Повести о Максимове — страница 1 из 37

Михайловский Николай Григорьевич

Повести о Максимове



Аннотация издательства: Произведения известного писателя-мариниста Н. Г. Михайловского, собранные в этой книге, представляют своеобразную летопись Северного флота в дни Отечественной войны и в мирные годы, где беллетристические произведения соседствуют с художественно-документальными повествованиями. Читатель встретит здесь рассказы о боевых делах командующего флотом в годы войны адмирала А. Г. Головко, выдающихся североморских подводников Н. Лунина, И. Колышкина, Г. Щедрина и еще многих, чьи имена остались в истории навечно.


Из предисловия: И как закономерное продолжение этого повествования («Этот долгий полярный день») воспринимается повесть «Мыс Желания», где мы встречаемся с людьми таких же героических характеров — Шуваловым, Максимовым, Зайцевым. Здесь персонажи — лица вымышленные, само повествование — беллетристично. Но в сравнении со страницами воспоминаний особенно очевидной становится типичность изображенных писателем людей. О повести «Всплыть на полюсе!» нужно сказать особо. Сейчас еще только идет разведка качественно новой темы нового флота, и книга Н, Михайловского (об этом уже много писалось в печати) — явно удавшаяся разведка новых характеров, обстоятельств, нравственных коллизий, характеризующих советский атомный флот. Особенно здесь нужно отметить характеры молодого офицера Геннадия Кормушенко и других персонажей— это несомненные удачи в нашей маринистике. Повесть Н. Михайловского — романтическое повествование о подвижничестве советского моряка в «мирные» дни. «Мирные»: ни на один день на планете после 1945 года не замолкали выстрелы, и Н. Михайловский ярко показывает, какая это почетная профессия в наши дни — защищать Родину. Образ Максимова, прошедший через повести, «связывает» флотскую быль о подвижничестве самых разных поколений моряков.



Повести о Максимове



Повести о Максимове


Мыс Желания


1


Тревожно завыла сирена. Минуту спустя застрекотали пулеметы, и почти одновременно глухо ударили зенитки. На Полярное обрушился оглушающий грохот: город находился в кольце заградительного огня. Люди побежали в укрытия. Пришлось повернуть в убежище и капитану второго ранга Максимову. Он сошел с корабля, надеясь побывать в штабе флота, а потом забежать за нужными книгами, но никуда не попал и должен был, торопясь и досадуя, ждать отбоя тревоги.


В полутемном, вырубленном в скале убежище Максимов хотел переждать тревогу у дверей, но люди все прибывали и прибывали, и его вскоре оттеснили чуть ли не на самую середину, под свет единственной мутной лампочки. Оттуда он пробрался к стене и устроился поудобнее в углу. На скамейке потеснились, дали ему место. Здесь пахло сыростью и махоркой.


Где-то поблизости прокатился удар, задрожали стены, лампочка мигнула раз-другой и погасла.


— Товарищ мичман! Позовите электрика. Пусть ввернет новую лампочку.


Кто-то запыхтел за спиной Максимова и, бесцеремонно оттолкнув его, начал продвигаться к выходу.


Максимов встал, пошарил рукой, натыкаясь на чьи-то спины, и, поняв, что выйти невозможно, снова опустился на скамейку.


— Есть у кого спички? — спросили рядом. Максимов достал из кармана зажигалку, повернул колесико и протянул в темноту. К огню наклонился человек в капюшоне, низко надвинутом на лоб.


Запахло ароматным табаком. Запах что-то напомнил Максимову, но что именно — он никак не мог определить.


— У вас, кажется, заграничные? Голос из темноты отозвался:


— Заграничные. Хотите?


Максимов вынул из шуршащей пачки, любезно поднесенной к его руке, сигаретку, помял ее, понюхал, зажег огонь и наконец вспомнил: такие сигареты он курил в Испании.


— Приятные, правда? Вы попробуйте сразу затянуться поглубже, тогда почувствуете всю прелесть.


«Какой знакомый голос!» — подумал Максимов и сказал:


— Да мне безразлично, какие они на вкус. Из меня курильщик никудышный. Я просто давно этого запаха не слышал, последний раз в тридцать шестом, в Испании.


— Вы были в Испании?


— Так точно.


Отбоя не давали. Сидели в полной темноте. И среди незнакомых эти двое почувствовали себя связанным огоньком сигареты, воспоминаниями о прошлом.


— Откуда у вас эти сигареты?


— Из Америки. Только что вернулся. Хотите всю пачку?


— Спасибо. Не откажусь.


— Я не охотник до сигарет. Курю трубку. Трубка успокаивает, помогает сосредоточиться. Да и табак трубочный крепче, серьезнее.


Горн пропел отбой: распахнулась дверь, и холодный воздух ворвался в бомбоубежище. Людской поток, хлынувший на свет, вынес Максимова к двери. Выйдя из убежища, он раньше всего посмотрел в сторону причала» на мачты кораблей. Все на месте. Все в порядке. Он успокоился и уже собирался повернуть к штабу флота, как вдруг услышал:


— Товарищ, а сигареты забыли?


Он обмер. Рядом с ним стоял Зайцев, располневший, округлившийся, в темно-синем щегольском плащ-пальто и высокой фуражке, обтянутой прозрачным целлофановым чехлом.


