Повестка дня — Икар — страница 127 из 151

итическом смысле, и тогда приходится вмешиваться полиции, которая конфискует у них всякую всячину — револьверы, ножи и тому подобное. Народ там очень горячий.

— Значит, кто-то видел, как я туда входил, и, естественно, среди завсегдатаев найдутся такие, которые подтвердят, что я там был.

— Никто никогда не сомневался в вашей храбрости, конгрессмен. Вы ведь суетесь в самые опасные места в поисках разгадки какой-нибудь тайны, не так ли? Оман, Бахрейн… даже резиденция вице-президента Соединенных Штатов.

— Добавь к своему списку еще и взяточничество, подонок.

— Ничего подобного! Я понятия не имею, для чего вы посетили Випера, поверьте, я говорю честно. Просто я сейчас оказываю некоторые услуги, не входящие в мои официальные обязанности. Вот и все.

— Потому что вы «знаете людей, которые могут это уладить», например, того, который вырядился в мою одежду, уселся в мою машину и потом прогуливался по парку Бальбоа. И, наверное, еще парочку других, которые смогли вытащить меня из дома Болингера так, что никто меня не узнал.

— Частная скорая помощь очень удобна в том случае, если кто-то из гостей заболел или хватил лишнего.

— И, без сомнения, еще одного или двух, способных отвлечь внимание газетчиков или технического персонала, которые могли оказаться поблизости.

— Моих товарищей всегда вызывают в случае острой необходимости. Мы рады оказать любую помощь, какая только в наших силах.

— Разумеется, за плату.

— Разумеется… Они платят, конгрессмен. У них для этого есть много способов и сейчас больше, чем когда-либо.

— И в число ваших услуг входят даже быстроходная яхта и опытный капитан?

— О нет, мы не берем кредитов без гарантий, — возразил бандит. Разговор явно доставлял ему удовольствие. — Это их оснащение и их шкипер. Существуют такие вещи, которые людям лучше делать для себя самолично, в особенности если один из них направляется в пограничные воды между США и Мексикой, где на каждом шагу патрульные катера. Вы понимаете, о чем я говорю.

Кендрик почувствовал присутствие кого-то третьего, он повернулся на стуле, но на палубе прогулочной яхты, кроме них двоих, никого не было. Тогда он перевел глаза на корму, к перилам капитанского мостика, и увидел фигуру, которая отступила в тень, но недостаточно быстро. Это был громадный загорелый советник из тех, что присутствовали в библиотеке Болингера. Черты его лица были искажены ненавистью.

— А что, все гости вице-президента собрались на борту? — спросил он, заметив, что мафиози проследил за его взглядом.

— Какие гости?

— Ты ведь очень сообразительный, Луиджи.

— На борту только капитан и один член экипажа. Я никогда их до этого не видел.

— Куда же мы плывем?

— Мы совершаем круиз.

С капитанского мостика ударил мощный луч прожектора, и судно замедлило ход. Мафиози отстегнулся и встал; он прошагал по палубе и спустился в каюту. Эван мог слышать его по внутренней связи. Но из-за ветра и плеска волн нельзя было разобрать слова. Несколько минут спустя он вернулся с оружием в руках: это был стандартный кольт. Подавив охватившее его паническое чувство, Кендрик вспомнил о катарских акулах и подумал: неужели другой Махди на другом конце света собирается исполнить смертный приговор, вынесенный в Бахрейне? Если это так, Эван принял то же решение, что и в Бахрейне: сражаться. Лучше сразу получить пулю в лоб, чем медленно тонуть или быть разорванным на части тихоокеанскими акулами-людоедами.

— Вот мы и прибыли, конгрессмен, — учтиво произнес мафиози.

— Куда?

— Черт его знает. Это какой-то остров.

Кендрик закрыл глаза, мысленно послав благодарность тому, кто готов был ее принять, кто бы это ни был. Теперь можно было вздохнуть спокойно и не дрожать. Он не желал умирать — и не только из страха. Теперь у него была Калехла. Он обрел наконец любовь, которая всю жизнь его избегала; и поэтому каждая лишняя отпущенная ему минута была минутой надежды.

— По твоему виду не скажешь, что тебе действительно необходима эта штука, — сказал он, кивнув в сторону кольта.

— Не беспокойтесь, — ответил страж секретной службы, приставленный к нему высшими чинами преисподней. — Я собираюсь вас развязать, но если вы сделаете хоть одно лишнее движение, вы больше не ступите на землю, capisce?

— Molto bene.

— Не вините меня. Я всего лишь выполняю данные мне распоряжения. Когда несешь службу, приходится выполнять любые приказы.

Послышался треск разрываемой материи, и Эван ощутил, что широкие холщовые полосы, связывавшие его по рукам и ногам, ослабли.

— А тебе не приходило в голову, что если ты будешь выполнять подобные приказы, то можешь уже никогда не вернуться обратно в Сан-Диего? — спросил он.

— Разумеется, — небрежно бросил мафиози. — Поэтому мы держим Випера в вице… «Випер в вице». Неплохая аллитерация, не правда ли?

— Не знаю. Я — инженер-строитель, а не поэт.

— А у меня в руках автомат, значит, я тем более не поэт. Учтите это, конгрессмен.

— Полагаю, Випер — это вице-президент?

