Наступили экзамены. Алеша жил кочевой жизнью, чуть ли не каждый день оставался ночевать в городе. И, как ни странно, именно в эти дни он тренировался регулярно и с особенным удовольствием. Два часа занятий в секции как блаженный отдых после книг и зубрежки.
Тренер Сергей Иванович подобрел к Алексею и как будто уверовал в него. Все ждали августа. Первенство города было не только состязанием боксеров, но и поединком двух тренеров — динамовского вождя Сергея Ивановича и старика латыша Робертса, который тренировал «Буревестник». Это было давнее соперничество. Ни тот, ни другой тренер еще не вырастил ни одного мастера и даже чемпиона республики, и однако в этом крохотном спортивном мирке страсти кипели не меньше, чем где-нибудь в столице. Сейчас, например, у Робертса появился способный боксер Завьялов, студент педучилища, которого все прочили кандидатом на первенство республики. И Сергей Иванович мечтал нарушить эти расчеты. Он готов был к тому, чтобы его питомцы проиграли все встречи, лишь бы Алексей выиграл у Завьялова.
Каждый день он внушал Алексею:
— Боксом не занимаются просто так, ради удовольствия. Надо выигрывать, побеждать! Вот конечная цель. А не то, чтоб перед девочками красоваться…
— Сергей Иванович, чего вы волнуетесь?
— Очень волнуюсь. Мало в тебе злости, азарта…
Однажды перед экзаменом по алгебре Алексей четыре дня не ходил на тренировки. Сергей Иванович прибежал в школу бледный от негодования.
— Ты что, с ума сошел? Без ножа меня режешь! Да ты пойми, глупая голова: выиграешь первенство города, тебя безо всякого Якова в университет примут! Соображать же надо!
А дома, в Карповке, Алексей слышал другие разговоры.
— И что за дело — по воздуху кулаками махать? — удивлялся старик, глядя, как Алексей проводит «бой с тенью» или занимается с самодельной «грушей», подвязанной к суку каргача. — Еще кого по скуле съездить, это я понимаю, но зачем ты этот бурдюк-то валтузишь? Вот чего объясни!
Старик был глубоко убежден в том, что бокс — занятие никчемное, научить человека драться нельзя и вообще все это блажь и городская забава. Особенно возмущало то, что молодой парень вместо работы по хозяйству (работа какая-никакая всегда найдется) тратит силы на пустое махание руками.
Иногда он с ехидным пристрастием допытывался:
— Это как же, всех нынче учат или только по желанию?
— Только по желанию, дед.
— Понятно. Которые, значит, на себя не рассчитывают…
— Чего не рассчитывают?
— Ну, не надеются на себя. Насчет драки.
— Да нет же, дед! Дело не в драке. Спортом занимаются для здоровья. Чтобы организм укрепить — понял?
— Ну да, ну да… Для здоровья… — кивал дед, будто бы соглашаясь. Помолчав, спрашивал серьезно: — А ты давеча с шишкой пришел, весь опухлый — это для здоровья, стало быть? Так я понял?
— Да, да, да! Для здоровья! — разозлившись, кричал Алексей. — Все ты прекрасно понял и не придуривайся, пожалуйста!
Дед надувался от такой непочтительности, сердито сопел в усы, потом говорил сухо:
— А ты не груби. Сосунок еще. Ступай-ка делом займись — наломай дров для печки…
Миновали экзамены. Подошел август. Алексей окончил с медалью, послал заявление в университет и ждал вызова.
И как раз в эту пору ожидания, в начале августа, открывалось первенство города. Алексей успел отдохнуть, чувствовал себя в отличной форме. Он должен был победить, чего бы это ни стоило: ведь он уезжал отсюда, может быть, навсегда.
Накануне решающего дня Алексей по совету тренера хорошо выспался. Стояли очень жаркие дни. Даже утром в воздухе было знойно, от гор веяло сухим, каменистым жаром.
В пять часов из карьера шла последняя машина. Алексей решил ехать на ней, чтобы не приезжать раньше времени, не томиться в городе. Дед ничего не знал о предстоящем бое. Он даже не знал о том, что Алексей собирается в этот день в город, и с утра ушел вверх, на далекий участок. До пяти часов дед не вернулся. Алексей оделся, взял чемоданчик и вышел на дорогу, ожидая свой «автобус».
Самосвал почему-то запаздывал. Алексей прождал до половины шестого и забеспокоился. Он знал всех шоферов, работавших в карьере: ребята жили в городе и после пяти часов никогда не задерживались в горах.
Издали послышался цокот копыт на шоссе. Появились двое конных. Впереди галопом скакал Петренко, за ним — молодой солдат, державший карабин на луке седла.
— Дед дома? — спросил Петренко, остановив коня. Он даже не поздоровался, как обычно.
— Нету. На вилюшке он.
Алексей сидел на чемоданчике. Теперь он невольно поднялся, выжидательно глядя на Петренко.
— А ты чего тут дежуришь? — спросил Петренко.
— Да я машину жду, Иван Тимофеич.
— Какую машину?
— С карьера. Мне в город надо. У нас сегодня первенство начинается, и я выступаю. А машин почему-то нет…
Петренко смотрел на Алексея скучным, холодным взглядом. Помолчав, сказал:
— Машины может не быть. Так что валяй пешком.
Алексей хотел было спросить почему, но вспомнил, что задавать вопросы пограничникам не полагается. Все равно не ответят. Петренко повернул коня и поскакал обратно, за ним поскакал солдат.
