Т р и ж е н щ и н ы уже спят. Две из них укрылись одеялами, на полу тапочки, все как в мирное время. Третья лежит одетая поверх одеяла, накинув на себя ватник. На ближней койке спит Т и ш к а, тоже под ватником. Бодрствуют А г л а я и Ч е н ц о в а, сидя на никелированной кровати, в изголовье которой висит автомат. Рядом на тумбочке стоят будильник и чашка с чаем. Другую чашку Аглая держит в руках и вкусно прихлебывает с ложечки.
А г л а я. Что ж ты чай, Зинаида, студишь? Хочешь, налью покрепче? (Понизив голос.) У меня есть и покрепче, на смородине настояла. Полезла, дура, в огород за смородиной… когда, думаешь? — под самую первую бомбежку, в августе. Вот натерпелась страху! Это я с непривычки, теперь бы меня туда силой не затащили. Сколько время? (Встряхнула будильник.) Рано, наши еще не выбрались из укрытия… Да не дрожи ты так, Зинаида! Пей чай, долго тебя угощать? (Сует ей в руки чашку.) Нет, мало что мы с тобой проходили военную санучебу! Правильно нас не пустили в окопы прощаться. Знают, что нервы ребятам только испортили бы. А я все же успела: с Викой сегодня обнялась, расцеловалась. До чего похожа на папку — лоб, глаза, губы! Гляжу на нее, а его вижу… Правда, глупая баба? (Осторожно взяла у Ченцовой нетронутую чашку, поставила ее на тумбочку.) Зинуша, нельзя же так каменеть без сна, без пищи… Знаю, знаю, еще бы не горе! Я детей не имею, и то реву по ним, нерожденным, а потерять сына! Нынче другого проводить в бой!.. Дождешься, Зина, утром дождешься Пашку. Вернется живой, здоровый, отомстит за Витьку, за твои слезы. За все отомстит, не такой парень, чтобы не отомстил. И давай отдохнем, голубка. Хочешь, на одну кровать ляжем? Пусть некультурно, зато уютно. Человечнее как-то. Ложись, Зина, к стенке. Ну, с краю. Вовсе не будешь спать? Вот и я — сна ни в одном глазу. Знать бы, что там творится!.. (Встряхивает будильник.) Надо ждать. (Прислушивается к звукам на улице.) Дождь пошел, шумит в желобе. Такое днем было солнышко, откуда взялось в октябре… и опять дождик. Промочит на пруду наших… (Виновато.) Чувствую, что говорю глупость, а не удержаться. Болтаю, болтаю. (Порывисто обняла Ченцову.) Солнышко ты мое хмурое, осеннее! Не горюнься так, улыбнись на секунду! (Помолчав и опустив руки.) Скорей бы утро. Утро — и он живой входит! Живой, любимый… Вот не стыжусь твоего горя, вслух при тебе говорю: люблю! Да тебе все равно. Всем все равно. Только мне чудо и радость. За что? Просто так, счастливая уродилась. Он ничего и не знает. Узнает, скажет: «Пошла прочь, практикантка!» Ну не скажет, подумает… (Внимательно посмотрев на Ченцову.) Почему практикантка? Это ты мне когда-то сказала, помнишь? «Сегодня один, завтра другой. Практика».
Стук в дверь, Аглая прислушивается. Ченцова кинулась к двери.
(Кричит вслед.) Не открывай, спроси кто!
Ченцова скинула крючок, распахнула дверь. На пороге стоит В е р е с о в а. Она в том же пальто, потерявшем элегантность, голова замотана шерстяным платком, все это мокрое от дождя. Аглая вскочила с кровати. Остальные женщины и Тишка спят, не пошевелились.
В е р е с о в а (без выражения). Вот пришла. (Делает шаг от двери.) Извините, если разбудила. (Еще шаг.) Извините.
А г л а я (неестественно любезно). Милости просим. Очень рады компании. (Подвинула стул.) Садитесь, отдыхайте, как говорят в армии. Что, разве дождик на улице? Снимайте пальто, платок, просушим у печки. Чайку не хотите ли? Чем бедны, тем и рады, как говорится. Зина, да ты закрой дверь, садись поближе.
В е р е с о в а. Вас удивило мое появление? Попробую объяснить.
А г л а я (просто). Не надо, Александра Васильевна. Я тоже сегодня не могла одна… вот позвала Зину. Мастерицы мои все спят. Сын ее младший спит. Беда с мальчишками! Привела с собой, чтобы не убежал на фронт. Да вы садитесь.
В е р е с о в а (села). Дело в том… я настолько себя взвинтила… что кинулась, не очень соображая, куда я, собственно, бегу.
А г л а я. Вот видите. А пришли правильно. Станем вместе ждать. Ведь вы о Вике тревожитесь? Славная девочка. Я к ней очень привыкла, пока она здесь работала. Ну, ничего, все хорошо кончится.
В е р е с о в а. По правде сказать, у меня была одна дикая мысль: вдруг Виктория здесь… вдруг ее не пустили в этот кошмарный десант! Я никогда не могла понять, в кого она такая фантазерка.
А г л а я (рассудительно). Как в кого? В папу. В товарища Вересова.
В е р е с о в а (расстегнула пальто, сняла платок). Исключено. Егору Афанасьевичу в голову не могло прийти такое сумасбродство. Фантазии у него если бывают, то самые мелкие.
А г л а я. Почему? Он не хуже ребят увлекся, я видела.
В е р е с о в а. Его убедили, это слабость характера. Это ему всегда мешало, если вам интересно.
