Написано было немного: «30%».
Прочитав это, я все вспомнила и тут же встала. Меня довольно сильно качнуло, но я доплелась до дивана и свалилась уже на него.
В комнате было как-то по-особому пусто, как бывает, когда выносят какой-нибудь громоздкий предмет.
Я вспомнила, что именно отсюда только что вынесли – судя по моим часам, которые Элайя мне недавно подарил, прошло максимум десять минут, – и вспомнила довольно спокойно, будто не я здесь только что лежала, как труп, рядом с трупом. Пожалуй, сегодня мы в последний раз лежали рядом, подумала я. Обычное для меня состояние наблюдателя, не участвующего в происходящем, а лишь замечающего в действительности смешное и нелепое, вернулось. И благодарная единственному зрителю реальность тоже вернулась в свою обычную форму – мир уже не был нарисованным, а самым что ни есть обычным.
Мне даже не пришлось делать усилие, чтобы посмотреть на то место, где лежал он. Там пустота, оставшаяся после исчезновения главного предмета, была заметней, чем во всей комнате. Я не сразу поняла, чего там еще не хватает – пятна, вот чего. Странно, совершенно холодно размышляла я, когда же Марк успел все вычистить… И предположение, что он здесь возился с пятновыводителем, тогда не показалось мне идиотским – все же я была не совсем в порядке. Когда убиваешь даже мужа – ну, или когда его убивают на твоих глазах, – некоторое время чувствуешь себя не совсем в своей тарелке.
Как раз на мысли об удивительных возможностях современной хозяйственной химии зазвонил телефон – не мой сотовый, а наш домашний телефон, по которому уже давно почти никто не звонит. Разве что Кэйт – вовремя, как всегда…
Звонил небритый Марк, и я пропустила мимо ушей его первые слова, пытаясь вспомнить, давала ли я ему этот номер.
– Вы меня слушаете? – раздраженно спросил он. – Мне кажется, вы не услышали мой вопрос: когда я получу гонорар? Все сделано чисто, и, уверяю, вам не грозят неприятности…
– Больше вам нечего сказать? Ну, например… – начала я, но он резко перебил меня.
– А вам не следует знать ничего более. Проблема, которую надо было решить, устранена полностью, ее уже не существует. Будьте любезны рассчитаться со мной и забудьте обо всем.
– Завтра я не смогу получить в банке такую сумму, – сказала я, – утром позвоню им, и, вероятно, дня через три…
– Постарайтесь провести эти три дня спокойно. – Что-то не понравилось мне в этом его совете, но я не поняла, что. И переспросить не могла – он уже отключился. Тут я сообразила, почему он звонил по домашнему телефону: его номер не определился. Я попробовала перезвонить по тому, который списала из объявления, но он не отвечал. Связь теперь сделалась односторонней.
Три дня я спала.
Я просыпалась в разное время – в середине ночи, под утро, в поддень и на закате – и брела на кухню голая и босиком, брала из холодильника первое, что попадало под руку… Однажды это оказался неведомо как попавший туда кусок венгерской салями, который я погрызла и бросила в мусор, в другой раз это был любимый сыр бри в вакуумной упаковке, с которой я не справилась и отправила в мусор все целиком…
За три дня я выпила весь запас джина, что был в доме, бутылку «Смирновской», неведомо для чего хранившуюся в холодильнике же, почти весь коньяк из бара и черт его знает что еще.
Ту бутылку я опорожнила в раковину и, сполоснув на всякий случай, поставила в ряд с другими, содержимое которых плескалось в моем желудке и помогало спать.
И все время, что оставалось от высасывания из горлышка всякой дряни, я спала – кроме первых минут после очередного пробуждения, когда меня рвало. Я сидела на полу в ванной, и мне казалось, что все вокруг пахнет отравленным виски. Я помню, что бормотала, как последняя сентиментальная дура: «Эл, прости меня, я не хотела, чтобы тебя унесли в мешке» – врала, как обычно.
В банк я успела позвонить утром первого дня. А утром третьего позвонили из банка и сказали, что деньги можно взять, они уже упакованы в стандартный кейс из тех, которые банк дарит свои давним и почтенным клиентам, решившим по каким-то причинам закрыть счет.
Я закрыла свой, потому что там была как раз та сумма, которая причиталась Марку, – треть того, что я собиралась унаследовать от Эла, но это должно было произойти нескоро – судебное разбирательство, признание отсутствующим без вести, установление прав наследования… Совсем немного оставалось на счете в другом банке, это были остатки денег, которые Эл каждый месяц давал на ведение дома. Там скопилась кое-какая мелочь – например, разница между тем, что я получала на хозяйственные нужды, и тем, что тратила на них в действительности. На эти деньги я и доживу до статуса официальной вдовы и наследницы…
Утром третьего дня после звонка из банка я, стараясь не визжать, приняла холодный душ и примерно полтора часа приводила себя в порядок. В результате я с удовлетворением констатировала, что вполне готова к Хеллоуину – лучшей маски Смерти не купишь. Правда, темные очки снижали эффект не менее чем вдвое, но, садясь в свой старенький Mini , который Элайя подарил мне еще к десятой годовщине свадьбы, я все равно тряслась от страха: если меня остановит полицейский, за вождение в полупьяном состоянии он отберет права наверняка…
Однако доехала я без приключений, и в банке все прошло спокойно, никаких неприятных вопросов от клерка и управляющего – неприятности случаются только тогда, когда их не ждешь.
