– Это у них в семье все такие. Батька говорил, что у всего ихнего рода этакие носы, как у ястребов, так уж по наследству пошло.
– А ну дай, я посмотрю! – отозвался Дергач, гревшийся на солнце.
Он поднёс фотографическую карточку к глазам и в ту же секунду слегка вскрикнул и быстро перевернулся.
– Змей! – испуганно вскрикивая, взвизгнул Валька.
Яшка подпрыгнул тоже.
Но Дергач не шевельнулся, схватил фотографию обеими руками и жадно впился в неё глазами.
– Где змей? Чего ты врёшь, дурак? – рассердился на
Вальку Яшка. – Я вот тебе дам затрещину, чтобы знал, как спугивать.
Валька виновато заморгал глазами:
– Так разве же это я! Это же Дергач… чего он как ужаленный вертанулся.
Яшка с удивлением посмотрел на Дергача. Лицо того было взволнованно и глаза блестели.
– Кто это? – спросил Дергач, показывая на карточку.
– Это… это граф здешний… то есть сын графов. Их в революцию разгромили. А где Волка-то мы прячем – это ихняя усадьба была.
– Вон оно что! – пробормотал Дергач, засовывая карточку в карман. И, отвечая на Яшкин вопросительный взгляд, добавил: – Потом отдам!… А ну-ка, чего мы заканителились! Огонь чуть не погас. Давай хворосту.
Долго – почти весь день – возились в овраге ребятишки.
Собирали сучья, играли в колышек, поймали внизу четырёх ящериц и завязали их занятно в тряпицу.
Только что окончили варить козлятину, как Валька, разыскавший поверху дикую малину, кубарем скатился вниз.
– Ребята, – прошептал он взволнованно, – по тропке из леса Стёпка, Мишка и Петька идут… должно быть, за грибами ходили. Вот бы накрыть их!
– Нет, – ответил Яшка, переваривая в себе желание отколотить своих заклятых врагов. – Ежели мы вдвоём выскочим, то они набьют нас, потому что их больше. А
ежели с Дергачом, тогда они узнают и всем расскажут, что мы с ним заодно.
– Дай я один пойду, – задорно предложил Дергач, и, схватив палку, он, как ящерица, начал пробираться наверх.
Валька и Яшка забрались к краю оврага и, чуть высунув головы, приготовились наблюдать, а на крайний случай, уже невзирая ни на что, прийти на помощь товарищу.
Дергач остановился за кустом у тропки и стал караулить. Едва Стёпкина компания приблизилась, Дергач вышел и, чуть расставив ноги, загородил им дорогу.
Столь неожиданное появление опасного противника заставило остолбенеть мальчишек. Но, сообразив тотчас же, что их трое, а он один, они решили защищаться.
– Бросай корзину! – крикнул Дергач вызывающе. Вместо ответа Стёпка поставил корзину и наклонился за камнем; остальные двое сделали то же.
– А, так вы вот как! – рассерженно крикнул Дергач, и, оглушительно засвистев, он бросился с поднятой палкой на врагов.
– Кровь! – в ужасе крикнул вдруг кто-то, разглядев красные руки Дергача.
И, вероятно, предположив, что страшный Дергач только что совершил кровавую расправу над каким-либо путником, все трое, не дожидаясь, пока и их постигнет та же участь, в панике бросились бежать, преследуемые издевательским свистом Дергача.
– Видал, – восхищённо завопил Валька, – как он один на троих! Ой! Ой! Как хорошо, Яшка, что мы сдружились с
Дергачом! – И Валька вне себя от восторга принялся кататься по траве.
Дергач спустился к костру, молча бросил захваченную корзину и опять лёг.
– Как это ты их здорово! – сказал Яшка, подсаживаясь рядом.
Дергач слегка улыбнулся, махнул рукой, как бы говоря, что не стоит о таком пустяке разговаривать, и опять, вынув фотографию, принялся её рассматривать. Яшка высыпал грибы на траву, а старую корзинку кинул в огонь.
– Зачем ты?
– Нельзя же с ихней корзиной домой возвращаться, узнать могут. А грибы мы потом ссыпем в опростанный котёл и домой стащим, а там в свои лукошки пересыпем. А
если матери станут ругаться: где пропадали? – мы скажем, что за грибами ходили. Грибы-то во какие… белые, берё-
зовиков вовсе мало.
Совсем уже вечерело, когда Дергач, нанизав куски мяса на бечеву, отправился снести продовольствие в «Графское», а ребята, подхватив котёл, потащились к дому.
Они благополучно миновали тропку, никого не встретили на огородах и уже в саду столкнулись с поливавшей грядки Яшкиной матерью.
– Это вы что же, идолы, делаете? Это вас куда с котлом носило? – грозно приближаясь, спросила она.
Валька, как и всегда в таких случаях, стремительно дал ходу, а Яшка так оторопел, что только и нашёлся ответить:
– Мы, мам, за грибами… мы, смотри, каких белых…
– Это с котлом-то за грибами? – остолбенела мать. – Да ты чего врёшь-то!
Получив затрещину, Яшка взвыл не столько от боли, сколько по обычаю, и улепетнул во двор.
Мать подошла к котлу, заглянула в него и, увидав большую груду грибов, пришла в ещё большее недоумение:
– Батюшки вы мои! Да что же это такое? Я думала, он врёт, что за грибами… а он на самом деле… – И она беспомощно развела руками. – А только… только где же это видано, чтобы по лесу с двухпудовым котлом за грибами ходили… Да уж они, не дай бог, не сошли ли и на самом деле с ума?