— Да, он сказал, что слыхал, э, как его называют, и что это — оскорбление. Можете себе представить? Эти сволочи настолько низко пали, что устанавливают у нас подслушивающую аппаратуру.

— Я устрашен, — ответил Кендрик, неуклюже поднимаясь со своего металлического сиденья и встряхивая руками и ногами, чтобы восстановить кровообращение.

— Полегче! — крикнул человек из секретной службы, отскакивая назад и наводя свой кольт на Эвана. Он целился прямо ему в голову.

— Попробовал бы ты столько высидеть на этом чертовом стуле! Не думаю, что после этого ты смог бы шагать прямо!

— Ладно, ладно, шагайте криво до борта этой посудины, до ступенек. По ним вы сойдете на берег.

Яхта покружилась в небольшой бухточке, затем рывками, дергаясь то взад, то вперед и вздымая струи шипящих и пенящихся брызг из-под гребного винта, направилась в док. Он протянулся примерно на сотню футов в длину, и на другой его стороне качались на волнах еще три судна поменьше, но более мощные и быстроходные. На берегу из темноты на освещенный тусклыми огнями причал вынырнули две фигуры и остановились возле сооруженных там пилонов. Пока яхта искусно маневрировала в отведенном ей убежище, на борту от носа до кормы были отданы концы. Кормовой конец бросил мафиози, переложив оружие из правой руки в левую, а носовой — единственный член экипажа.

— Вниз! — прокричал охранник Эвану, когда яхта мягко ткнулась в берег.

— Я бы хотел лично поблагодарить капитана за приятное и безопасное путешествие.

— Очень забавно, — сказал человек из секретной службы, — но приберегите эти штучки для кино. Вы никого не увидите.

— Побьемся об заклад, Луиджи?

— Хотите получить пулю прямо на палубе? И Луиджи — не мое имя.

— Может, Реджинальд?

— Вниз!

Эван сошел по пирсу на пологий берег и стал подниматься вверх по каменистой тропинке. Сзади шагал мафиози. Они прошли мимо двух написанных от руки указателей: белые буквы, искусно выведенные на окрашенных в коричневый цвет деревянных дощечках. Работа была исполнена профессионально и со вкусом. На левом указателе надпись была на испанском, на правом — на английском.

PASSAJE A CHINA.

PROPIEDAD PRIVADA.

ALARMAS.

ПРОХОД В КИТАЙ.

ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ.

БЕРЕГИСЬ.

— Ступайте этой дорогой, — приказал человек из секретной службы. — Не оборачивайтесь! Не смотрите по сторонам!

Кендрик услыхал, как кто-то пробежал по доку, затем спокойный голос уверенно отдавал какие-то распоряжения. До него долетели отдельные слова, произнесенные на английском, но с испанским акцентом.

— О’кей! — продолжал мафиози. — Поднимайтесь по этой дороге до первого поворота направо… Не оглядывайтесь!

Эван повиновался, хотя подъем по крутому склону давался ему с трудом: длительное путешествие на яхте в связанном состоянии привело к тому, что ноги плохо его слушались. Шагая в полутьме, он пытался изучить окрестности, хотя расставленные вдоль дороги желтые лампы давали освещение еще более скудное, чем фонари в доке. Растительность вокруг была буйной, пышной и сочной; деревья достигали двадцати, а то и тридцати футов в высоту, стволы их были обвиты лианами, отбрасывающими побеги с одного дерева на другое, словно руки сплетались с руками и заключали тела в свои объятия. Заросли кустарника вдоль дороги были аккуратно подстрижены, образуя по обеим ее сторонам две изгороди одинаковой высоты. Дикую природу пытались загнать в строгие рамки порядка. Чем больше удалялись они от дока, чем круче становился подъем, тем резче ухудшалась видимость. Темнота сгущалась вокруг. И в этой темноте стали слышны новые звуки.

Больше всего Эвана поразило то, что звуки эти не были похожими на то непрерывно нарастающее стаккато, которое издает река на стремнине, пока не вырвется на открытое пространство. Нет, здесь они имели собственный ритм, словно подчиняясь биению невидимого пульса. В их грохоте слышалась особая соразмерность… Разумеется, это были волны. Волны, бьющиеся о скалы, и не так уж далеко отсюда. А может быть, их шум усиливало эхо, которое отражалось от камней и звучало в зеленых зарослях.

Длинная цепочка ламп, излучающих янтарный свет, разделилась надвое. Одна цепочка тянулась прямо и вверх, другая сворачивала направо. Кендрик свернул вслед за ней. Дорога выровнялась, показался гребень горы, и видимость внезапно улучшилась. Черные колонны и разбухающие тени превратились в темные стволы пальм и заросли голубовато-зеленого кустарника. Прямо перед собой он увидел небольшой коттедж. Свет пробивался через два его окна, расположенных по бокам от центрального входа. Это не был, однако, обычный домик, и вначале Эван даже не мог понять, почему у него возникло такое впечатление. Но когда он подошел поближе, то понял, в чем дело. Необычными были окна; он никогда не видел таких: они светились ярким светом, хотя источник этого света был очень слабым. Выпуклые стекла толщиной по меньшей мере в четыре дюйма подобно двум огромным прямоугольным призмам увеличивали силу внутреннего освещения во много раз. И еще кое-что поражало в этом творении строительного искусства.