— Правда, начальник. Подбитый был, умирал… Не знаю, кто стрелял…
— «Не знаю, кто стрелял!» — повторил Ага Нияз, с презрением передразнивая грубый выговор чабана. — А это кто стрелял — тоже не знаешь?
Ага Нияз подошел к лежащему в углу джейрану (Сапар Мередович только теперь заметил это) и ударом ноги перевернул мертвую голову, мотнувшуюся на тонкой, тряпичной шее. Морда джейрана была запачкана темной кровью, над ухом чернела ружейная рана.
— Правда, я, — ответил чабан. — Застрелил его, чтоб не мучился. Все равно волку достался бы!..
— В общем, плати штраф. Охотпродукцию мы отбираем согласно закону.
Чабан покачал головой. Его темное, иссеченное морщинами и плоское, как такыр, лицо выражало упорное недоумение. Он нагнулся, вытер нос полою халата и вновь встал в прежнюю позу, обхватив руками свое старое кустарное ружье с граненым стволом.
— Не будешь платить?
— Йок, — цокнул языком чабан. — Кто стрелял, не знаю. Зачем буду платить?
Сапар Мередович уже успел сообразить, в чем дело. Этот жалкий охотник нашел в песках раненого джейрана, — верно, того подранка, которого они упустили вчера вечером, прикончил его и подобрал. В другое время Сапар Мередович мог бы пожалеть чабана и попросту объяснить все Ага Ниязу, но сейчас он чуял опасность в этом незнакомце Хангельдыеве, да и сам Ага Нияз вел себя как-то неестественно строго и придирчиво. Поэтому Сапар Мередович счел за благо промолчать.
Ага Нияз гневно кричал на чабана, называя его обманщиком и нарушителем закона, обвинял его в хищническом истреблении джейранов и угрожал передать дело в суд, если чабан не уплатит штрафа. Он совал ему под нос только что нацарапанный акт и требовал, чтобы старик подписал бумагу. Старый чабан растерялся от этих угроз и криков. Он твердил одно: «Я не знаю, начальник» — и бормотал что-то насчет сына, который приехал к нему на летнее время из аула, хорошо умеет читать и, может быть, поймет, что написано на бумаге. Он стал подталкивать вперед мальчишку, но тот заплакал, уткнувшись лицом в отцовский халат.
Хангельдыев молча наблюдал за этой сценой.
И вдруг глаза старика загорелись, и он закричал неожиданно высоким, бабьим голосом, обращаясь к Сапару Мередовичу и почему-то ища у него сочувствия:
— Скажи, человек, правильно так: чабан не охотился — чабан штраф плати, а начальник из города приедет, настреляет полный грузовик и штрафа не боится. В пустыне закона нет, что ли?
— Кто, кто стрелял? Кто? — скороговоркой выпалил Ага Нияз.
— Зачем обманывать, скажи? Чабан совсем глупый, не понимает, что ли? — кричал старик, протягивая к Сапару Мередовичу худую руку со сжатыми пальцами и отчаянно тряся ею. — Пускай начальник штраф платит, а я ничего не буду платить! Я в город пойду. Клыч Аманычу буду жаловаться! У меня сын в школе учится, тоже может бумагу написать…
Сапар Мередович тупо и холодно смотрел на раскричавшегося старика, обдумывая, как бы поскорее избавиться от этого ненужного разговора. Но тут спокойно заговорил Хангельдыев:
— Помолчи, отец. Если ты не охотился, никто тебя не заставит платить штраф. Сейчас посмотрим, кто его подстрелил. — Хангельдыев подошел к убитому джейрану, но прежде, чем нагнуться к нему, сказал, глядя на чабана с улыбкой: — А насчет закона ты не волнуйся, отец. Я тебе обещаю, что никакой начальник и никакой чабан больше не смогут охотиться безнаказанно.
Став на одно колено, Хангельдыев принялся изучать перебитую ногу джейрана, а Сапар Мередович решил, что сейчас самое время уйти не прощаясь.
— Черт знает!.. Безобразие… — сердито пробормотал Сапар Мередович, хотя непонятно было, на что он мог рассердиться.
Он вышел из дома и быстрым деловым шагом направился к машине Реджеп спал, положив голову на руки, а руками обняв руль.
— Дома будешь спать, — встряхнул его Сапар Мередович. — Поехали!
Не успел «газик» тронуться, как из дома выбежал Ага Нияз и торопливо подскочил к кабине. Взгляд его скользнул по груде убитых джейранов, чуть прикрытых брезентом. Нагнувшись к уху Сапара Мередовича, он зашептал:
— Сапар Мередович, хотел тебя попросить… Нет ли в городе какой работы для меня? Я ведь теперь не инспектор.
Сапар Мередович смотрел на него, ничего не понимая.
— С первого числа… Это я сейчас нового инспектора вожу, знакомлю… Очень тебя прошу..
— Да? — Сапар Мередович помолчал изумленно. — А новый кто такой?
— Да вот… этот. — Ага Нияз кисло скривил губы. — С дипломом. А я думаю, рука у него в Ашхабаде.
Сапар Мередович только теперь заметил, как Ага Нияз сдал, осунулся, глаза его, воспаленные от долгой жизни в песках и пристрастия к спиртному болезненно помутнели. Сапар Мередович почувствовал нечто вроде сожаления к Ага Ниязу, но в действительности это была инстинктивная, мгновенная жалость к самому себе. Он рассеянно обещал посодействовать насчет работы.
