Б о ч а р о в (укоризненно Куприянову). Эх, ты, обмолвился таким словом.
К у п р и я н о в (конфузясь). Извиняюсь. Это когда-то мы товарищу Бочарову кличку дали, революционный псевдо́ним, чтоб не засы́пался.
П о л е ж а е в. А почему Гуляш?
М а р ь я Л ь в о в н а. Это, кажется, кушанье? (Лукаво.) Уж я чувствую, в чем тут дело.
К у п р и я н о в. Н-да, конечно…
Б о ч а р о в. Говори, раз начал, срами меня.
К у п р и я н о в, Здорово как-то позавтракал с нами Михаил Макарыч. За разговором съел гуляша две миски. Агитировал, агитировал, не заметил, как умял.
Смеются.
М а р ь я Л ь в о в н а. Выдал, выдал начальника. Я такой грех за ним знаю — покушать. (Показывает на бутылку.) Непременно возьмите.
К у п р и я н о в (скрывая смущение, обратил внимание на бутылку; Бочарову). На дорожку, товарищ начальник… Можно?
Откупоривает и наливает в стакан. Все с интересом следят за ним.
(Вежливо, Полежаеву.) Ваше здоровье! (Лихо пьет. На лице его недоумение и гримаса. Все хохочут.) Что это?
М а р ь я Л ь в о в н а. Куриный бульон…
Б о ч а р о в (направляясь к двери). Пошли, Куприянов!
К у п р и я н о в (оторопев). Буль… бульон? (Уходит.)
М а р ь я Л ь в о в н а (бежит за Бочаровым). Голубчик, Миша…
Б о ч а р о в (негромко). Будьте около Дмитрия Илларионовича. Это ему сейчас пригодится больше, чем когда-либо. (Оборачивается к Полежаеву.) Дмитрий Илларионович, только вы не расстраивайтесь, с проектом уладится.
П о л е ж а е в (сердито). Идите, идите, пока не рассердился. О проекте сейчас не хочу и слышать.
Бочаров уходит. Дверь хлопнула. Пауза. Слышна только песня уходящего отряда.
(Укладывается на диване.) Вот и все.
М а р ь я Л ь в о в н а (грустно вторит). Все.
П о л е ж а е в. Миши нет. Один, совсем без помощника остался. Да и для чего? Делать мне теперь нечего… Вот похвораю пока, проведу время. А? Ты что сказала?
М а р ь я Л ь в о в н а. Я ничего не говорю. (Отвернулась.)
П о л е ж а е в (ворчливо). Вижу, что ничего не говоришь. (Гладит ее по спине.) А то, может, скажешь что-нибудь?
М а р ь я Л ь в о в н а. Скажу. (Серьезно смотря на него.) Ты говоришь, нет помощника. А я? Разве я не могу тебе помогать?
П о л е ж а е в (нетерпеливо). Я знаю, Муся.
М а р ь я Л ь в о в н а (настойчиво). Нет, ты не знаешь. Думаешь, переписывать только. Я все повторила, чему училась в юности. Да, да, сначала с Мишей прошлой зимой занималась, потом одна. Хочешь, я покажу тебе свои тетради? (Пауза.) Ты не сердишься на меня, Дима?
П о л е ж а е в. Милая ты моя!
Телефонный звонок.
Я сам, сам. (Поднялся с дивана, идет к телефону.) Наверно, это опять Бочарову. (Снимает трубку.) Слушаю. (Резко.) Сразу предупреждаю: у телефона не Бочаров, а Полежаев. (Удивлен.) Что, меня и надо? Вот удивительно. Я уже отвык от звонков. Что, что? (Запальчиво.) Никаких проектов! Пока война не кончится, не хочу и слышать. Именно потому, что старая моя мечта. Утвержден? Позвольте, кто со мной говорит? (Пауза.) Ленин? (Пауза.) Здравствуйте, товарищ Ленин! (Отчаянной жестикуляцией зовет к себе жену; та подбегает и старается тоже услышать, склонив ухо к трубке.) Несмотря на войну… вы лично… уже утвердили! Владимир Ильич… Слушаю. Помощники? Как не быть! (Кладет руку на плечо Марьи Львовны.) Найдутся помощники! Нет, нет, я здоров, вполне здоров. Вы мне за что, Владимир Ильич, спасибо? Ах, вы прочли мою книгу… Ну, даже очень? Как говорите? Особенно мои замечания против буржуазии и за Советскую власть… (Счастливо смеется.) Да, теперь обязательно встретимся. Что? Помилуйте, какая беспокойная старость! Это как раз по мне. Как рыба в воде. Пожалуйста, не тревожьтесь. Как? Спасибо, я ей передам. И вашей супруге тоже привет. Будьте здоровы. (Медленно вешает трубку. При звуке отбоя опять торопливо снимает и напряженно слушает.) Нет, это так. (Вешает трубку, оборачивается к Марье Львовне, деловито.) Ну вот и поговорили.
М а р ь я Л ь в о в н а. С кем, Дима?
П о л е ж а е в. С Владимиром Ильичем Лениным. Он тебе кланяется.
М а р ь я Л ь в о в н а. Мне?
П о л е ж а е в. Тебе, тебе.
М а р ь я Л ь в о в н а (оторопев). Спасибо.
П о л е ж а е в. После, после поблагодаришь. (Подталкивает ее в кабинет.) Пойдем работать.
Уходят.
З а н а в е с.
1936—1937
КАМЕНЬ, КИНУТЫЙ В ТИХИЙ ПРУДВоенная повесть
В е р е с о в Егор Афанасьевич — инженер, 42 лет.
В е р е с о в а Александра Васильевна — инженер, 40 лет.