А г л а я. Очень интересно. Я сама страдаю слабостью. Иногда хочешь человеку всю правду о нем сказать, а не можешь.
Вересова на момент насторожилась.
Я много раз собиралась поговорить (обернулась к Ченцовой) с твоим Пашкой. Парень умный, самостоятельный, но до того характерный… А то часто так бывает: жена смирная — муж охальник. И наоборот. Замечали, Александра Васильевна?
В е р е с о в а. Простите, задумалась…
А г л а я (ласково). Есть о чем. Понимаю. Зинаида за сына переживает, вы за дочь. Мне-то, конечно, не за кого — бобылка, все мне чужие, а тоже душа неспокойна. Не верите?
В е р е с о в а. Почему же не верю? Верю.
А г л а я (с чувством). Спасибо.
В е р е с о в а. Я никогда не знала, что так привязана к Вите. Сейчас она там в опасности… и меня это как по живому месту… Я не виню Егора Афанасьевича, что он скрыл… Боялся, что протестовать стану. Правильно. И еще стану, если что случится. Подам жалобу в самую высокую инстанцию: придумали чепуху и ради нее рискуют жизнью наших детей. За это по-настоящему полагается трибунал…
А г л а я. Александра Васильевна!
В е р е с о в а. А, подите вы! Что вы можете чувствовать! У вас никогда детей не было…
А г л а я (грустно). Это верно. Убили Бориса скоренько, а потом… Ничего, доживем до победы, а там все будет хорошо. Ну, не мне, так другим. Молодежи.
В е р е с о в а. Какой молодежи? Откуда она возьмется? Если будут людьми швыряться, как сегодня…
А г л а я. Товарищ Вересова, я понимаю, что вы расстроены, но порядок знать надо. Здесь я начальник объекта, и если вы будете… (Оглянулась на спящих.)
В е р е с о в а. Все ясно. Вы меня арестуете.
А г л а я. Перестаньте, Александра Васильевна. Вы можете говорить о чем-нибудь другом? (Тоскливо.) Только о чем же другом. (Нагнулась к будильнику.) Уже время!.. (Прислушалась.) Нет, ничего не слыхать. Только дождик. И ладно, что дождь, дольше не обнаружат — ни мути, ни пузырей на воде не видно. Мне Вика так объяснила.
В е р е с о в а (с завистью). Она с вами много разговаривала?
А г л а я. Да, мы частенько беседовали, когда Вика у меня работала. Девочка интеллигентная, я всегда старалась у нее почерпнуть из культурной сокровищницы.
Вересова улыбнулась.
Глупость ляпнула?
В е р е с о в а. Нет-нет, это я своим мыслям.
А г л а я (начала злиться). Все мыслят, мыслят! Слышишь, Зина? Хорошо быть с образованием. Мы сидим с тобой дуры дурами, а товарищ Вересова… Извините, может, вам уже неприятна такая фамилия? Так вы поменяйтесь. (Положила руку на колено Ченцовой.) Ей все равно, а у вас жизнь впереди с ее Сережей. Между прочим, правильно поступили, что с ним не уехали. Зачем виснуть во время беды на занятом человеке. Любить — люби, а перерыв до конца войны вполне можно сделать. Не к спеху. (Метнула взгляд.) Не обиделись?
В е р е с о в а. Нисколько. Мне такой прямой разговор нравится. Я же знала, куда пойти. Одна смотрит на меня как на бешеную собаку, другая влюблена в моего бывшего мужа, как кошка… Так говорите, не до любви в годину народного бедствия. Любопытно, что вы подразумеваете под любовью. Наверно… как бы это поделикатнее выразиться… занятие весьма узкого профиля. Вам и невдомек, что любовь… простите за лекцию… это не только едина плоть и совместный быт, а еще и единомыслие, и тесное общение в труде, и многое другое. Вот почему для меня, скажем, стал неинтересен Вересов, а Ченцову давно не пара его жена. (Ченцовой.) Можете взять автомат и выпустить в меня за эти слова все пули… Не могут жить в браке духовно неравноценные люди. Зато близкие люди в годы испытаний должны быть по возможности вместе — на заводе, на фронте, в плену, в тюрьме, где угодно… И никакие ваши постные советы я не приму, так и знайте. Чуть только будет самолет, я немедленно улечу к Ченцову и увезу Викторию. (Секунду помолчав.) Я с удовольствием забрала бы с собой и Егора Афанасьевича. Оттого, что мы разошлись, я к нему не отношусь хуже. Наоборот. Он отец моей дочери и навсегда мне человек близкий. Но этого вам не понять…
А г л а я (весело). Спасибо! Вот спасибо, Александра Васильевна! Теперь и мне стало легче. Знаете, какого человека вы потеряли? Если от него после этого боя половинка останется, так и той вам много. Не стану его расписывать, а то еще захотите вернуть… Нет, уж я-то не упущу, если только от меня будет зависеть, уж это факт верный. И будет у меня столько счастья, что за глаза и за уши. А вам и полстолечко не видать счастья, пусть даже вы с Сережей Ченцовым поженитесь. Дурак, поменял он на вас Зинаиду… Неважно, что у нее характер нелегкий, зато она человек, а не просто, как вы, инженер-технолог… А про Егора Афанасьевича сам Сережа вам скажет под горячую руку: «Как же ты, такая-сякая, не оценила такого парня? Для чего ты меня оторвала от семьи, от детей? Какого тебе рожна было надо?»
Пауза.
В е р е с о в а. Продолжайте, что же вы замолчали?