Добравшись до Варанаси, они остановились за городом в храме Чандики{250} и провели там день, посвятив его почитанию богини и другим обрядам. А вечером Говиндасвамин с семьей устроился вместе с паломниками из других краев у подножия дерева.
И вот ночью, когда все паломники улеглись на свои ложа из листьев и заснули, утомленные пройденным путем, младший сын Говиндасвамина Виджаядатта проснулся от сильной лихорадки, бросавшей его то в жар, то в холод. Он вдруг стал беспокойно метаться в жару словно от страха предстоящей разлуки с родными и, наконец, измученный ознобом, разбудил отца и сказал ему: «Отец, меня мучает то сильный жар, то озноб. Принеси дров и разведи огонь, который согреет меня, иначе я не смогу спокойно провести эту ночь». Обеспокоенный его болезнью Говиндасвамин ответил: «Откуда же, милый, я достану сейчас огня?» — «Вон, совсем недалеко отсюда виднеется пылающий огонь, почти рядом, почему бы мне не пойти туда и не погреться? Я весь дрожу, возьми меня за руку и отведи туда скорее!» — возразил сын, а отец тогда сказал: «Это ведь погребальный костер пылает на кладбище, как же ты, мальчик, пойдешь туда, ведь там полно ужасных пишачей{251} и им подобных демонов». Но отважный Виджаядатта рассмеялся в ответ на проникнутые любовью слова отца и решительно заявил: «А что мне сделают эти жалкие пишачи, отец? Что я, трус какой-нибудь? Не бойся, отведи меня туда!» И отец повел рассуждающего так по неразумию сына туда. Чтобы согреться, юноша подошел поближе к пылающему костру, окутанному всклокоченной гривой дыма с языками пламени и поистине напоминавшему главную богиню ракшасов, схватившую тело человека. Придя через некоторое время в себя, мальчик спросил у отца: «А что это там виднеется в середине костра?» — «Это горит на погребальном костре человеческий череп», — ответил стоявший рядом отец. Тогда мальчик в своем безрассудстве схватил пылающую головню, ударил по черепу и расколол его. От этого брызнувший вверх мозг попал ему в рот, словно богиня ракшасов в облике погребального огня отметила его своим знаком. И мальчик, проглотив его, превратился в ракшасу с всклокоченными волосами, со страшными зубами и зазубренным мечом в руках. Схватив череп, он выпил мозг и облизал его своим языком, похожим на языки пламени, охватившие кости трупа. Затем, отбросив череп, он бросился на собственного отца Говиндасвамина с поднятым мечом, чтобы убить того. «Эй, Капаласпхота,{252} разрушитель черепа, не убивай своего отца! Иди отсюда!» — раздался голос с кладбища. Услышав это и получив таким образом имя Капаласпхота, мальчик, превратившийся в ракшасу, отпустил отца и исчез. А его отец Говиндасвамин ушел, рыдая: «О сын мой, о славный, о Виджаядатта!»
Возвратясь в храм Чандики, он утром поведал жене и старшему сыну Ашокадатте о том, что произошло. Вместе с ними он был охвачен огнем скорби, поразившей их, как вспышка молнии среди чистого неба. И все жители Варанаси, которые приходили туда лицезреть богиню, переживали вместе с ними их горе.
И вот добродетельный богатый купец, по имени Самудрадатта, пришедший туда, чтобы почтить богиню, увидел Говиндасвамина в таком состоянии. Подойдя к нему, он стал ободрять брахмана, привел его с семьей в свой дом, где любезно оказал ему все услуги гостеприимства в виде омовения и тому подобного. Ведь сострадание к тому, кто впал в беду, естественно для благородных. И Говиндасвамин вместе с женой воспрянули духом, а вспомнив слова подвижника, обрели надежду на встречу с сыном.
С тех пор они жили по приглашению этого купца в его доме в Варанаси. Второй сын Говиндасвамина Ашокадатта, достигнув юности, изучил науки и стал заниматься искусством борьбы. Постепенно он достиг в нем такого совершенства, что ни один противник на земле не мог его победить. Однажды во время религиозного праздника на состязание борцов явился один известный борец из южной страны. И он в присутствии царя Варанаси Пратапамукуты победил всех его борцов. Тогда царь повелел привести для схватки с ним знаменитого Ашокадатту. И вот борец, ударив Ашокадатту рукой в плечо, начал бой. Но Ашокадатта тем же приемом сбил его с ног. И звук падения борца на арену был подобен приветственному возгласу радующейся земли. Довольный царь одарил Ашокадатту, показавшего мужество, драгоценностями и сделал его своим приближенным. Со временем тот стал его любимцем и приобрел большое богатство, ибо для героя открыта сокровищница царя.
Однажды в четырнадцатую ночь лунного полумесяца царь выехал из города почтить установленную далеко за городом статую Шивы. Совершив почитание, он ночью проезжал мимо кладбища и услышал доносящийся оттуда голос: «О владыка, уже третий день как главный судья из ненависти вынес мне, безвинному, смертный приговор и посадил меня на кол! Но жизнь все не оставляет меня грешного! Меня мучает жажда, о божественный, вели дать мне воды!» Услышав это, царь из сострадания обратился к своему приближенному Ашокадатте: «Пошли к нему кого-нибудь с водой». — «Кто же пойдет ночью, о божественный? Лучше я сам схожу», — ответил Ашокадатта и, взяв воду, направился туда.
