— Она ушла отсюда часа полтора назад.
— Она? Кто?
— Женщина по имени Рашад, эксперт по борьбе с терроризмом. Она прибыла сюда со смешанной командой — в их штате сотрудники ЦРУ и Госдепартамента. Но она даже не упоминала Кендрика.
— О Боже, значит, они все-таки просчитали это. Варак сказал, что они это сделают — и они сделали!
— А кто такой Варак?
— Мы называем его нашим координатором. Он сказал, что они раскопают ваши ближневосточные интересы. Уверен, что они доберутся и до этой Шельфовой компании…
— Шельфовое финансовое общество, — поправила Ардис. — Это было восемь месяцев, вырванных из жизни, только и всего!
— А твои контакты во всех уголках этого региона?
— Нет у меня никаких контактов! — завопила миссис Ванфландерен. — Я уехала оттуда десять лет назад и никогда больше не возвращалась! Единственные арабы, с которыми я знакома, это пара больших ценителей развлечений, которых я встретила в Лондоне и Дивонне.
— Ценителей развлечений в постели или за столом?
— И то, и другое, если тебе так уж хочется знать, любовничек!.. А с какой стати им это пришло в голову?
— Ты сама дала им отличный повод начать разнюхивать, когда этим же утром кремировала своего муженька.
— Энди?
— А что, возле тебя здесь ошивался еще кто-нибудь, кого хватила кондрашка? Или его отравили? Чтобы замести следы?
— О чем ты говоришь, черт возьми?
— О теле твоего четвертого или пятого супруга, вот о чем. Не успел он доехать до проклятого морга, как ты уже тут как тут, звонишь и отдаешь приказ о немедленной кремации. Ты что же думаешь, это не заставило людей задуматься — особенно тех, которым платят за то, чтобы они задумывались о подобных вещах? Никаких вскрытий, пепел летает где-то над Тихим океаном.
— Да никому я не звонила! — закричала Ардис, вскакивая с дивана. — Я в жизни не отдавала такого приказа!
— Отдавала! — заорал на нее в ответ Сандстром. — Ты сказала, что у тебя с Эндрю такое соглашение.
— Я не говорила этого, и не было у нас никакого соглашения!
— Варак не дает ложной информации, — твердо сказал ученый.
— Тогда кто-то солгал ему, — вдова неожиданно понизила голос. — Или он сам солгал.
— С какой стати? Он никогда раньше не лгал.
— Не знаю, — огрызнулась Ардис, усаживаясь и давя в пепельнице сигарету. — Эрик! — продолжала она, поднимая голову и глядя на изменника Инвер Брасса. — Неужели ты преодолел такое расстояние только для того, чтобы сказать мне это? Почему ты просто не позвонил? У тебя ведь есть номера наших личных телефонов.
— Снова из-за Варака. Никто не может понять, как ему удается делать то, что он делает, и все же он делает это. Он сейчас в Чикаго, однако он устроил так, что ему сообщат номер любого абонента, звонившего Болингеру или в его резиденцию, а также в его офис или домой любому из его служащих. При таких условиях я не осмелился звонить.
— Да, тебе действительно нелегко было бы объяснить это конклаву выживших из ума старых развалин, к которому ты принадлежишь. А мне звонили только из конторы и друзья с соболезнованиями. Ну еще эта Рашад. Никто из них не представляет интереса для мистера Варака или твоего общества жирных филантропов-неудачников.
— Эта Рашад. Ты говоришь, она не упоминала о нападениях на дома Кендрика. Предположим, Варак ошибся, и следовательские группы не сложили вместе два и два и не добрались до тебя и, возможно, еще до кое-кого из местных обитателей — тогда почему она об этом не упомянула? Она ведь должна была знать об этом.
Ардис Ванфландерен потянулась за сигаретой, в глазах ее появилась нехарактерная для нее растерянность.
— Может быть несколько причин, — проговорила она не очень уверенно, щелкая зажигалкой. — Начнем с того, что сплошь и рядом, когда речь идет об одобрении запретов, мнения вице-президента никто не спрашивает — Трумэн, к примеру, никогда не слышал о Манхэттенском проекте. Затем появляется желание избежать паники, если такие нападения в самом деле произошли, — а я пока что еще не готова принять это как безоговорочный факт. Мы выяснили, что твой Варак уже один раз солгал — почему бы ему не солгать и во второй. Бог с ним, пока предположим, что он прав, но если бы стали известны истинные масштабы трагедий в Виргинии и Колорадо, мы могли бы потерять контроль над своими служащими. Никому не нравится перспектива быть зарезанным каким-нибудь камикадзе-террористом… И, наконец, вернемся к самим нападениям. Я вообще не верю в то, что они были.
Сандстром стоял неподвижно, сжав двумя руками бокал, и рассматривал свою бывшую любовницу.
— Он сделал это, разве не так, Ардис? — тихо проговорил ученый. — Этот одержимый манией величия денежный мешок не смог вынести мысли о том, что кучка «филантропов-неудачников» может заменить его человека другим, который вполне способен перерезать трубку питания, из которой он высасывал свои миллионы.
Вдова без сил откинулась на спинку дивана, длинная шея выгнута, глаза прикрыты.
— Восемьсот миллионов, — прошептала она. — Вот что он сказал. Восемьсот миллионов только ему, биллионы — для вас всех.
— Он ничего не рассказал тебе о том, что предпринимает… что предпринял?
