А г л а я. Не голой же на войне ходить. Пусть шинель сошьют. Или ватник. Зима скоро…
М и к и ш е в. Зима? (Долго смотрит на нее, точно стараясь понять. Услужливо вылезшему из окопа директору.) Там у тебя остался кто-нибудь из мужчин?
Д и р е к т о р. Никак нет, все на фронте.
М и к и ш е в. А мастерицы?
Д и р е к т о р. Ковязина на окопных. Гридина на окопных. Шилова эвакуировалась, Ратько в декрете…
М и к и ш е в. С окопов вернем. (Аглае.) Вместо остальных наберете новых, из домашних хозяек. Ну, что глядите, гражданка? Я вас назначаю директором ателье. С завтрашнего дня начинайте пошив ватников для нужд фронта и населения. Вопросы есть?
Аглая оторопело молчит.
Понадобятся фонды — найдите меня или зайдите в райком к товарищу Пчелке. Все. Точка. (Директору.) Занимайте оборону, товарищ боец.
Директор тяжело слезает в окоп. Микишев вопросительно обернулся к Пчелке. Тот молчит.
М и к и ш е в (несколько сконфуженно). Зима, говорит, скоро…
П ч е л к а (рассудительно). Зима, слава богу, еще не скоро, но… (не выдержав, хлопнул Микишева по спине.) Голова, ты чуешь, что у тебя начали крылья прорезываться?
Микишев и Пчелка уходят.
А г л а я (Виктории, нерешительно). Пошутил? Как по-твоему?
В и к т о р и я. Какие шутки? Аглая, я поздравляю вас!
А г л а я (захохотала). Ах ты господи! (Свекру.) Папаша, а вы чего не пошли ремонтировать? Вы же тоже бывший специалист по металлолому.
С у р о в ы й с т а р и к (грозно). Женщина, если ты!..
А г л а я. Дома, папаша, доскажете. Ступайте скорей за ними. (Спрыгнула в окоп.)
Суровый старик, потеряв обычную величавость, догоняет товарищей. Появилась В е р е с о в а. Проходит мимо окопа, не замечая, что из него торчат головы Виктории и Аглаи.
В и к т о р и я (тихонько). Слава богу, мама вышла из вагона. Бледная-бледная, как лунатик… Кого она ищет — меня или папу?
А г л а я. Обратно идет!
В и к т о р и я (крикнула). Мамочка, как хорошо, что ты с нами! Спускайся сюда, в траншею!
В е р е с о в а (словно ничуть не удивившись, что встретила дочь). Ты знаешь, что заявил мне начальник станции? Что поезд никогда не пойдет! Кто, по-твоему, может так говорить? Только изменник Родины… Поезд должен уйти и уйдет сегодня же. И ты не посмеешь больше самовольничать! Слышишь? Нас ждут на востоке… (В голосе ее слезы.) Нас очень ждут!
В и к т о р и я (не слушая, возбужденно смотрит через кромку бруствера). Наши все ближе, ближе к танкам…
А г л а я (она близорука). Мой-то догнал их?
В и к т о р и я. Сейчас догонит. Так и идут цепочкой… Ой, что это?!
А г л а я. Что случилось?
В и к т о р и я. Упали… Это они нарочно. Ой, нет! (Закрывает лицо рукой.)
А г л а я. Вика, милая, что?
Слышен дальний разрыв.
В и к т о р и я. Ранило… Двоих… (Вглядывается.) Один ранен… другой с ним остался. Остальные пошли вперед. А этот обратно повернул. Тащит на себе раненого… Но кого, кого? Неужели папу? Нет, в шляпе, кажется, впереди. Ага, папа впереди всех, направляется к левому танку…
В е р е с о в а (начинает вникать в события). Виктория, что происходит? Почему ты позволила отцу?..
В и к т о р и я. Мамочка, миленькая, помолчи! (Вглядывается.) Идут… Все идут… Все ближе к танкам. А один… (Кричит.) Вижу, вижу, кто тащит на спине раненого! Наш Ребров! А раненый — с бородой!
А г л а я. Это свекор! (Выскакивает из окопа.) Это я его на смерть послала…
В и к т о р и я. Аглая, но, может, еще не он!
В е р е с о в а. Что за женщина?
В и к т о р и я. Это папин бригадир по окопам. Правда, славная? Нет, это не ее свекор, это другой старик. (Притихла.) Он без сознания… или…
Ребров и Аглая несут убитого Козлухина. Виктория, выскочив из траншеи, помогает им перейти по доске на эту сторону. Они бережно кладут старика рядом с могилой родителей Вересова. Ребров совсем обессилен, задыхаясь, садится на землю.
А г л а я (сочувственно). Устал?
Р е б р о в. Отдышусь…
А г л а я. Эх, Козлухин, Козлухин! (Снимает свой нарядный платок, закрывает им лицо Козлухина.) Чем его убило, товарищ Ребров?
Р е б р о в. А? (С трудом поднимает голову.) Миной, красавица. Вот этакой миной. (С усилием растопырил руки.) Тыща осколков мимо меня просвистело. И ничего. А старика прямо в сердце.
А г л а я. Недаром у него сердце чувствовало: боюсь, говорит, мины. Вика, ты что?
В и к т о р и я (не спуская глаз с Козлухина, очень тихо). Я еще никогда в жизни не видела мертвого. (Унимает дрожь.) Это ничего, что я так говорю?
А г л а я (тоже тихо). Девочка, я сама переживаю. Вот не могу и не могу успокоиться… (Громко.) А ты, Ребров, молодец, не кинул в беде товарища!
