— В девять? Да.
Капитан согласно кивнул.
— Надо выяснить у пассажирского помощника, спрашивал ли Клячко про вас. Капитан поднял трубку.
— Пассажирского ко мне!
— Не похож он на убийцу, Иван Афанасьевич.
— Оттого что трус, что ли?
— Не только…
— Пусть посидит, — недовольно буркнул капитан. — Не хватало еще, чтобы он за борт выкинулся или петлю на себя накинул. Так надежнее.
Он встал.
— Я на мостике.
В эту ночь никто из экипажа «Грибоедова» не сомкнул глаз. Валя, буфетчица капитана, носила в каюту кофе. Капитан находился на мостике, Василий Егорович и Звонарев терпеливо раскладывали пасьянс из фактов.
Валя поставила перед ними чашки с горячим кофе, осталась стоять у двери.
— Ты что, Валюта? — Помполит поднял на нее глаза.
— Я знаю, кто убил, — тихо сказала она.
— Так…
— Радист.
— Дальше…
— Девчонки видели, как Марина Киселева ночью в душевой наволочку стирала.
— Тю… при чем здесь радист?
— У них любовь. Это его наволочка. Девчонки с ней в одной каюте живут, Паша и Люба…
Помполит взглянул на Звонарева.
— Вы что-нибудь поняли?
— Где эта наволочка? — спросил Звонарев.
— Там и висит.
— Хорошо бы на нее взглянуть.
— Сейчас я скажу девчонкам, они принесут.
Валя вышла.
— Василий Егорович, попробуйте под каким-нибудь предлогом заглянуть в каюту к радисту. Тюриков его фамилия?
— Да, да. Сейчас. — Помполит грузно поднялся, усмехнулся у двери: — Ловкий из меня сыщик…
— Мэ… эта неважьможьно!.. — прогудел в коридоре знакомый голос. Дверь открылась, капитан пропустил впереди себя Катарикоса. Тот увидел Звонарева, повел мимо него холодным, неузнающим взглядом. Капитан указал рукой на кресло, но Катарикос не сел.
— Двьенадцать ноль я должен быть Фамагуста! Ви эта не понять. Русские привыкли тяп-ляп… мэ я как эта… имьею обязательств перед фирма… Бизнес… Эта большие деньги!..
— Боюсь, вы не поймете другое. — Капитан устало потер виски. — То, что жизнь человека, которого мы сейчас ищем, стоит гораздо больше денег. И до тех пор, пока он не будет на борту, наше государство, доверенным лицом которого я являюсь, готово нести любые убытки.
Звонарев с любопытством смотрел на Катарикоса. Маленький добродушный толстяк исчез. Его место занял совершенно другой человек — холодный самоуверенный барин, со злыми и ненавидящими глазами.
— Ви обьязан собльюдать срок! — с трудом сдерживая ярость, сказал Катарикос.
— Я обязан соблюдать многое. Например, морские традиции… Честь русского флага…
— Я радиографирую страховая компания Ллойда…
— Честь имею.
Катарикос хлопнул дверью и Звонарев сказал:
— По-русски-то как шпарит, собака! Днем совсем не умел.
Вошел помполит с наволочкой.
— Его, — сообщил он убито. — Радиста нашего.
Звонарев взял наволочку, внимательно рассмотрел ее на свету лампы.
— Марина Киселева — кто это?
— Сервизница. Хотите поговорить?
Болгарский сухогруз «Бургас», войдя в предполагаемый район поисков, снизил скорость до самой малой и медленно, галсами стал бороздить воды Эгейского моря. Два длинных луча прожектора ощупывали поверхность воды. Одна задругой взлетали в небо осветительные ракеты, все члены экипажа дежурили на палубе.
Капитан переходил с одного крыла мостика на другой, время от времени отдавая короткие команды:
— Тихо! Говорите тихо!
По левому борту судна висела на талях приспущенная шлюпка, готовая по первому сигналу соскользнуть в воду.
Вдруг впередсмотрящий крикнул:
— Виждам!
— Стоп машина! — скомандовал капитан.
Тут же от корабля отделилась шлюпка и ушла в ночь, где только что мелькнула в свете прожектора и скрылась фигурка пловца. Острый луч света снова выхватил ее из воды, матросы нажали на весла, расстояние между шлюпкой и Зиной стремительно сокращалось.
— Браво, дивойче! — восхищенно произнес матрос на руле. И как будто сглазил. Когда шлюпка была совсем рядом, силы вдруг оставили Зину — сказался, видимо, психологический эффект близкой помощи, — и она, безвольно опустив руки, пошла ко дну.
Следом за ней выпрыгнули и ушли в глубину двое гребцов из шлюпки. Несколько секунд их не было — на мостике замерли в напряжении, — наконец над поверхностью воды показалась сначала одна голова, затем сразу две.
«Грибоедов» тоже шел с зажженными прожекторами и также отделялись от него и уходили вверх одна за другой ракеты.
На крыло мостика выскочил вахтенный штурман.
— Вас к радиотелефону! Капитан «Бургаса».
Капитан бросился к телефону.
— Да, слушаю!.. Жива?! Нашли Шуранову! — радостно сообщил он всем, кто был на мостике. — Плавала! Надо же! — Он снова приник ухом к трубке. — Да, я здесь… Понятно… Вот спасибо огромное! Через полчаса будем у вас. Готовим встречу!..
Капитан повесил трубку, приказал:
— Доктора на мостик!
— Жива Шуранова! Подумать только!.. — Капитан почти вбежал в каюту.