Зайцев тоже не ожидал встречи, в глазах его промелькнул испуг, но он тотчас поборол его и растерянно улыбнулся.


— А, Михаил! Подумать только, встретились, и где — в родимых пенатах! — воскликнул он и принялся трясти за плечи Максимова. — Такой же! Все такой же! Только вроде плотнее стал. Это что, для, солидности? А бороду куда девал? Значит, уже капитан второго ранга? Персона грата!


Максимову стало неприятно. Все пережитое всколыхнулось в душе, отозвалось болью. Он с неприязнью смотрел на холеное, раздобревшее лицо Зайцева.


— Как живешь-то? — продолжал Зайцев, крепко держа руку Максимова.


Максимов отстранился.


— Живу нормально. Командую кораблями ОВРа.


— Тральщиками, что ли?


— Да, тральщиками, — нехотя ответил он.


— Стало быть, в самом фокусе жизни.


— Вроде так.


— А я только из Америки. Делами ленд-лиза занимался, — как бы невзначай сообщил Зайцев.


«Высоко взлетел!» — отметил про себя Максимов и не без иронии спросил:


— Товарищ Кормушенко тебе поспособствовал или кто другой?


Зайцев нахмурился:


— При чем тут Кормушелко? Было бы тебе известно, это — особое правительственное задание. Ты знаешь, через какое сито просеивают, прежде чем туда послать?!


— Полагаю, — нехотя отозвался Максимов. Зайцев как-то сразу потускнел, нахохлился, дал понять, что оскорблен в своих лучших чувствах.


— Ну, поддержал Кормушенко.


При всей внешней солидности Зайцев сейчас выглядел жалко.


— Извини, я тороплюсь на доклад к командованию, — козырнув, сказал Максимов и повернулся.


Он добрался до штаба флота, поднялся по ступеням, но дверь не открыл. Сперва глянул вниз — Зайцева уже не было. Максимов вернулся и зашагал по дороге, ведущей, в сопки, не отдавая себе отчета в том, куда идет. Он шел тяжелой походкой, потрясенный этой встречей.


Вернулся на корабль, снял шинель и только сел в кресло, как раздался телефонный звонок. В трубке послышался всегда мягкий, певучий голос начальника штаба ОВРа:


— Принимай нового командира.


— Кого именно?


— Тебе повезло. Из Америки прислали.


У Максимова сжалось сердце: так и знал, что это может случиться.


В трубке что-то прошуршало, и начштаба с укором спросил:


— Ты что же, разговаривать со мной не хочешь?


— Прошу извинить! Очень уж все это неожиданно, — неловко оправдывался Максимов.


— А-а-а... Тогда претензий не имею. Встреть командира, потолкуй с ним и позвони.


Максимов поднялся, схватил шинель и спешно начал собираться. «Пойду к члену Военного совета, — решил он, — все как есть расскажу». Он на минуту представил себе разговор с членом Военного совета. Тот выслушает, покачает головой: «Стыдитесь! Родина в опасности, а вы вздумали старые счеты сводить. Мало ли какие отношения складывались до войны! Извольте забыть о них. У нас один общий враг. Понимать надо...» Что на это ответишь?


Сбросив шинель, Максимов зашагал по каюте. Он силился убедить себя в том, что сейчас у него нет права ворошить прошлое. Служба службой, а дружба уже растоптана. Осталась служба, и надо нести ее как подобает.


Стук в дверь заставил Максимова подтянуться и принять обычный деловой вид.


В каюту нерешительно вошел Зайцев. Он был в своем щегольском плащ-пальто и фуражке с целлофановым верхом, из-под которой кокетливо выглядывал рыжий чуб.


— Капитан третьего ранга Зайцев прибыл для дальнейшего прохождения службы, — доложил он, держа руку под козырек.


Лицо с рыжими, сдвинутыми у переносицы бровями выражало чувство собственного достоинства: «Вот видишь, ты не хотел разговаривать со мной, а начальство приказывает служить вместе — и, будь любезен, выполняй».


— Раздевайся, — Максимов указал глазами на вешалку.


Зайцев снял пальто, присел к столу, помедлил, не зная, как обращаться — на «ты» или на «вы».


— Пришел я в отдел кадров, меня спрашивают: «Хотите к Максимову на тральцы?» Я сказал: «Не возражаю». А вышел с назначением — червячок внутри точит. Вспомнил, как встретились в убежище, и думаю: «Пожалуй, опрометчиво поступил».


— Все от тебя зависит, — холодно сказал Максимов. — Если решил добросовестно служить, хорошо воевать, то какие могут быть опасения?


— Время покажет... — многозначительно заметил Зайцев и замялся. — Где семья, что с Анной?


Максимов отвернулся, посмотрел в иллюминатор.


— В начале войны в Харьков подались. Застряли у немцев. Где теперь — не знаю. — Он сжался, как будто от боли, и, не сразу придя в себя, спросил: — Ну а твоя жена где? Как Лидочка?


— Не спрашивай. Один как перст.


— Печально, — заметил Максимов. — Ну да ладно, это все в прошлом, давай о деле. Скажи, приходилось тебе когда-нибудь командовать кораблем?