Р е б р о в (снял фуражки). Царство ему земное. Земное, подчеркиваю.
А г л а я. С каким это он дружком беседовал?! (Нагнулась к могиле.)
Р е б р о в (понизив голос). Здесь ихние дедушка-бабушка похоронены. (Показал на Викторию.)
А г л а я (прочитав надпись). В двадцатом году… Ах ты господи!
Р е б р о в. Господь ни при чем, красавица. Все тут будем. А пока живы — о живом думать будем.
П а ш к а (кричит). Добрались наши до танков! Внутрь залезли!..
В и к т о р и я. Мама, видишь, что делает папа! Почему ты молчишь?
А г л а я. Герой твой папка! (Обнимает Викторию.) Только бы их теперь не убило!
В и к т о р и я (отстраняясь от Аглаи). Мама, ты плачешь?
Вересова отвернулась.
О чем ты плачешь, мама?
Пауза.
Ты и в вагоне плакала. (Начинает догадываться.) Не смей плакать! Я знаю, ты не о ком-нибудь… ты о себе плачешь…
Р е б р о в (бодро, не разобрав, в чем дело). Еще поживем, гражданочки! Погоним немцев! Погоним, не сомневайтесь, Александра Васильевна.
В и к т о р и я. Не плачь, слышишь, мама! Как я хочу, чтобы ты скорей уехала! Как я этого хочу!
З а н а в е с.
Картина четвертая
Ремонтно-механический цех, полутемный, полупустой, с собранным старым, давно отслужившим оборудованием. Здесь и куют, и сверлят, и клепают, и сваривают — это напоминает скорей захудалую мастерскую, чем цех большого, знаменитого до войны завода. За стеклянной перегородкой конторка мастера (начальника цеха). Стекла, как и повсюду, выбиты, но если в окнах и в крыше они заменены фанерой и толем, то перегородка зияет пустыми переплетами, лишь символически отделяя начальника от рабочих. К перегородке примыкает видимая нам часть цеха, где на переднем плане стоит полевая пушка. Три старика — Л и а н о з о в, Е г о р ы ч и Ч е н ц о в — ремонтируют орудие. Им помогает Р е б р о в. Тут же, возле орудия, спят на голом полу молодые парни, а р т и л л е р и с т ы. Немного подальше несколько ж е н щ и н мастерят что-то из жести; среди них Ч е н ц о в а. В глубине цеха сверкают по временам автогенные вспышки.
Р е б р о в. Читали, ребята, такой роман «Три мушкетера»?
Е г о р ы ч. Слыхать слыхал. (Копается в механизме пушки.)
Р е б р о в. Слыхать мало, надо читать иногда серьезные книги. Там три боевых друга описаны. Благородный Атос (показывает на Лианозова), силач Портос (показывает на замухрышку Егорыча), красавец Арамис (показывает на восьмидесятилетнего Ченцова). Куда один, туда все на выручку прутся. А четвертый (скромно показывает на себя) — самый молодой и самый инициативный. Дартанян прозывается.
Л и а н о з о в. Армянин, что ли?
Р е б р о в. Все чистокровные французы.
Е г о р ы ч (озабоченно). Заклинило. Дай-ка, Ребров, деревянную колотушку. (Бьет по заклинившейся части затвора.)
Р е б р о в (оглянулся на спящих артиллеристов). Вот кого нынче из пушки не разбудишь. Больше суток ее чиним, хоть бы на троих один глаз открыли.
К артиллеристам подошла Ченцова, сумрачно вглядывается в их лица.
Опять на чужих сынов глядит. Кремень-баба, а скучает. Старший сын в батальоне, другой связным у Микишева. (Кричит Ченцову.) Твой внук, дедушка!
Ченцов кивает головой, улыбается.
Так и шпарит на велосипеде вдоль фронта, по улице Урицкого. Фронт-то нынче — не успел оглянуться, как уже на том свете.
Ченцова возвращается на место.
Ты бы поостерегла своего, воевать еще долго будем.
Е г о р ы ч (в волнении). Долго! Так это в одном поселке сколько народу выбьют! Господи, разве такого ждали? Здесь мы, а за прудом немцы! Каждого видят, в каждого целятся… поди всех в книжечку переметили…
По цеху идут В е р е с о в ы.
Егор Афанасьевич, вы большой человек на заводе… скажите, до каких это пор?
В е р е с о в. Ты о чем, Егорыч?
Р е б р о в. Он, Егор Афанасьевич, ждет-волнуется, когда немцев от завода отгоним. Ну, не ясна человеку высшая стратегия.
В е р е с о в (грустно). Чепуху говоришь, Ребров. (Открыл дверь в конторку, пропускает вперед Вересову.)
Р е б р о в (на мгновение опешил). Егор Афанасьевич, так это как же? Значит, я по-научному так понимаю современную боевую задачу: отогнать немца с винтовочного выстрела на пушечный? В сентябре остановили, сейчас отгонять время. (Вдохновенно показывая своим товарищам на пушку.) Замечаете подготовку? Но — ш-ш, молчок! (Прикладывает к губам большую отвертку.)
Е г о р ы ч (слегка успокоившись). Дай-то господи! Дай-ка, Ребров, отвертку.
Вересовы за перегородкой. На ее лице копоть, которую она размазывает какой-то грязной ветошью. Он по-прежнему неприметный и озабоченный, только вместо шляпы — вытертая каракулевая шапка, хотя еще далеко до зимы.