— Кто нашел? — спросил Звонарев.
— Болгары. Они милях в восьми от нас.
— Ну вот, — обрадовался Звонарев. — Скоро наши сомнения рассеются.
— Вряд ли. Зина без сознания. Так что без работы не останешься, — утешил Звонарева капитан.
— Три часа в воде, — поежился помполит. — Не шутка…
— Послушай! — Хитро прищурившись, капитан посмотрел на Звонарева. — А если это вообще не убийство? Как говорится, «был ли мальчик»?
— Разумеется, нет, — согласился Звонарев. — В свете, так сказать, последних фактов…
— Вот видишь. — Капитан довольно откинулся на спинку кресла.
— Теперь это называется другим словом, — продолжал Звонарев.
— Каким?
— Покушение на убийство! Шуранова-то осталась жива…
— Дай папиросу, Василий Егорыч, — сказал капитан пришибленным голосом.
— Не дам, — отрезал помполит. — Не распускайся!
— Видал, как с капитаном разговаривает? — Он посмотрел на Звонарева, ища у него поддержки. — Дай ты!
— Нельзя вам, наверное? — неуверенно сказал Звонарев.
— Нельзя, — вздохнул капитан. — Да, видишь, какие дела? Стало быть, вы убеждены, — он снова перешел на «вы», — что на судне скрывается убийца?
— Простите, Иван Афанасьевич, — задал контрвопрос Звонарев. — Вы никому не говорили, что Шуранова без сознания?
— Только доктору в лазарете. Чтобы приготовились.
— А о том, что Шуранову нашли и она жива, знают все?
— Надо полагать. Не в лесу живем… В чем, собственно, дело?
— Ведь как должен рассуждать преступник?.. Он понимает, что, едва Шуранова будет в состоянии говорить, ему — крышка! Зина без сознания. Но убийца-то не знает об этом!
— Откуда ему знать?!
— Через несколько минут появится болгарский корабль и Зина будет на борту. Ну что… что должен предпринять убийца?
— В воду и к берегу! — предположил помполит. — Высадится на греческий остров. Там черные полковники. Небось возьмут под крылышко… Будет изображать, сукин сын, обиженного советской властью!..
Капитан снял трубку.
— Иван Иваныч?.. Начальникам всех служб тихо, без паники проверить наличие людей!
Проверка личного состава показала — нет Филимонова, повара на команде. Каюта его с двумя узкими койками, одна над другой, пуста, постель разобрана, на подушке — вмятина от головы.
— Какой он хоть из себя, Филимонов этот? — хмурясь, спросил капитан. — Черт! — невольно выругался он. — Как только рейс за границу, треть экипажа — чемоданы в руки и на берег! Набираем новых, незнакомых людей…
— Лет под пятьдесят… — пояснил помполит. — Крепкий такой мужчина… Да вот он!
Все остолбенело уставились на стоящего в дверях Филимонова.
— Где вы были, черт вас дери! — крикнул на него капитан.
Филимонов стоял бледный, на лбу капельки пота.
— В гальюне, прошу прощения… Третий день ничего не ем, один чай… Скрутило, сил нет…
— Тьфу!
Капитан бросил на Звонарева испепеляющий взгляд и вышел из каюты.
В третьем часу ночи вынырнули из темноты ходовые огни болгарского судна. Зину приняли на борт, отнесли в лазарет. «Грибоедов» лег на прежний курс и, выжимая силы из машины, принялся наверстывать упущенное. Большинство пассажиров спокойно спали в своих каютах.
Около лазарета толпились члены команды.
— Товарищи, всем спать! — приказал капитан, проталкиваясь со Звонаревым к двери лазарета.
— Мы подождем, — ответил за всех пекарь Михайлов. — Иван Афанасьевич, скажите, что там с Зиной-то? Доктор молчит, как воды в рот набрал.
— Спать, спать! — буркнул капитан.
Звонарев, поймав на себе несколько любопытных взглядов, шагнул за порог лазарета.
Металась сестра со шприцами, камфарой, грелками. Через несколько минут вышел доктор.
— Думаю, вне опасности. Спит, — доложил он.
— Доктор, а нельзя ее разбудить на минутку? — неуверенно поинтересовался Звонарев.
— Да вы что? Если бы и можно было, она все равно ничего не поймет. Это не сон, а полубред, собственно. Что вы хотите, организм исчерпал все ресурсы в борьбе за жизнь. Ее еще долго придется отхаживать…
— Нам надо задать всего один вопрос, — робко вставил капитан, который за дверью лазарета утратил свою командирскую осанку.
— Мы с Таней будем дежурить всю ночь. Проснется, доложу…
— Есть. — Капитан встал.
— Доктор, — Звонарев понизил голос, — вы не заметили следов борьбы на теле?
— Я знал, что вы это спросите. На левом бедре и на части спины большое красное пятно — это от удара об воду… Далее, на лице, вот тут на скуле, — он тронул указательным пальцем свое лицо, — очень нечеткий продолговатый синяк, возможно от пальцев, знаете, когда вот так зажимают рот ладонью…
Марине Киселевой, подруге радиста, было тридцать с хвостиком и пребывала она в полном расцвете спокойной женской красоты. Она это знала, держалась легко, уверенно, закинув одна на другую сильные ноги вызывающей белизны. Синие глаза, высокие полукружья бровей, гладкие светлые волосы на прямой пробор. Звонарев про себя отметил, что неплохо устроился здесь его старый школьный товарищ.