Де Моллюск поперхнулся.
– Так точно, ваше величество!…
– Графиня, – продолжала королева, – не разрешите ли вы мне взглянуть на вашу сумочку поближе?
Первая фрейлина что-то пробормотала и не сдвинулась с места.
– Будьте любезны, герцог, помогите графине показать мне сумочку.
Де Моллюск протянул к первой фрейлине руку, но она попятилась и истерически вскрикнула:
– Нет!…
– Вы не хотите мне показать её? – удивлённо подняла брови королева.
Первая фрейлина трясущейся рукой протянула ридикюль Оксане, та взяла его и тут же уронила.
– Ах! – вскрикнула королева. – Что это вывалилось из сумочки?
Герцог быстро нагнулся и поднял с ковра засверкавшую в его руке бесчисленными искрами бриллиантовую диадему.
– Это ваша диадема, ваше величество. Второй такой нет во всем мире! Мне только непонятно, как она попала в ридикюль графини…
– Подбросили! – вдруг завопила первая фрейлина, вскидывая свой тяжёлый подбородок и выкатывая глаза. – Подбросили!
– Это невозможно, графиня, – холодно сказал де Моллюск, – ключ от сейфа с драгоценностями её величества всегда хранился у вас. Он и сейчас находится в вашем ридикюле… Вот он!
Графиня вдруг упала на колени и зарыдала. Оксана видела, как она раскачивается из стороны в сторону, слышала её рыдания, напоминающие квохтанье рассерженной клуши, и никак не могла решить, что делать дальше. Сердобольной Оксане даже стало немного жалко первую фрейлину– она не выносила ничьих слёз, да ещё слёз старого человека. Оксана выжидательно посмотрела на де Моллюска. На его гладко выбритом и напудренном лице застыла ироническая ухмылка.
– Обратите внимание, ваше величество, – проговорил он негромко, – на одно весьма странное обстоятельство: графиня рыдает, как на похоронах собственной мамаши, а меж тем на её лице не видно ни одной слезинки…
– Дрянь! – вдруг визгливо крикнула де Моллюску первая фрейлина, переставая рыдать и поднимаясь. – Выскочка! Да знаешь ли ты, что мои предки служили при дворе Карла Великого, а твой прадед торговал восточными пряностями и купил себе титул герцога!
– Ха-ха! – серьёзно сказал выскочка. – Меня душат слёзы умиления от геральдических познаний этой особы!
– Клоун! – провизжала первая фрейлина. – Он смеет, ваше величество, разговаривать в вашем присутствии на шутовском языке! Он забывает, что это не рынок, а дворец!
– Душат слёзы! – повторил выскочка. – Я прошу, ваше величество, решить, кто из нас в настоящую минуту больше походит на… представителя рынка!
Наступила пауза. В тишине было слышно, как тяжело дышит первая фрейлина.
– Я понимаю, ваше величество, что оставаться во дворце мне больше нельзя, – наконец снова заговорила она.
– Да, конечно, – подтвердил де Моллюск, усмехаясь. – Это самое разумное, что вы сказали сегодня.
– Хорошо, я уйду! Но уйду, хлопнув дверью! – злобно проговорила она, пронизывая начальника королевской канцелярии ненавидящим взглядом. – Ваше величество, попросите герцога показать королевскую чековую книжку, которой он имел право пользоваться только по вашему указанию.
В вечернем сумраке, как бы ползущем из углов кабинета, стало видно, как побелело и без того белое от пудры лицо де Моллюска.
– Он молчит, ваше величество! – торжествующе вскрикнула графиня де Пфук. – Он молчит, потому что ему нечего сказать! Но всё-таки заставьте его дать отчёт, зачем он выписал чек и куда истратил сто тысяч накануне вашего приезда из Америки!
Де Моллюск не шевелился.
– Почему вы не отвечаете, герцог? – спросила королева, с любопытством взглянув на его застывшую, будто статуя, фигуру.
– Потому, ваше величество, – глухо ответил де Моллюск, – что мне действительно нечего сказать… Я полагал, что вы простите мне эту вольность в связи с некоторыми финансовыми затруднениями…
«Один стоит другого! – подумала Оксана. – Ну и дворец! Скорей бы мне отсюда выбраться! Как хочется домой!…»
В эту минуту тяжёлая дверь королевского кабинета бесшумно открылась, и она услышала торжественный голос:
– Их сиятельства маркиза де Шарман и генерал де Грананж!
Даже в сумраке было видно, как сверкают генеральские эполеты и аксельбанты Поля. А как была великолепна садовница Марго в вечернем туалете королевской фрейлины!
– Добрый вечер, ваше величество, – пропела маркиза каким-то чрезмерно тоненьким голоском.
Королева приветливо помахала вошедшим рукой. Теперь она знала, как следует поступить.
– Ваше величество, – печально кашлянул де Моллюск, – кому я должен передать королевскую печать и чековую книжку?
– Генералу де Грананжу. Я назначаю вас, генерал, начальником королевской канцелярии, а вас, маркиза, я прошу быть моей первой фрейлиной.
– Я, ваше величество, не возражаю, не боги горшки обжигают, – сказала маркиза обычным голосом садовницы Марго, но, вдруг спохватившись, тоненько прибавила: – А вот насчёт генерала я не совсем уверена… Справится ли он, ваше величество?