Когда царь тронулся по направлению к своей столице, наш герой вошел на кладбище, окутанное со всех сторон кромешной тьмой. Похожее на жилище черной ночи кладбище лишь кое-где было освещено огнем погребальных костров. Повсюду валялись куски жертвенного мяса, растащенного шакалами, и раздавались жуткие хлопки в ладоши, производимые веталами.{253} «Кто просил у царя воду?» — громко закричал Ашокадатта и услышал в стороне голос: «Я просил!» Пойдя в направлении голоса к ближайшему погребальному костру, он увидел там посаженного на кол человека, а внизу необыкновенно прекрасную рыдающую женщину в богатых украшениях. Она была похожа на сияющую великолепием ночь, готовую взойти на погребальный костер, после того как скрылся ее владыка-месяц, находящийся на ущербе. «Кто ты, женщина, и почему ты рыдаешь?» — спросил ее Ашокадатта. И женщина ответила: «Я — несчастная жена этого посаженного на кол! Я здесь потому, что твердо решила взойти с ним на костер! Я жду, пока жизнь покинет его, но сегодня уже третий день, а он еще жив. Каждую минуту он просит воды, и я принесла ее, но кол высок, и я не могу дотянуться до его рта, о друг!» Выслушав ее, отважный герой сказал: «Меня тоже царь прислал с водой для него. Поэтому встань мне ногами на спину и поднеси ему воду ко рту. Ведь не оскверняет прикосновение к женщине, если она в беде». Она согласилась и, когда он согнулся у основания кола, взобралась к нему на спину. В тот же момент на землю и на его спину вдруг упали капли крови, и Ашокадатта, подняв голову, увидел, что женщина быстро отрезает куски от человека, посаженного на кол, и поедает их. Тогда, поняв, что она призрак, он в гневе стащил ее на землю, чтоб растоптать, и схватил за ногу, украшенную звенящими браслетами. Но она быстро выдернула ногу и, стремительно взлетев в воздух, скрылась из вида. А у Ашокадатты в руках остался драгоценный браслет, упавший от толчка с ее ноги. Глядя на чудесный браслет в своей руке, он вспоминал, какой прекрасной женщина выглядела вначале, склонившись перед ним, и какой отвратительной в конце и как она исчезла, и испытывал при этом то изумление, то сожаление, то радость.
Потом, забрав солдат, он ушел домой и утром, совершив омовение, отправился в царский дворец. Когда царь спросил его, дал ли он посаженному на кол воды, Ашокадатта ответил утвердительно и преподнес царю браслет. «Откуда это?» — изумился царь, и Ашокадатта рассказал ему о своем необычайно ужасном ночном приключении. Тогда царь, увидев его правдивость, равной которой нет у других людей, хотя и так был доволен его выдающимися достоинствами, обрадовался еще более. Взяв браслет, он пошел к царице и, отдав его ей, с удовольствием рассказал, откуда он взялся. А та, узнав обо всем и глядя на чудесный драгоценный браслет, обрадовалась в душе и могла только похвалить Ашокадатту. Тогда царь сказал ей: «О божественная, Ашокадатта по своей учености, равной его высокому рождению, по своей правдивости и красоте благороднее всех благородных, и хорошо, если бы он стал мужем нашей прекрасной дочери Маданалекхи, — таково мое мнение. Нужно судить о женихе по его достоинствам, а не по богатству, столь быстро исчезающему! Поэтому я отдам этому выдающемуся герою свою дочь». Выслушав слова супруга, царица почтительно ответила: «Очень хорошо! Этот юноша будет достойным мужем нашей дочери. Да и она, увидев его в весеннем саду, отдала ему свое сердце и теперь в рассеянности целыми днями ничего не слышит и не видит. Я узнала об этом от ее подруги и была очень обеспокоена. Когда я заснула на исходе ночи, мне во сне явилась женщина божественного вида и сказала: «О милая, никому другому не отдавай свою дочь Маданалекху, ибо она жена Ашокадатты, принадлежавшая ему в прошлом рождении». Проснувшись утром, я успокоилась и сама пошла с этой мыслью к дочери. Но ты, о благородный, теперь сам мне сказал об этом. Так пусть они соединятся, как лиана с деревом в свое время года». Выслушав это от жены, обрадованный царь устроил торжество и отдал Ашокадатте свою дочь. И вот брак дочери царя и сына брахмана — союз богатства и добродетели — принес благо обоим.
Однажды царица, показывая царю драгоценный браслет, принесенный Ашокадаттой, сказала: «О благородный, этот один браслет мне ни к чему. Повели изготовить к нему пару». И царь приказал ювелирам сделать второй браслет, похожий на этот. Но те, осмотрев его, сказали: «О божественный, другого такого изготовить нельзя. Здесь нужно искусство богов, а не людей. Большинство подобных драгоценностей даже не встречается на земле. Поэтому там, где взят один, надо искать и другой». Выслушав их, царь и царица огорчились, и тогда присутствовавший при этом Ашокадатта, видя это, неожиданно заявил: «Я принесу другой браслет!»