IX
В этот вечер Яшку из дома больше не выпустили.
Валька покрутился было возле его окна, посвистел. Но оттуда вдруг выглянуло рассерженное лицо Яшкиной матери и послышался её суровый голос:
– Я вот тебе посвищу! Я тебе посвищу, поросёнок этакий! Я вот тебе сейчас ведро с помоями на голову выплесну!
Валька шаром откатился подальше и решил, что Яшку заперли либо засадили за арифметику и придётся одному бежать ныретку перекидывать.
Он захватил с собою «кошку», то есть якорь из гвоздей, подвешенный к тонкой бечеве, и понёсся к речке.
Солнце уже скрылось. Над почерневшей рекою раскинулись облачка тёплого пара. Валька спустился к старой искорёженной раките, раскинувшейся возле поросшего осокой берега, взял конец бечевы в левую руку, правой раскачал «кошку» и, наметив место, быстро выбросил её вперёд.
Вода булькнула. Испуганно бултыхнулись с берега встревоженные лягушки.
Валька потянул конец бечевы – бечева не натягивалась.
– Не зацепило! – догадался он и перебросил «кошку»
чуть правее.
– Ага… теперь есть!
Сердце его затрепетало, как птица, запутавшаяся ночью в кустах, когда неуклюжие прутья ныретки показались над поверхностью воды.
– Эх, кабы щука… либо налим фунта на три.
Он выхватил ныретку, поднял её к глазам и, не обращая внимания на струйки воды, стекавшие ему на штаны, принялся рассматривать улов:
– Две плотвы… три ерша, три сайги и два рака.
Валька вздохнул разочарованно, нанизал рыбёшек на кукан. Раков выбросил в реку, ныретку перекинул на другое место и, свернув «кошку», выбрался наверх.
Была уже ночь. Красной дугою выглядывал из-за леса край огромной луны. И, озарённые её слабым сиянием, развалины графской усадьбы казались теперь снова величественным, крепко спящим замком.
Но что это? Валька подпрыгнул, точно зацепил ногой за корягу, и выронил кукан. Одно из окон спящего замка озарилось изнутри слабым светом.
«Что за штука? – подумал Валька. – Кто это там?…
Ага! Да это, конечно, Дергач зажёг свечу. Но чего он там бродит? Как он, дурак, понять не может, что отсюда могут увидать мальчишки и заинтересоваться!»
Валька наклонился, отыскивая оброненный кукан. Когда он поднял голову, то света в окошке уже не было.
И на Вальку напало сомнение, что не лунный ли отблеск на случайно сохранившемся осколке стекла принял он за огонь.
«Надо будет завтра спросить Дергача, – решил он. –
Ежели он не зажигал огня, то, значит, мне показалось».
X
С утра Яшку нарядили в новые штаны, праздничную рубаху, и из сундука мать достала пахнущий нафталином картуз.
– Мам… а картуз-то зачем? – запротестовал было Яшка. – Сейчас не осень и не зима, и так жарко.
– Помалкивай! – оборвала его мать. – Хочешь, чтобы судья посмотрел на тебя и сказал бы: у, какой хулиган, весь растрёпанный! Да рожу-то получше умой. Да если спрашивать тебя чего будут, то отвечай скромно да носом не шмыгай.
В суде они встретили Стёпкину мать – лавочницу, разряженную в старомодную плюшевую кофту, и Степку, до того зачёсанного назад, что, казалось, глаза его даже по лбу подались.
Матери расселись молча, не поздоровавшись. Стёпка же ухитрился показать Яшке язык, на что тот повернул ему в ответ аккуратно сложенную фигу.
Началось разбирательство этого запутаннейшего дела по встречным искам о возмещении убытков.
Первый – о стоимости трёх кур, задушенных собакой, носящей кличку «Волк». Второй – о стоимости двух утят и куска вареного мяса, похищенных котом, носящим кличку
«Косой». Сначала ничего не возможно было понять. Выходило как будто бы так, что кур никто не душил, а мяса никто не утаскивал. Потом вдруг оказалось, что куры сами виноваты, ибо забрели на чужую территорию и разрывали грядки с рассадой.
А утят сожрал и мясо стащил не «Косой» кот, что
Стёпкин, а «Бесхвостый» Сычихин, который давно уже имел репутацию подозрительной личности, занимающейся тёмными делами. Однако бойкая Сычиха тотчас же клятвенно присягнула в том, что «Бесхвостый» вовсе не её кот, а живёт он на чердаке её бани самовольно, сам заботясь о своём пропитании, и никакой ответственности за него она нести не может.
– Свидетель Яков Бабушкин, – спросил судья, Егор
Семёнович, добрый старик со смеющимися глазами, – ответьте мне на вопрос: были ли вы во дворе, когда собака
Волк бросилась на соседских кур?
– Был, – отвечает Яшка.
– Что вы делали?
– Мы… – Яшка заминается.
– Отвечайте… не бойтесь, – подбадривает судья.
– Мы с Валькой пуляли из рогуль.
– Из чего-о?
– Из рогуль, – смущаясь, продолжает Яшка. – Палка такая с резиной, в неё камень заложишь, а он как треснет!
– Куда треснет? – удивляется судья.
– А куда нацелиться, туда и треснет, – объясняет Яшка и окончательно сбивается, услышав гул сдержанного хохота.