Машина поехала, и колодец Кзыл-Кятта скрылся за облаком густой пыли. Сапар Мередович обдумывал новость. Ага Нияз больше не инспектор. Значит, не все по-прежнему. И знакомое унизительное чувство тревоги вновь охватило Сапара Мередовича с внезапной силой…
― ДАЛЕКО В ГОРАХ ―
Изо всех сил стараясь удержаться и не упасть, он дошел до угла и повис на канатах. Судьи совещались невыносимо долго. Чего они тянут? И так все ясно. Надо было терпеливо стоять в углу и смотреть в недоброе лицо тренера, который молча, злыми движениями вытирал губкой его лицо и шею. Потом надо было пройти от ринга к выходу, мимо зрителей на трибунах, и не заметить Валю. Сделать это ему не удалось. Всего на один миг мелькнуло ее лицо — неузнаваемо бледное, несчастное, с полуоткрытым ртом, как будто она хотела что-то сказать.
После душа он вышел на улицу. Было очень тепло. Началось настоящее лето, густо и тяжело пахло цветущими тополями и айлантусом.
Он поднялся на трибуны и встал наверху, издали глядя на то, что происходило на ринге. Двумя жидкими гирляндами горели над стадионом лампочки. Трибуны были полупустые. В нижних рядах сидели настоящие ценители бокса, молодые парни, солдаты и мальчишки, а выше, где потемнее, парочками расположились случайные зрители, забредшие на стадион скоротать время и заодно поглазеть на бесплатное зрелище.
Выступала последняя пара. Когда ударил гонг, зрители встали и, не дожидаясь, пока объявят победителя, повалили к выходу. Все, кто проходил мимо Алексея, смотрели на него с бесстыдным любопытством. Всегда интересно, как выглядит человек, которого на ваших глазах избили до полусмерти.
Алексей выглядел отлично. Лицо у него было гладкое, влажно-румяное после душа, волосы тщательно прилизаны. Он стоял не двигаясь, стараясь не замечать дурацких взглядов. Он искал Валю.
— Пойдем, Алеша, — услышал он тихий голос и, оглянувшись, увидел Валю.
Она смотрела на него с откровенным состраданием, и он сразу почувствовал раздражение.
— Ты что как на похоронах?
— Я? Ничего подобного! Просто говорю: пойдем…
— Куда пойдем?
— Куда-нибудь. А чего тут стоять?
— Надо. — Он помолчал, стараясь подавить в себе раздражение. — Сергея Ивановича надо держаться, как по-твоему?
— Как хочешь…
Она отошла от него и спустилась по ступенькам на землю. Алексей видел, как она остановилась в тени, под стеною трибун. Тоненькая фигурка стояла в темноте смиренно и одиноко. Внезапно он сбежал вниз, обнял ее за плечи.
— Ну, как я был? Совсем не гожусь, правда?
— Нет, ты держался молодцом. До третьего раунда…
— Да, в третьем раунде я выдохся. Но знаешь что? На первенстве города я у Юрки выиграю. Даю тебе слово!
Она притронулась пальцами к его руке.
— Алеша… — В лице ее вновь мелькнуло сострадание, и он разозлился.
— Что?
— Я хочу сказать… Зачем тебе этот бокс, Алеша? Тебе и так трудно. У тебя и времени нет тренироваться как следует.
— Есть у меня время. И вообще это мое дело.
— Алеша, милый…
— Валя, я тебя прошу! — Он повысил голос. — Ты же ничего не понимаешь — зачем говорить?
Они спорили об этом слишком часто. И сейчас она не должна была заводить этот разговор. Это было нечестно. Он чувствовал себя вправе дать волю раздражению. Зачем она пришла сюда? Посмотреть, как он проигрывает? И потом, воспользовавшись случаем, начать его отговаривать? Так пусть она знает раз и навсегда: он никогда не бросит бокс и в августе выиграет первенство города.
Он неожиданно умолк. По лестнице, громко разговаривая, спускались Сергей Иванович с Рафиком Восканяном. Рафик выиграл последний бой. Даже в темноте было видно, как у него блестят глаза. Он прошел мимо, обдав Алексея запахом потного, горячего тела.
— Поздравляю, Рафик, — сказал Алексей.
— Спасибо, Лешенька! — радостно отозвался Восканян и на ходу с великодушием победителя пошлепал Алексея по плечу.
Тренер как будто не заметил Алексея. Но пройдя несколько шагов, он оглянулся и сказал:
— Не уходи, Сычев. Ты мне нужен.
Через четверть часа тренер вышел из павильона, и они зашагали рядом. Валя шла сзади.
— Как думаешь, почему проиграл? — спросил тренер.
— Не в форме я, Сергей Иванович.
— А почему не в форме?
— Сами знаете… Тренировался мало.
— Да. Знаю. — Сергей Иванович остановился. Большие ворота парка были уже заперты, надо было возвращаться к задней калитке. Они стояли перед запертыми воротами.
— И как можно надеяться на выигрыш, если человек не тренируется, пропускает занятия, опаздывает?
— Сергей Иванович, прошлый раз я опоздал — машин не было…
— А эти данные, товарищ, никого не интересуют. Расскажи своей тете!
Алексей стоял насупясь, носком ботинка ковыряя песок дорожки. Он ждал от Сергея Ивановича разноса, сердитых выкриков, но тренер говорил спокойно и вяло, скучным голосом.
— И зачем вообще ты занимаешься боксом? Чтобы с чемоданчиком гулять в спортивном костюме? Чтобы девушкам нравиться?
Сергей Иванович посмотрел на Валю. Алексей молчал.
— А девушке, кстати, это не нравится, — с робкой запальчивостью заговорила Валя. — И, если хотите знать, я его отговариваю.