(Покосился на Викторию.)
В и к т о р и я. Мне уйти?
М и к и ш е в. Да лучше бы.
Виктория неохотно уходит за поворот окопа.
Товарищ Вересов, времени мало, давай сразу о деле. (Расстегивает планшет.) Я тебе сейчас покажу нашу батальонную дислокацию. Вот, смотри карту местности.
В е р е с о в. Да я ее знаю, у меня есть. А в чем дело? Что-нибудь переменилось?
М и к и ш е в. Переменилось. Ты на мое место сейчас пойдешь, а я на твое.
В е р е с о в. Не понимаю.
М и к и ш е в. Чего ж тут не понимать. Ты на земле руководить будешь, а я твоим взводом. Осмыслил? Ну, поздравляю, Вересов, на сегодняшний день вместо взвода батальон получаешь. Человек ты в прошлом военный, Надеюсь, справишься. В случае чего мой начальник штаба поможет. (Глядит на часы.) В восемнадцать ноль-ноль надо вступать в обязанности. Пошли.
В е р е с о в. Погоди, погоди… Как же так? Я в этот рейд поверил, готовился, две недели занимаюсь с бойцами, ребята все до одного добровольцы… И вдруг я в последний момент: «Вы уж как-нибудь без меня!» Слушай, Микишев, кто это решил? Уж не ты ли один, самолично?
М и к и ш е в (постепенно мрачнеет). К чертям! Еще будешь меня допрашивать! Да, я решил.
Появляется В и к т о р и я.
(Увидел ее.) Ну-ну, не тревожьтесь, драки не будет. И чересчур грубых слов тоже. Я снимаю тебя со взвода. Остальное не твоя печаль. Не хочешь командовать батальоном — не надо, начштаба будет командовать. Все. Точка. Хотел я с тобой по-хорошему… Откуда у тебя такое упрямство? Между прочим, я в твоем возрасте вообще воздержался бы лезть под воду. Представляешь, твои молодцы окажутся без командира? (Виктории.) Уговорите отца. Добром советую. Приказать приказал, а добром лучше.
В и к т о р и я (волнуясь). Папа, может, действительно неблагоразумно…
В е р е с о в (мы еще никогда не видели его раздраженным). Вы что, шутить надо мной сговорились? Ты в своем ателье набрюшник для меня свяжи: как же, война, папочка простудится! (Спокойнее.) Вот что, товарищи, не мешайте мне готовиться к рейду. (Микишеву.) Приказа твоего я не слышал, мой взвод лишь формально в твоем подчинении. Поэтому, прошу прощения… (Обернулся к выходу.)
М и к и ш е в. Гонишь меня со своего КП?
В е р е с о в. Наоборот, гости сколько хочешь, если других дел нет у комбата.
М и к и ш е в (явно в смятении). Других дел… Хорошо. Ты пойми меня, Вересов. Могу я со спокойной душой допустить, чтобы на такое дело бойцы без меня шли? Насчет рейда я прежнего мнения… но уж если его одобрили, где мое место? Кто должен в первую очередь приказ выполнять? Я все серьезно продумал, Вересов. Думаешь, мне легко просить? Потому виноват в одном: дотянул до последнего дня.
В е р е с о в (нетерпеливо). До последнего часа. Уж солнце село.
М и к и ш е в. Село. Правильно. Что ж, бывает. Все бывает… Так что пойми и уважь мою просьбу. Просьбу, подчеркиваю, не приказ. Видишь, Вересов, мой сапог? Вот так наступаю на свое самолюбие… Смотри. Вот так!
В е р е с о в (мельком взглянул и отвернулся). Нет. Не могу уважить. Я больше тебя подготовлен. Не серьезно это… Я привык иначе. Нет, не серьезно. Извини, не могу. (Уходит.)
М и к и ш е в. Так. (Исподлобья глядит на Викторию.) Так, Витя?
Виктория растерянно пожала плечами.
Борьба титанов, видали? Силен, ничего не скажешь. Куда до него нам, районным деятелям! Высоко пойдет со временем!
В и к т о р и я (проглотив слезы). Или вы издеваетесь, или вы…
М и к и ш е в. Или я что?
В и к т о р и я. Неврастеник…
М и к и ш е в (взял себя в руки). В данном случае выражение подходящее… Но в иное время… интересно, кто вас такими выражениями снабжает? (Крутит ручку полевого телефона.) Дайте Стрекозу. Стрекоза? Кузнечик говорит. Можно к тебе зайти? Ну, минут через пять… Я нахожусь у Муравья. Да его нет дома… Хорошо, Жду. (Вешает трубку.)
В и к т о р и я. Хотите Пчелке на папу жаловаться?
М и к и ш е в (рассеянно). Что? Эх, черт побери, темнеет! Ладно, успеем. Плавучие средства у меня заготовлены, чувствовал, что Вересов заупрямится. (Смеется.) Глупо я его пробовал взять на пушку? Глупо, глупо… Называется, недооценил противника!
В и к т о р и я. Странный вы, с чего-то развеселились.
Из бокового хода сообщения появляется П ч е л к а.
М и к и ш е в. Стрекоза, у меня встречная идея. Но предупреждаю: начинать действовать надо мгновенно.
П ч е л к а. Здравствуйте, Виктория Георгиевна.
Виктория смущенно привстала.
Встречная? В каком смысле? Кого встречать?
