— Совершенно верно. Дача — фамильная ценность, переходит из рода в род. Они пользуются, потом мы, потом наши дети и внуки... Что ж тут плохого?
Наташа так и прыснула со смеху:
— Ну чем не старосветский помещик?! Они так же рассуждали: сам буду пользоваться, потом дети, внуки…
— Гена, поверь, она совсем не практичный человек. Думает, что, кроме микробиологии, ничего на свете не существует.
— Ну, зато ты у меня практичен больше, чем надо...
В эту минуту Геннадий увидел зеленый огонек. Вышел на шоссе и поднял руку. Машина остановилась. Наташа и Федор заняли места на заднем сиденье. Геннадий махнул им вслед и повернул к дому. Войдя в лифт, он пожалел, что не взял ключи и должен будить родителей. Робко нажал кнопку и стоял в нерешительности, пока не донеслось шуршание. В дверях появился отец. Он был все в той же старой синей пижаме, щурился на свет, зевал, спрашивал, где Геннадий так долго задержался.
— Ловили такси, не так просто, вроде нашего грешного Мурманска.
Отец зашел в комнату Геннадия, сон у него пропал — как не бывало, сел на диван и стал жадно расспрашивать:
— Ну что нового на флоте? Как тебе живется? Мать печется о твоей семье. А у меня забота о службе.
— Служим, папочка, ума набираемся. Недавно на Северном полюсе побывали.
— Да ну?! — изумился отец. — В наше время туда только папанинцы добрались, и то пришлось выручать...
— А мы недавно своим ходом дошли, всплыли, и, понимаешь, поднялся ураганный ветер, началась подвижка льда. Лодка погрузилась, а я с двумя парнями остался на льду...
В глазах отца вспыхнула тревога. Заметив это, Геннадий поспешил его успокоить:
— Ничего страшного не произошло. У нас было задание, мы его выполнили. А тем временем буря кончилась, наши всплыли в другой полынье. И, как видишь, полный порядок...
— Черт дери! — Даниил Иосифович по-молодецки вскочил, хлопнул сына по плечу. — Так вы же настоящие полярные Робинзоны!
— Живем, отец, не тужим. Мне повезло. Попал под начало хорошего начальства. Может, слышал — контрадмирал Максимов?
Даниил Иосифович потирал лоб, напрягая память:
— Погоди, одного Максимова я знал, который был в Испании.
— Он самый, герой Испании! Кормушенко процедил с сарказмом:
— Тоже мне герой! Войну там проиграли, вернулись с кукишем в кармане. Если бы мы там разбили немцев, Гитлер бы еще подумал, стоит ли ему на нас нападать. А то ведь Испанию не сумели удержать. Ну, он и решил: у русских кишка тонка — и бросился очертя голову.
Геннадий перебил его:
— Что ты говоришь, папа? Какой вздор! Еще никто наших добровольцев не обвинял в трусости или поражении.
— А вот я обвиняю!
— Пойми, они были там каплей в море.
— Ну и что же? Капля, она гранит точит. Слышал такую поговорку?!
— Слышал, но все, что ты говоришь, к Максимову не относится. Он самый уважаемый человек на флоте.
— Тем лучше. В наше время так не считали.
Геннадий подошел к окну, глянул на тихую улицу в мерцании огней и решил: настало время узнать главное...
— Я слышал, будто у вас с нашим адмиралом были неважные отношения, — сказал он.
Кормушенко встрепенулся, как испуганная птица, но не потерял твердость:
— В каком смысле?
— Будто по твоей вине у него были крупные неприятности.
— По моей вине? Да ты что, рехнулся?! — гневно произнес Кормушенко. — Да что я с ним не поделил?! Надо же было ему с каким-то иностранным капитаном шашни завести. Знаешь, как это расценивалось? Существует капиталистическое окружение, и в нашей стране классовый враг не дремлет, заодно с капиталистическим миром действует. Попробуй я слиберальничать...
Он смолк и опустился на стул и долго сидел молча, недвижимо, жалкий, надломленный, как будто у него внутри что-то оборвалось. И Геннадий глянул на отца, сидевшего с опущенной головой, и решил этот разговор закончить. К тому же в эти минуты открылась дверь — и появилась мать, в ночном халате и мягких туфлях.
— Что это вы глядя на ночь митингуете? Гена устал с дороги. Пойдем, пойдем, пусть он отдыхает. Еще будет время — наговоритесь.
— И то верно, мать, — согласился Даниил Иосифович, поднялся со стула и первым удалился, а Полина Григорьевна подошла к сыну, обняла его.
— Геночка! Если завтра утром я испеку пирожки с капустой, будешь есть? Ты любил мои пирожки.
— Все равно, мама. Ты лучше себя не затрудняй. Без пирожков обойдется.
Он нежно провел рукой по седой голове матери.
— На сколько же дней тебя отпустили?
— На три дня. Не могли больше, я там новый человек. Командующий узнал, что ты нездорова, вызвал меня и говорит: поезжай, проведай мамашу.
— Спасибо, дай ему бог здоровья. Может, и свиделись с тобой в последний раз, — она смотрела в глаза сыну, а по щекам катились крупные слезы.
