(Стоит, выдерживая минутную паузу, пока Марья Львовна выражает свое восхищение, и милостиво улыбается ей.) Что, интересно? А дальше не очень….
М а р ь я Л ь в о в н а (умоляюще). Дима!
П о л е ж а е в. Понимаешь, я расчувствовался, и конец получился гораздо скучнее.
М а р ь я Л ь в о в н а. Дима, я рассержусь.
П о л е ж а е в (смеется). Вот дурочка! (Далее говорит серьезно, почти грустно.) Мой труд, я сказал… как и жизнь моя… близится к концу. Через год я надеюсь опубликовать результаты. Хочется думать, что к тому времени война кончится, кончится и разъединение ученых Европы. И через год, празднуя праздник мира, вы уже с легким сердцем снова соблаговолите выслушать меня здесь, в стенах этого старейшего университета. (Стесняясь пышности своих слов, поясняет.) Это я говорил в Кембридже, не забывай. (С увлечением.) Тогда-то и началось. Все встали, причем совершенно молча. Стоят, молчат и на меня смотрят. Прямо страшно… Точно клятва. Верность до гроба. Все в мантиях, старики вроде меня, еще древнее. Вокруг готика, зал высокий. Под потолком мрак. Черные стены резные. К стенам огромные фолианты на цепях прикованы… Самая средневековая обстановка.
М а р ь я Л ь в о в н а (плачущим голосом). Взглянуть бы! Почему я не ученая?
П о л е ж а е в. Потом церемонии начались, латынь. (Произносит несколько звучных латинских фраз.) Потом штуку эту на меня надели (одергивает мантию), и стал я доктором естественных наук Кембриджского университета. Все. (Стоит, улыбаясь, мантия его распахнулась.)
М а р ь я Л ь в о в н а (всплескивая руками). Поверх пальто надел!
П о л е ж а е в (сконфуженно запахивается). Смешно, я же торопился. Девочка, да мы с тобой еще не здоровались по-настоящему.
Марья Львовна прячется в складках мантии, но вдруг отскочила: в кабинете гулко откашливается Бочаров.
М а р ь я Л ь в о в н а (хохочет). Посадила его и забыла. (Тихо.) Почему-то, не знаю, пришел рано — я комнаты убирала. (Открывая дверь.) Миша, вылезайте из своей берлоги. Вот несчастный! Спички-то я забыла вам принести. (Уходит в прихожую, трясясь от смеха.)
Б о ч а р о в (неловко протискиваясь в дверь, Полежаеву). Поздравляю вас. Я все слышал.
П о л е ж а е в (строго). С чем вас и поздравляю. (Добреет.) Впрочем, спасибо, голубчик. Очень рад вас видеть. А вы тоже соскучились?
Бочаров бормочет что-то конфузливо. Долго трясут друг другу руки.
(Скрывая растроганность.) По-английски надо здороваться. Как я вас учил?
Бочаров ретиво следует совету учителя, и тот, кряхтя и потирая плечо, отскакивает в сторону.
М-да! Вот так примерно.
М а р ь я Л ь в о в н а (входит). Миша, из вас вышел бы идеальный арестант.
Б о ч а р о в (странно взглянув на нее). Вы думаете, Марья Львовна?
П о л е ж а е в. Почему арестант? Кстати, перед отъездом мы так торопились, что забыли даже присесть, как полагается при проводах. Может, это сейчас не поздно?
Смеясь, рассаживаются. Полежаев сразу же углубляется в свою записную книжку.
М а р ь я Л ь в о в н а (тихо Бочарову, пока Полежаев занят). Никогда не сознается, что устал. Ну, хоть угомонился. А впрочем, я страшно рада, что он веселый. Все-таки развлекся поездкой. Он ужасно переживал войну, сидя здесь. Последнее время его поддерживала одна надежда на проект, который он представил перед отъездом министру. Что? Он не слышит, когда читает…
П о л е ж а е в (закрыв блокнот). Сейчас примемся за работу.
М а р ь я Л ь в о в н а (обиженно). Да ну вас! Сейчас будем чай пить.
П о л е ж а е в. Какой чай после пяти банкетов!
В передней раздается звонок.
М а р ь я Л ь в о в н а (со вздохом идет открывать). Ох как не хочется сейчас больше никого видеть!
П о л е ж а е в (живо). Муся, это, наверное, Викентий Михайлович; он раньше меня вернулся в Питер. (Бочарову.) Вот и другой помощник явился.
Входит В о р о б ь е в, худощавый блондин.
В о р о б ь е в (здоровается с Полежаевым, сразу же беспокойно Бочарову). Ты уже сказал, да?
Б о ч а р о в (невозмутимо). Нет.
В о р о б ь е в. Почему?
Б о ч а р о в (пожимает плечами). Еще не сказал.
В о р о б ь е в. Глупо. Я нарочно пришел сейчас, пока Дмитрий Илларионович не успел уйти в университет. А ты еще раньше здесь — и молчал.
Б о ч а р о в. Я и сейчас молчу.
В о р о б ь е в. Совершенно тебя не понимаю. Тебе это было гораздо удобнее. А теперь, когда мы уже встревожили Дмитрия Илларионовича…
П о л е ж а е в (иронически наблюдая за ними). …то не худо бы ему объяснить, в чем дело. Долго вы будете пререкаться?
В о р о б ь е в (растерянно). Дмитрий…
П о л е ж а е в (резко). Да, я. В чем дело? Илларионович.