— О Боже мой, нет! Я ни о чем даже не подозревала! Я бы всадила пулю ему в голову и вызвала бы одного из вас.
— Я тебе верю.
— А остальные? — Ардис села прямо, глаза ее умоляли.
— О, полагаю — да. Они же знают тебя.
— Клянусь тебе, Эрик, я ни о чем даже не подозревала!
— Я же сказал, что верю тебе.
— Эта женщина, Рашад, заявила мне, что они пытаются проследить деньги, которые он перевел через Цюрих. Могут они это сделать?
— Насколько я знаю Эндрю, это займет у них месяцы. Его закодированные источники поступлений тянулись от Балтики до Южной Африки. На это уйдут месяцы, а может, и целый год.
— Остальные об этом узнают?
— Посмотрим, что они скажут.
— Что?.. Эрик!
— Я позвонил Гринеллу из аэропорта в Балтиморе. Он не состоит в штабе у Болингера и всегда старается держаться в тени, но если бы нам нужен был председатель правления, думаю, мы все бы согласились, что лучше него не может быть.
— Эрик, что ты мне говоришь? — бесцветным голосом произнесла миссис Ванфландерен.
— Он будет здесь через несколько минут. Мы условились, что поговорим здесь. Мне просто хотелось сначала встретиться с тобой наедине, но в скором времени он уже будет тут. — Сандстром взглянул на часы.
— У тебя опять этот стеклянный блеск в глазах, любовничек, — сказала Ардис, медленно поднимаясь с дивана.
— Ах, да, — согласился ученый. — Тот, над которым ты частенько потешалась, когда я не мог… скажем так, исполнять свою роль.
— Твои мысли очень часто были заняты совсем другим. Ты ведь такой умный.
— Увы… Ты как-то сказала, что всегда знаешь, когда я бьюсь над решением какой-нибудь трудной задачи. Я был ошарашен.
— Я любила твой интеллект. Я и сейчас люблю его.
— Как это тебе удавалось? Своего-то у тебя нет…
— Эрик, Гринелл меня пугает.
— Зато меня он не пугает вовсе. У него интеллект есть.
Трезвон у парадной двери заполнил апартаменты Ванфландеренов.
Кендрик сидел на складном брезентовом стульчике в кабине реактивного самолета, уносившего их в Денвер. Эммануэль Уэйнграсс, чьи раны перестали кровоточить благодаря стараниям уцелевшей в Меса Верде сиделки, все моргал темными глазами, которые казались еще темнее из-за морщинистой белой кожи вокруг них.
— Я тут подумал, — с трудом проговорил Менни, слова с кашлем вырвались из его груди.
— Не разговаривай, — оборвал его Эван. — Береги силы. Пожалуйста.
— Ох, да брось ты, — прохрипел старик. — Сколько мне осталось?
— Может, хватит?
— Нет, не хватит. Пять лет я тебя не видел, наконец мы встречаемся — и что же? Ты весьма опрометчиво влюбляешься — в меня. У тебя что, нездоровое влечение к старикашкам? Можешь не отвечать, Калехла за тебя ответит.
— Ну почему ты никогда не поговоришь, как нормальный человек?
— Потому что нормальность вгоняет меня в тоску… Ты что же, не видишь, в чем суть этой катавасии? Я взлелеял чурбана? Ты не понимаешь?
— Нет, не понимаю.
— Эта прелестная девочка угодила в точку. Кто-то хочет сделать тебя очень важной персоной в этой стране, а у кого-то другого при одной мысли об этом начинается несварение желудка. Ты даже этого не видишь?
— Я начинаю видеть и надеюсь, что те, другие, выиграют. Я не желаю быть важной персоной.
— А может, тебе как раз и следует ею быть. Может, это твое место.
— Кто, черт подери, это сказал? Кто так думает?
— Люди, которые не желают, чтобы ты был ею — подумай над этим. Калехла правильно сказала, что эти проклятые маньяки, которые явились сюда убить тебя, не просто так сошли себе с самолета из Парижа или с палубы туристического теплохода. Им кто-то помог. Кто-то очень влиятельный помог им. Как она говорила?.. Паспорта, оружие, деньги, а еще: водительские лицензии, одежда, явки. Все это, особенно документы, ты не попросишь завернуть тебе в подарочную обертку в универмагах «Уоллгрин». Для этого нужны связи среди высших чиновников и люди, заставляющие чиновников плясать, как марионеток, — это те самые негодяи, которые стремятся убить тебя. Почему? Неужели честный конгрессмен такая уж угроза для них?
— Как я могу быть угрозой? Я вообще собираюсь выйти из игры.
— Но они этого не знают. Все, что они видели, — это ненормальный политик, которому стоит открыть рот, как все остальные в Вашингтоне захлопывают свои и слушают его.
— Я не любитель ораторствовать, так что слушание меня вряд ли отнимает у них много времени, практически почти вовсе не отнимает.
— Да суть-то в том, что, пока ты говоришь, им приходится только слушать. Ты владеешь тем, что я называю врожденным даром убеждения.
Уэйнграсс закашлялся и поднес дрожащую руку к горлу. Эван озабоченно наклонился к нему.
— Бог с ним, Менни.
— Помоги, — приказал старик. — Слушай, что я тебе говорю. Эти негодяи видят перед собой настоящего национального героя, которому сам президент повесил на грудь большую медаль и включил в разные комитеты в Конгрессе…