— Ну что ты, мама? Зачем так? Ты еще приедешь к нам в Заполярье. Посмотришь, как мы устроились.
— Нет уж мне до вас не добраться. Пришлите на лето Танюшку. У нас на даче хорошо. Море близко. Много ягод. Я ей каждый день буду делать фруктовые соки.
— Ну вот, еще забот тебе недоставало. Таня поедет в Крым с детишками наших моряков. А ты береги себя.
— Зачем беречь, Геночка? Кому я нужна!
— Нам всем нужна... И мне, и Наташе...
— Эх, Геночка, — она махнула рукой. — У вас свои семьи и своя жизнь. Так уж заведено: если птенец вылетел из гнезда — не жди обратно.
— Неправда! Ты наша мать, и мы с Верочкой все для тебя сделаем. Поедем к нам. Согласна?
— Такой вопрос не просто решить, Геночка.
— Ну вот, давайте завтра соберемся, обсудим. Я заберу тебя, а отец пусть там возится со своим поместьем.
— Ладно, ладно. Завтра потолкуем. Ты ложись и спи подольше. Небось вы там с шести утра на корабле?
— Нет, мама, офицерский состав к восьми является.
— Ну ладно, спокойной ночи. Завтра проснешься, будет чай с пирожками.
Она обняла, поцеловала Геннадия в щеку и засеменила к двери.
* * *
В один из тех ранних весенних дней, когда в Ленинграде еще сыро, склизко и ветер перебирает голые ветви деревьев, Геннадий вышел из дому с небольшим чемоданчиком, в котором лежала посылка для сына адмирала Юры Максимова.
Из района Автово было не так просто добраться на Васильевский остров. Зато он без труда нашел нужную улицу и высокий старинный дом с драконами на фасаде — общежитие студентов кораблестроительного института. Возле подъезда стоял автобус и толпилась молодежь. Геннадий осведомился насчет Юрия Максимова. Все ответили: не знают такого. И только белобрысый парнишка повел Геннадия на шестой этаж по лабиринту длинных коридоров. На пути им встретился рослый, курчавый, чуть смуглый юноша. Он остановился в изумлении: столь непривычно в этих стенах появление военного моряка.
Не успел белобрысый парнишка и двух слов сказать, как курчавый юноша спросил, не скрывая восторга:
— Вы, наверно, с Северного флота, от Максимовых?
— Так точно! — сообщил Геннадий,
— В таком случае заходите. Я их сын...
Геннадий увидел две койки, стол с чертежной доской и небольшой платяной шкаф.
— Вот наше жилище... — объяснял Юра. — Последний годик. А там диплом...
Геннадий открыл чемодан, извлек посылку, Юра не глядя сунул ее в шкаф и торопливо спросил:
— Как там родители?
— Все благополучно. Анна Дмитриевна — неутомимый деятель женсовета, а с вашим отцом мы недавно на полюсе побывали...
— На Северном полюсе? — Юра вытаращил глаза. — Да как же вы туда попали?
Геннадий засмеялся.
— Как попали, вам расскажет папа.
Юру разбирало любопытство, только он догадывался, что если лейтенант ссылается на отца, значит, не стоит об этом разговаривать.
— Вы извините, у нас сейчас экскурсия на строительство атомного ледокола, — с виноватым видом сообщил Юра.
— Ничего, у меня еще дела есть... — Геннадий начал собираться.
Но белобрысый парнишка, все время не сводивший с него любопытных глаз, вдруг спросил:
— Может, вы присоединитесь к нам? Там много интересного увидите. Может, и не представится такой случай...
Юра обрадовался находчивости товарища и еще более настойчиво повторил:
— В самом деле, давайте с нами, вы ведь, наверно, не видели второго атомного ледокола?
— Я и первый видел только на фотографиях, — признался Геннадий.
— Тем более, — обрадовался Юра, поняв готовность моряка принять участие в экскурсии.
Все трое спустились вниз.
Сидя в автобусе в веселой шумной компании студентов, Геннадий чувствовал себя прекрасно и в разговорах с Юрой о Севере не заметил короткого пути. За окном промелькнуло несколько улиц, и наконец впереди выросли ворота Балтийского завода...
Толпа студентов, и среди них Геннадий, заметно выделявшийся лейтенантскими погонами, остановилась у бетонного основания стапеля, на котором мрачной черной громадой высился корпус атомного ледокола.
С металлическим лязгом двигались краны, стучали пневматические молотки, шипела электрическая сварка. Каскады искр вспыхивали то в одном, то в другом месте. И поверх всех шумов невесть откуда доносились разноголосые команды: «Майна!», «Вира!»
Студенты, привычные к заводской обстановке, ни на что не обращали внимания, зато Геннадию это было ново, и он смотрел на все изумленными глазами. Человек в кепке и синей спецовке, неожиданно объявившийся в толпе студентов, хлопнул несколько раз в ладони:
— Товарищи! Прежде чем осмотреть корабль, прошу следовать за мной.
По дороге он сообщил вроде как по секрету:
— Вам здорово повезло, ребята. Я договорился, и сам строитель будет вас принимать.