«На границе что-то случилось. Обстановка!» — понял Алексей. Всякая тревога на границе называлась одним словом: «обстановка». Но Алексея сейчас гораздо больше взволновало то, что машины задерживаются. Что делать? Открытие назначено на семь часов, но его бой будет примерно в девять. За два часа он успеет дойти.
И Алексей зашагал. Первые километра три он прошел легко, дорога спускалась под уклон. Но затем начиналась жаркая, пыльная равнина, путешествие по которой должно было отнять много сил. Алексей шел совершенно подавленный. Теперь он был уверен, что проиграет. Двенадцать километров по жаре — убийственная разминка. Какое проклятое невезение! И все из-за того, что он, осел, не остался ночевать в городе. Последние дни хотелось провести с дедом. «Ввиду неявки противника победа присуждается…» Самое лучшее было бы не являться на этот позор, а вернуться домой.
И однако он шагал дальше.
Душный запах раскаленного гудрона реял над дорогой. Солнце катилось за горы, но жара не спадала. Город лежал по-прежнему далеко. А когда Алексей спустился с предгорья на равнину, город и вовсе пропал из поля зрения.
Неожиданно послышался шум мотора. Алексей оглянулся. Самосвал! Знакомый белый от пыли самосвал мчался вниз по шоссе, Алексей радостно замахал руками. Но самосвал, не сбавляя скорости, пронесся мимо, едва не задев Алексея бортом.
— Эй… Николай! Петро! — наугад закричал Алексей. Он не успел разглядеть, кто сидит за рулем.
Водитель и не думал останавливаться. Алексей ошеломленно смотрел вслед удаляющемуся грузовику. Но вдруг на ухабе машина подпрыгнула и затормозила. Заглох мотор. Алексей со всех ног кинулся вдогонку и за короткое мгновение, пока водитель включал зажигание и скорость, успел подбежать, забросить чемодан и ухватиться обеими руками за борт. Уже на ходу он подтянулся и перевалился в кузов.
Задыхаясь, злым голосом закричал во все горло:
— Ты что, очумел, что ли?! Человека не видишь?
Самосвал мчался на полном газу. В заднее, зарешеченное, окно Алексей никак не мог разглядеть, кто же этот подлый водитель. Сидя на корточках, он отряхивал рубаху и брюки от известковой пыли. Вывалялся как черт. Но и то слава богу, успел вскочить! Кузов был наполовину загружен камнем, а сбоку навалом лежали доски, накрытые брезентом.
И вдруг Алексей увидел ботинки. Пара грязных рабочих ботинок торчала из-под брезента. Алексей отвернул край и увидел ноги в серых измятых брюках в частую полоску, а потом увидел всего человека, лежавшего навзничь, в неудобной позе: затылок упирался в край доски, и голова неестественно приподнялась над телом. Это был Петро Микуленко, шофер. Лицо и шея его были залиты кровью.
Инстинктивным движением Алексей задернул брезент и вскочил на ноги. В тот же миг его качнуло, он чуть было не навалился на мертвого. Грузовик резко свернул в сторону и, проехав несколько метров по обочине, остановился. Стало тихо. Никто не показывался, Алексей стоял посредине кузова, и сердце его колотилось от страха. Он чувствовал, что на него смотрят из кабины. До города оставалось километров шесть. Кругом было пустынно: слева — степь, справа — песчаные холмы с кустарником.
Открылась дверь кабины, и на землю спрыгнул человек в спецовочной куртке и в брюках, заправленных в сапоги. У него было обыкновенное, иссиня выбритое восточное лицо и глаза немного навыкате. С другой стороны вылез человек в парусиновом пиджаке — высокий и рыхлый, с бледным отечным лицом. Он закуривал папиросу и, щурясь, смотрел на Алексея.
— Ты чего в машину лезешь без спроса? — грубо спросил бритый мужик в спецовке.
— В город надо, ребята. Опаздываю я… — заговорил Алексей дрожащим голосом. — Я ж вам махал, ребята…
— Слазь-ка быстро! — оборвал его бритый.
Алексей взял чемоданчик, перелез через задний борт и спрыгнул на землю. Бешено суетились мысли: «Сейчас будут убивать. Надо защищаться. Надо их задержать. Они хотят через холмы в степь», и независимо от этих мыслей он произносил какие-то машинальные, пустые слова:
— А что, подвезти трудно? Я бы дал на четвертинку — ей-богу нет… Трояк в кармане…
Бритый снова залез в кабину, но второй продолжал стоять. Они о чем-то говорили. Это длилось всего минуту. Было ясно, что они говорят о нем. Потом тот, что стоял, обернулся к Алексею.
— Слушай, парень, а как проехать в колхоз имени Тельмана?
— Э, вы совсем не туда едете! — сказал Алексей, подходя к нему. — Вам надо ехать обратно и поворачивать вправо. Там через пески свежая дорога нарезана…
— Это где же?
Алексей подошел к нему еще ближе. «Если б он был один, я б его завалил».
— А вон там! — Алексей махнул рукой в сторону гор. — В километре отсюда. Там еще следы от бульдозера…
Бритый выскочил из кабины и быстро пошел в обход самосвала, чтобы подойти к Алексею. «Сейчас!» Человек в парусиновом пиджаке сунул руку в карман. В тот же миг Алексей нанес удар — прямой в челюсть. Совершенно непроизвольно. Это был хороший, нокаутирующий удар, известный под названием «хук». Перепрыгнув через упавшего, Алексей бросился на другую сторону самосвала. Он ждал выстрела.