– Вы уж лучше за собой последите, маркиза, – сердитым басом сказал генерал. – А мы в своём деле как-нибудь и сами разберёмся!
Графиня де Пфук и герцог де Моллюск поклонились и молча удалились. Как только за ними закрылась дверь, королева взволнованно сказала:
– Генерал, велите арестовать их, пока они не скрылись! Я не успела их задержать.
– А зачем, ваше величество, их арестовывать?
– Они воры, их надо судить!
– Ну, тогда я мигом, ваше величество!
Едва он вышел, как ей доложили:
– Премьер-министр с членами правительства вашего величества.
– Пусть войдут, – сказала Оксана.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В кабинет, неслышно ступая, вошла толпа мужчин, и маленький лысый человек произнёс тусклым, усталым голосом:
– Королевское правительство свидетельствует вашему величеству верноподданническую любовь.
– Здравствуйте, господа, – сказала Оксана. – Но я плохо вижу вас: стало совсем темно. Зажгите, пожалуйста, свет. Где здесь выключатель?
– Не ищите выключатель, ваше величество, – вздохнул лысый, и Оксана догадалась, что он и есть премьер-министр.
– Почему?
– Потому что света нет и не будет! В городе остановились трамваи и троллейбусы, метрополитен бездействует, ни один поезд не пришёл в столицу и не ушёл из неё. – Премьер-министр повысил голос: – Но этого мало, ваше величество: остановились все фабрики и заводы, закрылись магазины и рестораны! Мы терпим неслыханные убытки!
– Вы сказали «мы», господин премьер?
– Да, ваше величество.
– Будьте любезны, объясните мне, кого вы подразумеваете под этим местоимением?
Он помолчал, не сразу найдя ответ.
– Я полагаю, что ваш государственный ум, несмотря на вашу очаровательную молодость, может самостоятельно ответить на этот вопрос.
– Мой государственный ум, господин премьер-министр, ждёт вашего ответа.
В толпе министров зашептались, очевидно подсказывая премьеру ответ.
– Я полагаю, что «мы» – это народ… – не совсем уверенно сказал премьер– министр. – А первостепенной задачей королевского правительства всегда была забота о народе.
– Итак, из вашего объяснения я поняла, что народ терпит неслыханные убытки из-за этой забастовки.
– Совершенно точно, ваше величество.
– Но почему же народ бастует, господин премьер?
Министры опять зашептались.
– Бастуют, ваше величество, электрики и угольщики…
– А разве электрики и угольщики не народ?
– Да простит меня моя королева, но меня сейчас интересует не энциклопедическое определение слова «народ»… Нас всех, ваше величество, беспокоит и удручает другое…
– Что?
– Позвольте мне ответить, ваше величество, – раздался вдруг сипловатый тенорок.
– Я не вижу в темноте, кто у меня попросил слова?
– Министр финансов, – ответил тенорок и возбуждённо продолжал: – Нас удручает то обстоятельство, ваше величество, что забастовка электриков и угольщиков воленс-ноленс№ ударила по экономике всего государства, по всем отраслям хозяйства. Каждая минута забастовки в диких пропорциях наращивает кредит и в таких же пропорциях уменьшает дебет государства, таким образом, баланс…
[№Воленс-ноленс (лат.) – волей-неволей.]
– Господин министр, – вдруг перебила его певучим голосом маркиза де Шарман, – а вы бы сказали попроще… Так, мол, и так, ваше величество, я не только министр финансов, но ещё и крупный акционер и каждую минуту теряю на бирже столько-то франков…
– Каждую минуту я лично теряю двенадцать тысяч франков, – с тоской в голосе подтвердил министр финансов.
– Ну, вот теперь и понятно ваше беспокойство, – продолжала маркиза, – а то «дебет», «кредит», «баланс»…
– Все мы теряем! – вырвался у кого-то в толпе страдальческий вздох.
– Все! – подхватили хором члены королевского правительства, завздыхали и задвигались во мраке.
– Ваше величество, – оживился премьер-министр, – я не имею удовольствия знать имени дамы…
– Маркиза де Шарман, – сказала королева, незаметно пожимая руку Марго, – наша первая фрейлина и советница.
– Маркиза весьма остроумно, хотя и несколько прямолинейно, повернула обсуждение вопроса. Но надо ли нам что-нибудь скрывать от нашей королевы и благодетельницы?! Я должен заметить, ваше величество, что лично я, премьер– министр вашего правительства, теряю больше всех, ибо являюсь одновременно председателем правления энергетического концерна!
– Ах, как я вам сочувствую, господин премьер! – покачала головой королева. – Смотрите-ка, а за окнами я вижу какой-то свет…
Действительно, окна и стеклянные двери, выходящие в парк, слабо осветились, и на стенах и потолке задвигались неровные розовые отсветы.
Маркиза посмотрела в окно.
– Это мой отец… простите, это ваш садовник, ваше величество, сжигает на костре сухие ветки и опавшие листья.
– Как хорошо! – воскликнула королева. – Пойдёмте к свету, господа! Я очень люблю сидеть у костра! Там мы и обсудим вопрос о дебете и кредите и, как говорится, подведем баланс!