М и к и ш е в (с увлечением). Хочу поддержать вересовский десант отвлекающим маневром. Короче, пустить через пруд ложную флотилию из плотов и лодок. Набросать на них всякого тряпья, немцы начнут обстрел, а в это время Вересов по дну пруда в другом месте… А батальон со стороны кладбища… А соседи-армейцы…
П ч е л к а. Понял. Идея эффектная. Кто ее станет осуществлять?
М и к и ш е в. Всего один человек на моторке. Важен самый первый момент: дезорганизовать немцев в отношении главного удара.
П ч е л к а. Я спрашиваю, кто поведет моторку?
М и к и ш е в. Ну, например, я. А что такое?
П ч е л к а. Ты. Так я и думал. До свидания, Виктория Георгиевна.
М и к и ш е в. Постой, постой! Откуда это пренебрежение? Значит, мои идеи и планы для тебя заведомо не существуют. Ты бы хоть возразил для приличия.
П ч е л к а. Возражения ты наизусть знаешь, воюешь не первый день. «А» (загибает палец): сногсшибательное самопожертвование, так сказать, идея смертника. «Б» (загибает другой палец): предлагаешь мобилизовать немцев на максимальное внимание к сегодняшней ночи, тогда как наша затея рассчитана на полную неожиданность, на тихую сапу. «В» (загибает третий палец): все это ты придумал в пику, а не в поддержку Вересову. Опять самолюбие заедает: почему не ты первый и главный! Скажи, не правда? Опять каша в голове, Микишев?
В и к т о р и я (тихонько). Гречневая.
П ч е л к а (быстро). Неужели рассказал? Тогда некоторые слова беру обратно. (Микишеву.) Вопросов нет? Желаю успеха. (Погладил Викторию по голове.) Не страшно, девочка?
В и к т о р и я. Страшно.
П ч е л к а. Трусишь?
В и к т о р и я. Нет, нисколечко. Вы сомневаетесь?
П ч е л к а. Зачем. В папу, стало быть. Папа же не трусит и не хвалится. (Поглядев на сумрачное лицо Микишева.) Микишев, ты учил Ветхий завет? Видишь, а я на год старше, успел кое-что вкусить у батюшки. Так вот, когда начался всемирный потоп, у старика Ноя было несколько выходов. Он мог один уплыть на бревне, плюнув на остальных сограждан. Мог положиться на волю божию: вдруг большого потопа еще не будет… авось… посмотрим… А что сделал Ной? Ной построил плавучий ковчег и тем спас человечество. Это тебе не фунт фиников! Суть не в затруднительности постройки и даже не в том, что спасаемые — причем страстно жаждавшие спасения — несомненно громко критиковали самую идею ковчега и все детали проекта и строительства. Главное было — при всей вере в высшее небесное руководство — взять на себя земную инициативу и ответственность. Не быть теленком, ягненком, курицей — но и по возможности не изображать из себя особого божьего уполномоченного по вопросам спасения человечества. А что такого? Людей же приходится спасать ежедневно. И на войне, и в мирное время, и в мировом масштабе, и в местном. Чаще всего как раз в местном, где особенно не разгуляешься… (Пошел к выходу, обернулся.) Кстати, наш Вересов — это не патриарх Ной, и даже не мы с тобой — признанные вожди, полководцы, секретари, председатели. Он человек рядовой, скромный — представляешь ценность его заявки на самостоятельность?
М и к и ш е в (не выдержал). Да, но сейчас война, а не курсы по воспитанию отстающих кадров!
П ч е л к а. А ты считаешь, что можно отложить твое воспитание на после войны? (Уходит.)
Пауза. Виктория чуть не со страхом смотрит на Микишева. Ей бы убежать, тактично оставить его одного…
В и к т о р и я (подбежав к Микишеву). Это не по ошибке, не вместо папы… Это вместо «не огорчайтесь» и «до свидания». (Быстро пригнула к себе его голову и поцеловала.) Все. Точка. (Вынула из-за пазухи письмо.) Передайте утром папе, я боюсь, что отдам раньше. Читать вы не станете, самолюбие не позволит… Правда?
Микишев сдержанно козырнул в ответ. Возвращается П ч е л к а.
П ч е л к а. Вот что, Микишев: не вздумай сгоряча уничтожить свои плоты и лодки. Чем черт на войне не шутит, может, еще придется кинуть надводный десант в подмогу подводному. Ты как — готов заделаться Ноем?
Микишев молча поднимается на бруствер. На секунду его фигура резко вырисовалась на алом фоне заката.
В и к т о р и я (смотря вслед). Странно.
П ч е л к а. Что странно, девочка?
В и к т о р и я. Федор Матвеевич, что для вас в человеке главное? Я имею в виду сейчас, во время войны…
П ч е л к а (очень серьезно). Пожалуй, то, что он человек, Виктория Георгиевна. Особенно на войне. (Уходит.)
З а н а в е с.
Картина шестая
«Ателье мод» помещается в глубоком подвале без окон. Оно похоже и на обычную швейную мастерскую (со швейными машинами, паровым утюгом, манекеном, даже с болванкой для шляп), и на воинскую казарму (винтовки у двери), и на женское общежитие. Возле круглой железной печки в углу сушатся чулки и лифчики, койки застелены байковыми и ситцевыми одеялами; среди коек гордо возвышается никелированная кровать с шелковым покрывалом. У противоположной стены — вторая гордость ателье: большое трюмо с треснувшим от взрывной волны зеркалом. Столы завалены ватниками и полушубками в разной степени готовности. На одном из столов, потеснив продукцию, стоит кувшин с желтыми и коричневыми кленовыми листьями.