмитрия Ивановича боярам, воеводам и детям боярским, когда он говорит: «то ти, братие, ваши московъскыя сластныа меды и великия места», затем в обращении, к брату Владимиру Андреевичу: «туто испити медовыа чары поведенью» и, наконец, обнаруживаем ее в иронических словах фрягов Мамаю: «Нешто тобя, князи, руокие горазно подчивали: ни князей с тобою нет, ни воевод. Нечто гораздо упилися на поле Куликове, на траве ковыли».
Из выразительных и изобразительных средств, характерных для Слова о полку Игореве и для Задонщины, наиболее значительный интерес представляют словосочетания с эпитетами и формулы параллелизма., Ряд сочетаний с эпитетами перешел в Задонщину из Слова без существенных изменений. Таковы не раз встречающиеся сочетания: борзый комонь или борз конь, храбрая дружина, сильные полки, серый волк, вещаго Бояна, живыа струны, ратного духа, храбрыа плъки, великими полкы, черному ворону, черленьгми щиты, златое стремя, золочеными шлемы, синии молнии, черна земля, горы каменныя, поля широкыи, неуготованными дорогами. Следующую, небольшую группу составляют эпитеты Слова о полку Игореве, получившие в Задонщинё хотя и не тождественное, но все же аналогичное применение. Таковы: поганый (поганого Мамая, поганий татарове), храбрый (сынове храбрый, храбрых удальцов), дорогой (дорогое узорочье), сильный (сильная рать), златой (от златых колодец), золоченый (золочеными колоколы), кровавый (кровавый тучи), харалужный (копьи харалужными), хиновский (о шеломы хиновъския).
Указанным двум группам эпитетов, роднящих Задонщину со Словом, противостоит другая, более значительная категория эпитетов, которые не находят себе соответствия в Слове о полку Игореве и являются результатом самостоятельного поэтич