Около двух пополудни я уже ехала домой, и плоский алюминиевый чемоданчик, какие недавно вошли в моду, лежал на правом переднем сиденье. Городок был пуст, солнце изо всех сил освещало улицу, лужайки, дома, и его старания не пропадали даром: все вместе напоминало макет, который обычно располагается на возвышении посереди конторы риелтора, распродающего жилье в поселке среднего класса…
У нашего дома стояла большая серебристая Toyota, и мне это не понравилось, хотя я должна была ожидать визита.
Марк сидел в гостиной, в том кресле, которое по вечерам занимал Эл – если смотрел телевизор вместе со мною, чего уже не бывало в последние года три. Специалист был в том же полотняном пиджаке и в тех же джинсах, только вместо рубахи под пиджаком теперь была майка Лиги плюща. Да еще щетина отросла, так что теперь это была уже небольшая бородка.
Я опустила чемоданчик на ковер и слегка пнула его ногой – этого оказалось достаточно, чтобы полированный алюминий доехал до ботинок убийцы. Он поднял его и положил на колени, но не раскрыл.
– Не сомневаюсь, что вы не обманываете меня, – сказал он.
Мне уже нечего было скрывать, и я ответила, не пытаясь выглядеть дурочкой.
– Не преминула бы, но я уже видела вас в деле, так что не буду рисковать, – я села в кресло напротив него. – Итак, мы в расчете, и вы можете оставить меня без мужского общества.
Он усмехнулся.
– Пожалуй, мог бы, но тогда дело не будет полностью завершено, – тут он встал и объявил негромко, но торжественно. – Позвольте представить вам вашего покойного мужа, мэм, и его будущую жену.
Еще не осознав, что он сказал, я обернулась и посмотрела туда, куда указывал Марк.
В дверях, ведущих на кухню, стояли Эл и Кэйт.
Они стояли обнявшись.
Падать второй раз за три дня в обморок было бы глуповато, да и упасть, сидя в кресле, нелегко. Поэтому я ограничилась… впрочем, не помню, чем я ограничилась, поскольку, надо признать, на некоторое время утратила рассудок.
– Ты считала, что только кажешься дурой, – как всегда, кстати сказала Кэйт, и от ее интонаций, совершенно тех же, к которым я привыкла за годы бесконечных телефонных разговоров, я покрылась мурашками, – а на самом деле умней всех. Оказалось, дорогая, все наоборот: ты полагала, что умная, а тебя одурачил даже такой простодушный человек, как Эл… Ты знала, что лучшей подруге нельзя верить, но все же верила. Ты хотела убить мужа и представить себе не могла, что муж давно хочет убить тебя – в удачном варианте это обошлось бы ему много дешевле развода. Ты доверилась моему племяннику Марку и удивлялась, почему он доверяет тебе. И ведь говорила неглупо – мол, если вы не боитесь, что я вас обману, значит, собираетесь обмануть меня раньше… Интересно, в каком ток-шоу ты это услышала? Скажи спасибо, что я тебя люблю – мы решили проблему без убийства. Бутылка хорошего бурбона, которую ты, к сожалению, вылила, обойма девятимиллиметровых холостых патронов да немного красной краски из магазина дурацких гаджетов в баллончике под майкой – вот и все…
Тут она вытащила из сумочки тот проклятый Walter в пластиковом пакете, вытряхнула его на ковер и продолжила монолог. Все же мы все смотрим слишком много сериалов, подумала я, пока Кэйт набирала дыхание.
– Даже ты, вероятно, догадываешься, что он весь в твоих отпечатках, к моему удивлению, ты была в настоящем обмороке и спокойно дала себя дактилоскопировать. Так что теперь можешь тереть рукоятку сколько угодно, что-то все равно останется, – она просто сияла, никогда я не видела свою подружку такой счастливой. – Да это и не слишком важно, телекамеры по всему твоему дому записали, как ты покушаешься на убийство, а ненужное мы из записи стерли… Вот телекамеры установить было непросто, ты редко уходишь из дому надолго. Зато никогда не заглядываешь в углы… В общем, полицейским останется только объяснить суду, как ты смогла унести тело и утопить в озере. Но они что-нибудь придумают – ведь других подозреваемых в убийстве твоего бесследно исчезнувшего мужа не будет…
У меня сел голос, так что первые слова, обращаясь к Элу, я еле слышно прохрипела.
– Когда… когда у тебя началось… с нею?
Эл пожал плечами и улыбнулся, и опять мурашки озноба поползли по моей спине – он точно так же снисходительно и доброжелательно улыбался, сидя несколько дней назад напротив меня за обеденным столом.
– Ну, я уже не помню точно, дорогая, – сказал он, – вероятно, вскоре после того, как Кэйт развелась и осталась одна.