В о р о б ь е в (совсем, потерянно). Дело в том… (И вдруг разрыдался.)
Общий переполох, во время которого Полежаев незаметно для всех исчезает из комнаты. Воробьева усаживают в кресло, приносят воды.
М а р ь я Л ь в о в н а. Еще попейте, голубчик. Миша, еще воды!
Б о ч а р о в (гладит его по плечу). Успокойся, Викентий.
В о р о б ь е в (пьет воду, зубы его стучат о стакан). Миша, я не могу… Миша, так жалко…
Б о ч а р о в. Успокойся.
В о р о б ь е в. Ты расскажешь? Все? Да?
Б о ч а р о в. Да, да, успокойся.
В о р о б ь е в. Не обращай на меня внимания. Это сейчас пройдет. (Ему неловко. Ко всем, просительно.) Не обращайте на меня внимания… Мне очень стыдно перед Дмитрием Илларионовичем.
Смотрят — Полежаева в комнате нет.
М а р ь я Л ь в о в н а (немного смущенно). Должно быть, ему надоело, и он пошел заниматься. (Видя, что Бочаров направился в кабинет.) Миша, пока не надо. Остынет, тогда позовет или сам выйдет. (Воробьеву, с виноватой улыбкой.) Ужасно не любит семейные происшествия.
Б о ч а р о в (ворчит про себя). И я не люблю, признаться.
М а р ь я Л ь в о в н а. Миша, молчите, пожалуйста. (Воробьеву.) Викентий Михайлович, что случилось?
Воробьев молчит, совсем подавленный.
(Переводит взгляд на Бочарова.) Что-нибудь очень плохое, должно быть? Да? (Нетерпеливо.) Да или нет?
Б о ч а р о в (спокойным и густым басом). Проект похоронен, Марья Львовна.
Пауза.
М а р ь я Л ь в о в н а (тихо). Не понимаю.
В о р о б ь е в. Докладная записка Дмитрия Илларионовича, которую он подал перед отъездом, об учреждении Академии прикладной ботаники в помощь России, поражаемой недородами…
М а р ь я Л ь в о в н а (нетерпеливо). Да знаю, знаю… Мне ли не знать?! Ну?
В о р о б ь е в (нервно). Проект отвергнут министром.
М а р ь я Л ь в о в н а (быстро). Причина?
В о р о б ь е в. Сочли невыполнимым в настоящее время. Война, разруха…
Б о ч а р о в (спокойно). Есть и еще причина. Проект полежаевский. (Подчеркивает последнее слово.)
Пауза.
М а р ь я Л ь в о в н а (тихо). Да, конечно.
Пауза.
Никто не видит, как в дверях кабинета неслышно появился П о л е ж а е в и слушает.
(Тихо.) А он-то радовался: вернется — и сразу за это дело.
В о р о б ь е в. Все пропало!
М а р ь я Л ь в о в н а (задумчиво Бочарову). Так вот вы что от меня скрывали, когда я вас сегодня спрашивала! (Пристально смотрит на Бочарова.) Понимаю, не хотел портить встречу… счастливое настроение. Ах вы, милый!
В о р о б ь е в (нетерпеливо). Мне кажется, без Дмитрия Илларионовича надо обсудить главное: как сообщить ему обо всем.
Полежаев делает два шага вперед, злой, колючий.
П о л е ж а е в (насмешливый полупоклон Бочарову). Поздравляю вас, я все слышал. (Всем, сухо.) Благодарю за проявленную заботу обо мне… а также о моем проекте. (Смотрит на часы. Бочарову и Воробьеву.) Идемте, господа.
М а р ь я Л ь в о в н а. Куда?
П о л е ж а е в (идя в кабинет). Работать.
Бочаров в свою очередь вынимает огромные серебряные часы и нерешительно кашляет.
(С порога.) Ну, что стоите?
Б о ч а р о в. Это верно. Мне бы уж, собственно, надо ехать. (С испугом глядит на Полежаева.) Только как же с работой? (Воробьеву.) Придется тебе, а?
Полежаев секунду смотрит на него, потом вдруг хватает длинной, цепкой рукой за плечо и утаскивает за собой в кабинет. Недоумевающие Марья Львовна и Воробьев остаются одни. Воробьев встает и идет в кабинет.
М а р ь я Л ь в о в н а. Викентий Михайлович!
Воробьев молча оглядывается через плечо.
Не ходите! Пусть они поговорят.
Воробьев не слушается и берется за ручку двери.
(Строго.) Сядьте. Как вам не стыдно! Ведь я же вижу. Чудак! Ревнует профессора к новому способному студенту.
В о р о б ь е в (с горечью). Именно. Когда-то я, теперь он. Очевидно, он способнее.
М а р ь я Л ь в о в н а. Да вы институтка! Не приват-доцент, а форменная институтка.
В о р о б ь е в (останавливается перед ней). Вы не знаете еще одной новости… Вероятно, ее он и сообщает Дмитрию Илларионовичу. (Значительно.) При характере Дмитрия Илларионовича она чревата последствиями гораздо бо́льшими, чем разгром проекта.
М а р ь я Л ь в о в н а (скрывая тревогу). Говорите.
В о р о б ь е в. Издан новый закон: студентов, замеченных в революционных волнениях, отправлять на фронт.
М а р ь я Л ь в о в н а (гневно). Какая мерзость! Но это неслыханно! Неужели не будут протестовать?