В и к т о р и я — их дочь, 17 лет.
Ч е н ц о в а Зинаида Степановна — работница, 38 лет.
П а ш к а — 17 лет }
В и т ь к а — 15 лет }
Т и ш к а — 13 лет } ее дети.
Ч е н ц о в Петр Васильевич — свекор Ченцовой, 82 лет.
А г л а я — работница, 27 лет.
М и к и ш е в Александр Михайлович — председатель горсовета, 32 лет.
П ч е л к а Федор Матвеевич — секретарь райкома, 33 лет.
Р е б р о в — курьер заводоуправления, 45 лет.
Л и а н о з о в }
Е г о р ы ч }
К о з л у х и н } пенсионеры, старые рабочие.
С у р о в ы й с т а р и к — сторож на заводе, свекор Аглаи.
Е р ш о в — начальник станции.
Д е в у ш к а с рюкзаком.
Д и р е к т о р швейного ателье.
К р а с н о а р м е е ц.
А р т и л л е р и с т ы.
Д р у ж и н н и к и.
М а с т е р и ц ы.
Картина первая
Плотина и набережная пруда, в котором отражаются заводские трубы, столбы с электрическими проводами, желтеющие березы. Вдали берег теряет городской вид, сливается с лугами и небом. На чугунной скамье сидят В и к т о р и я и П а ш к а Ч е н ц о в. К скамье прислонен велосипед. На тумбе, у самой воды, примостился с т а р и к Ч е н ц о в; он не обращает внимания на них, нагнув голову, смотрит в воду, будто что видит на дне. Слышен шум проходящих мимо грузовиков. Шум приближается, усиливается до грохота, затем удаляется и ослабевает.
В и к т о р и я. Везут, и везут, и везут… Скоро все увезут, только пруд один и останется.
П а ш к а. А ты бы и пруд хотела с собой забрать.
В и к т о р и я. Да, хотела бы. Если бы могла, я бы все увезла: и пруд, и березы… Говорят, там берез совсем нет. И небо…
П а ш к а. Там что, и неба нет? А меня с собой прихватила бы?
В и к т о р и я. И тебя.
П а ш к а (удивленно). Жадная же ты, Виктория!
В и к т о р и я. Да, я жадная. (Помолчав.) Когда вот так смотришь на воду, можно обо всем забыть. Пруд тихий, тихий… как до войны. Светло, листья плавают… Хорошо, правда, Пашка? (Сама себе отвечает.) Очень! Господи, неужели завтра отсюда уезжать?
П а ш к а. До завтра вам, пожалуй, не дотерпеть.
В и к т о р и я. Почему?
П а ш к а. Есть признаки. Инженерские портки второй день на пруду полощут.
В и к т о р и я. Какой ты грубый, Пашка.
П а ш к а. Да, я грубый.
В и к т о р и я. А ты смотри на воду, как твой дедушка, это успокаивает. Вот на той стороне еще два пенсионера сидят. О чем они, по-твоему, говорят?
П а ш к а. О чем всегда. О старом прижиме.
В и к т о р и я (убежденно). Нет, Пашка, они тоже говорят о пруде. Что пруд все такой же, как и пятьдесят лет назад. Им даже кажется, что стоит нагнуться, и они увидят себя в воде молодыми. Не веришь? Дедушка Ченцов, скажите, о чем вы сейчас думаете?
П а ш к а. Брось. Старик глух как тумба.
Снова завывание автомашин, Виктория затыкает уши. Ченцов сидит неподвижно, не спуская глаз с воды.
В и к т о р и я. Счастливый, ничего не слышит, не видит!
Грузовики проходят, и шум смолкает.
П а ш к а (поднялся). Ну, нам не пора?
В и к т о р и я (безучастно). Пора. (С силой бьет рукой по скамье.) Не хочу! Не хочу уезжать! Ничего не хочу! Хочу, чтобы все по-прежнему! Чтобы ты не хамил! Чтобы опять по пруду катались! На лодках, а зимой на коньках… И музыка бы играла старинные вальсы… (Закрыв глаза, напевает без слов.) А мы кружимся, кружимся по льду, под оркестр нисколько не устаешь. Я в белой фуфайке, ты в черной… Красиво, легко. И музыка. А никакой войны нет. Где она? (Широко открывает глаза.) Ее и не было никогда!
П а ш к а. Эх, Виктория!
В и к т о р и я (уныло). Пойду. Может, еще не поедем завтра.
П а ш к а. Вряд ли. Еще как поедете. С музыкой.
В и к т о р и я. Для чего ты так говоришь? Ты думаешь, нам легко?
П а ш к а (со злостью). А, брось ты! Легко — нелегко! Ах, пруд с собой увезу, ах, небо! Да какое ты имеешь право? Понаехали с разных сторон, разве это для вас свое!
В и к т о р и я. Ты что, с ума сошел? Я здесь раньше тебя родилась.
П а ш к а. Я не обязательно про тебя.
В и к т о р и я. За что ты всех обругал? Я жалею, что пришла с тобой попрощаться. (Вскакивает.) Я буду рада, если мы уедем даже сегодня. Даже сию минуту! Даже…
Идут грузовики. Сквозь шум долетает крик: «Вересова-а! Вересову-у!» Грузовик остановился. От него бежит к Виктории д е в у ш к а, одетая по-дорожному — в лыжных штанах и платке, с рюкзаком за спиной.
Д е в у ш к а (торопливо). Вот что, Вересова. Твоя мама велела тебе сказать, чтоб ты сейчас же шла домой… Скорей иди домой, Вересова, вы тоже сегодня уезжаете. Ну, до свидания, Вересова, может, в дороге увидимся. До свидания, Ченцов.
Нетерпеливый автомобильный гудок.