В о р о б ь е в. Успокойтесь. Вы знаете, что намерены предпринять либеральные профессора?
М а р ь я Л ь в о в н а (просто). Подать в отставку.
В о р о б ь е в. Да, но они ждут, чтобы кто-нибудь сделал это первый.
М а р ь я Л ь в о в н а (так же просто). Ну, так это сделает Дима. (Беспокойно.) А что, разве в это время в университете были волнения?
Воробьев молча наклоняет голову.
(Еще беспокойнее.) А Миша? Замечен?
Воробьев молчит.
(Как бы успокаивая себя.) Вряд ли. Он у нас такой тихий. Правда, он не участвовал?
В о р о б ь е в (жестко). Он не участвовал в университетских беспорядках. Ему было некогда. Он устраивал беспорядки во флоте.
М а р ь я Л ь в о в н а. Во флоте?
В о р о б ь е в (нетерпеливо). Агитировал среди матросов.
Дверь кабинета открылась. Выбегает П о л е ж а е в, ни на кого не обращая внимания, бежит к окну и выглядывает на улицу. Б о ч а р о в выходит за ним.
П о л е ж а е в (крайне встревоженно). Как будто никого? Но, может, лучше останетесь? Отсидитесь у меня, а там видно будет.
Б о ч а р о в. Нет. Если смогу, я должен уехать. Вы знаете, я говорил вам.
П о л е ж а е в. Да, да. (Опять бежит к окну.) Никого нет. Но на всякий случай пройдите двором. Я вас выпущу через черный ход. (Марье Львовне.) Ну что, ну что? Ну, скрывается от ареста. Ну, поднимал восстание… Что тут такого особенного? Должен уехать. Посылают в другой город. Это же лучше, надеюсь, чем в тюрьме сидеть… Хотя он и идеальный, по-твоему, арестант…
М а р ь я Л ь в о в н а. Постойте, я ничего не понимаю…
Б о ч а р о в (протягивает ей руку). До свидания, Марья Львовна. (Добавляет с улыбкой.) В тюрьме-то мне не придется сидеть! Слышали новый закон?
П о л е ж а е в (кричит). Мерзавцы! Додумались! Мало им крови! Я ненавидел войну с первого ее дня…
М а р ь я Л ь в о в н а (растерянно). Так если поймают? Мишенька…
Б о ч а р о в. На передовые позиции. В какую-нибудь штрафную роту. (Многозначительно.) Ну что же. Это к лучшему. Мне там и следует быть.
П о л е ж а е в (останавливаясь перед ним). Как?
Б о ч а р о в (с расстановкой). Мне там и следует быть.
Марья Львовна неожиданно срывается с места, подбегает к одному, к другому, хватает за рукав, за лацкан.
М а р ь я Л ь в о в н а. Миленькие, прошу… Уйдите. На одну минутку… Уходите из комнаты… Все, пожалуйста… Кроме Миши… На одну секунду… И ты, и ты, Дима… Очень нужно. Страшно серьезно.
Все уходят, не устояв перед таким натиском. Заставив двери стульями, Марья Львовна подбегает к Бочарову.
Миша… миленький… Это-то вы хоть знаете? Мы вас как сына любим. И я и Дима… Он не скажет, а я говорю. (Тихо.) Так вы, пожалуйста, берегите себя. Куда бы вы ни попали, помните обо мне и о Диме. До свиданья, голубчик… (Вместо платка вытаскивает из кармана спички.) Ну что это? Ваши спички. Так и не собралась отдать. (Сует их Бочарову.) Мне еще много надо сказать…
Дверь начинает открываться, сдвигаются стулья.
Ну, уже лезут. (Недовольно.) Войдите.
П о л е ж а е в и В о р о б ь е в входят.
(Лукаво.) Теперь Дмитрий Илларионович скажет: выйдите все из комнаты, хочу с Бочаровым попрощаться.
П о л е ж а е в. Нет. Дмитрий Илларионович скажет другое. (Подходя к Бочарову.) Дайте мне слово, что при первой возможности вернетесь в университет.
Б о ч а р о в (растерянно). Боюсь, что такая возможность… представится только после революции.
П о л е ж а е в. Все равно. Дайте слово.
Бочаров наклоняет голову, но Полежаеву этого мало.
Не так, а по-настоящему. Скажите: даю слово!
Б о ч а р о в (послушно). Даю слово!
П о л е ж а е в (сразу подобрел). Так, так. Это что же значит? (Лукаво.) Чем скорее революцию сделаете, тем скорее ко мне вернетесь? (Понизив голос.) Так уж вы постарайтесь, голубчик. Приналягте. Это и в ваших и в моих интересах.
Все грустно улыбаются.
М а р ь я Л ь в о в н а. Миша — революционер! Агитатор! Да я скорее бы на себя подумала…
Воробьев и Бочаров глядят друг на друга.
В о р о б ь е в. Ты извини, если что… я ведь часто бывал неправ.
Б о ч а р о в. Ерунда!
Обнялись.
П о л е ж а е в (ищет по всем карманам и не находит). Где это опять ключ? (Нашел в пальто, оставленном подле двери на стуле, отдает Бочарову.) Возьмите на всякий случай. Если не уедете, у меня сегодня будете ночевать. И вообще — как домой. Со своим ключом… Прощайте, голубчик. Пусть все у вас будет хорошо. (Долго трясут друг другу руки. Полежаев бормочет.) По-английски надо, по-английски… Как я вас учил…
Но Бочаров обнимает его, и они троекратно целуются. Через некоторое время Полежаев благополучно выходит из бочаровских объятий.
Это уж скорее по-русски!
Уходят.
В комнате остаются Марья Львовна и Воробьев. Пауза.
В о р о б ь е в. Для меня непостижимо одно.
М а р ь я Л ь в о в н а (рассеянно). Что?
В о р о б ь е в. Что он так легко принял известие о разгроме его проекта. (Горько.) Отъезд Бочарова взволновал его куда больше.
М а р ь я Л ь в о в н а (рассеянно, все как будто прислушиваясь к чему-то). Мы с ним привыкли ко всяким передрягам.
В о р о б ь е в (настойчиво). Да, но отъезд Бочарова…
М а р ь я Л ь в о в н а (порывисто обернувшись). Это для нас страшнее… Вам непонятно? Вам тридцать, а нам с Димой — сто тридцать. Мы боимся терять людей. С нас хватит.
Воробьев хочет что-то сказать. Марья Львовна делает ему знак молчать и вновь тревожно прислушивается. Хлопнула дверь, одна, другая. Вбегает П о л е ж а е в. Он останавливается посреди комнаты, задыхаясь и ничего не видя вокруг себя. Его обступают Марья Львовна и Воробьев. Он отстраняет их и через силу бежит к окну. Цветы и любимый кактус мешают ему смотреть на улицу — он сталкивает их на пол. На улице ничего не видно. Оборачивается. У него перекошенное лицо.
П о л е ж а е в (хрипло). Арестовали. (Идет вдоль окон, роняет еще один цветок. Марья Львовна и Воробьев застыли на своих местах, не сводя глаз с Полежаева. Тот медленно, далеко обходя Марью Львовну и Воробьева, идет в кабинет. Останавливается на пороге. Еще раз оглядывает их. Неожиданно кричит.) Не смейте ко мне входить! Никто! Никого мне сейчас не надо! (Щелкнул замком.)
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ(происходит в ноябре 1917 года)
Та же гостиная, что и в первом действии. Только в ней больше мебели и вещей, собранных из других комнат. Большой стол посредине, буфет у двери. Но тот же рояль и диван и много цветов. Теперь это гостиная и столовая вместе. На столе горит керосиновая лампа. В комнате никого. Как и прежде, тихо. В дверь заглядывает М а р ь я Л ь в о в н а в старенькой шубке. Заглянула и скрылась, затем появляется снова, уже без шубки, но в шляпке и в теплом платке поверх шляпки. Идет прямо к столу и зябко греет над лампой руки.
М а р ь я Л ь в о в н а. Дурацкая погода. Слышишь, Дима? Стужа, а сверху поливает. И ветер страшный. Ничего не поделаешь: ноябрь в Питере — он такой. (Старательно греет руки.) Ноги еще туда-сюда, а вот руки — главное. Сейчас переписывать для тебя, а руки как грабли. (Прислушивается.) Ты слушаешь меня?
Никто не отвечает.
Ничего не слышит. (Кричит.) Дима!
Молчание.
А еще говорил: ты нужна сейчас, приходи скорее, кроме тебя никто не разбирает мои каракули… Это верно. (Осторожно приоткрыла дверь, заглядывает в кабинет.) Готово, Дима? Можно переписать?
Г о л о с П о л е ж а е в а. Сейчас, сейчас. Последняя страница.
Марья Львовна решительно стаскивает с головы платок и шляпку и входит в кабинет.
Ты знаешь, вот здесь я сам не могу разобрать, что написал.
Г о л о с М а р ь и Л ь в о в н ы. Здесь? Ну что ты! «Гражданское мужество»… Я сразу прочитала.
П о л е ж а е в. Молодец!
Г о л о с М а р ь и Л ь в о в н ы. Так я пойду переписывать.
Г о л о с П о л е ж а е в а. Пожалуйста, Муся, а то в типографии не разберут. Известно, газетные торопыги. Придется в следующем номере извиняться перед читателем: напечатано «пуговица», читай «богородица».
М а р ь я Л ь в о в н а выходит из кабинета, устраивается с чернильницей и бумагой за столом, у лампы. Пишет, прочитывая некоторые слова вслух.
М а р ь я Л ь в о в н а. «Всего месяц назад, в октябре тысяча девятьсот семнадцатого…», а это? «Свое славное кра…», «свое славное…». Не понимаю.
Выстрел за окнами. Марья Львовна вздрагивает и прислушивается. Затем снова склоняется над бумагами.
(Озабоченно.) Вот здесь и я не могу разобрать. «Кра… кра…», что такое?
Г о л о с П о л е ж а е в а (укоризненно). Кра! Кра! Красное… Ну конечно, красное знамя. Дай я поправлю…
М а р ь я Л ь в о в н а. Стучат. (Бежит в переднюю.) Это вы, Викентий Михайлович?
Гремят засовы.
Г о л о с М а р ь и Л ь в о в н ы. Я уже начала тревожиться. Я услышала выстрел.
В о р о б ь е в быстро входит, почти вбегает. В пальто с поднятым воротником, в черной шляпе. В одной руке сверток, в другой — мокрый зонтик.
В о р о б ь е в (задыхаясь). Вы слышали выстрел?
М а р ь я Л ь в о в н а. Перед самым вашим приходом. (Испуганно.) Это не в вас стреляли?
В о р о б ь е в. Нет. Но лучше бы в меня. Такую сцену… перенести еще раз…