алась; полицейских проинформировали о возможности провокаций, и они готовы были ко всему. В эти дни они находились в состоянии постоянной готовности — нетерпеливые и разъяренные. Слепящий свет прорезал темноту улицы; луч света полицейского прожектора выхватывал из мрака все детали. Вот в луч попал убегающий нелегал; он круто повернул к ряду магазинов. Их витрины теперь защищали металлические ставни — каких-нибудь три недели назад об этом и речи быть не могло. Человек снова повернулся и, несколько неуверенно, пересек Вади эль-Кабир. Вдруг он остановился — путь ему преградили запоздалые прогуливающиеся. Они стояли плечом к плечу, в настороженных глазах затаился не только страх, но и что-то иное, что сплачивало их. Эти люди хотели, чтобы все в городе, наконец, вернулось на свои места. Коротышка в европейском деловом костюме, но в арабском головном уборе осторожно ступил вперед. Двое его спутников — более крупные, но и более осторожные мужчины — последовали за ним. Мгновенно на Вади эль-Кабир собралась толпа; люди пытались выстроиться в линию — мужчины в длинных одеждах и женщины с закрытыми лицами. Мужество возникло из раздражения и ярости. Они хотели и могли остановить террориста.
— Уходите! Рассыпайтесь во все стороны. У него может быть граната.
Полицейский офицер выпрыгнул из машины и рванулся вперед. Его автомат следовал за целью.
— Разбегайтесь! — прокричал второй полицейский, со спринтерской скоростью бегущий по левой стороне улицы. — Не попадите под наш огонь!
Испуганные люди разбегались во все стороны, стараясь то ли удрать подальше, то ли спрятаться за строениями. Беглец только попытался сунуть руку под испачканную одежду, как тут же прозвучало стаккатто автоматной очереди. Он вскрикнул, призвав Аллаха, ухватился за плечо и рухнул на мостовую. Незнакомец казался мертвым, но в тусклом свете трудно было определить, насколько серьезна рана. Вот он вскрикнул снова, застонал, призывая все беды на головы нападавших. Полицейские сели в приблизившуюся машину и подъехали к раненому.
Патрульная машина резко остановилась, двое полицейских выскочили из нее, прижали нелегала к земле и поспешно связали. Третий полицейский — офицер — вышел наружу и приказал:
— Обыщите. У него должно быть оружие.
Но его подчиненные уже заблаговременно выполнили приказ.
— Это именно он, — произнес старший офицер, склонившись над пленником. Голос его звучал громче обычного. — Наложите ему повязку. Если есть какие-нибудь документы, давайте их сюда.
Наблюдающие все это люди, влекомые любопытством, медленно собирались к месту происшествия. Они покидали темноту, чтобы увидеть окончание спектакля в тусклом свете уличных фонарей.
— Вы правы, сэр, — рявкнул полицейский, находящийся слева от пленника. — Вот документы.
— Бахруди! — воскликнул офицер с триумфом, просматривая бумаги, вынутые из пакета. — Этот человек исчез в Восточном Берлине и теперь, слава Аллаху, оказался в наших руках.
— Эй, вы! — воскликнул полицейский, стоящий на коленях справа от беглеца, обращаясь к толпе. — Расходитесь. Прочь отсюда! У этого негодяя могут быть защитники. Это известный Бахруди, террорист из Восточной Европы. Мы немедленно даем радиограмму в гарнизон султана. Уходите побыстрее, а то как бы ненароком вас тут не пристрелили.
Свидетели тут же исчезли, обратившись в бегство в южном направлении по Вади эль-Кабиру. Их возродившееся было мужество не выдержало первого испытания — перспектива предстоящего сражения вызвала у них панику. Толпа была теперь твердо уверена, что пресловутый международный террорист Амаль Бахруди пойман.
— В нашем городе слухи распространяются с молниеносной быстротой, — прокомментировал сержант полиции на отличном английском, помогая «пленнику» встать. — Мы тоже внесем свою лепту, если возникнет необходимость.
— У меня к вам вопрос. Даже два. Простите, три! — Эван сбросил головной убор и взглянул на офицера. — Что это за слова «именно он»? Лидер исламистов из Западной Европы, что ли?
— Точно так, сэр. Это чистейшая правда.
— Думаю, мне надо идти.
— На машине, пожалуйста. Время дорого. Мы должны уже уезжать.
— Жду ответа на мой вопрос!
Двое полицейских подхватили конгрессмена под руки и подвели к задней дверце.
— Я согласен играть в эти веселые игры, если буду полностью проинформирован обо всем, — продолжал Эван, забираясь в зеленый полицейский седан. — Мне почему-то забыли сообщить, что почтенный гражданин, имя которого я принял, тот самый убийца, который швыряет бомбы направо и налево по всей Европе.
— Я могу только повториться, сказав то, что уже было сказано, — пробормотал сержант, усаживаясь рядом с Кендриком. — Вам все объяснят в лаборатории штаб-квартиры.
— Я знаю о лаборатории, но ничего не знаю о Бахруди.
— Он существует, сэр.
— Об этом я догадываюсь. Но все остальное…
— Поторопись, водитель, — приказал полицейский офицер. — А вы двое остаетесь.
Седан развернулся и покатил к Вади эль-Увар.
— Ну, хорошо, он реален, понимаю это, — настаивал Кендрик. — Но почему никто не поставил меня в известность, что человек этот — известнейший террорист?
— Все выясните в лаборатории, сэр. — Сержант полиции закурил коричневую арабскую сигарету и с облегчением выпустил дым через ноздри. Его часть работы была выполнена.
— Дело в том, что компьютер эль-База не показал всю информацию, — сказал оманский доктор, исследуя обнаженное плечо Эвана. Они были вдвоем в комнате для обследования, находящейся при лаборатории. Кендрик сидел на высокой кушетке, ноги покоились на подставке, пояс с деньгами находился рядом. — Как личный врач султана, каковым я являюсь еще со времен его золотого детства, буду вашей единственной связующей нитью с ним, если по какой-то причине не сможете выйти на связь с ним непосредственно. Это понятно?
— Как связаться с вами?
— Позвоните в больницу или по моему личному телефону. Я дам вам его, как только мы закончим все манипуляции. Брюки и прочее можете натянуть. Но прежде наложим на вас краску полностью. Она не должна покрывать вас пятнами или полосами, иначе вас молниеносно раскусят. И с поясом, хранящим наличность, придется распроститься.
— Вы сохраните его для меня?
— Ну, разумеется.
— Если вы не против, вернемся к Бахруди, — произнес Эван настойчиво, продолжая втирать в кожу пигментирующий гель. Оманский доктор помогал ему в этом, обрабатывая грудь и спину. — Почему же эль-Баз не сказал мне об этом интересном факте?
— Инструктаж Ахмета. Он опасался, что вы будете протестовать, и поэтому все хотел объяснить вам сам.
— Я разговаривал с ним менее часа назад. Он не сказал о Бахруди ничего особенного.
— И вы ужасно торопились, и у него по горло дел, связанных с организацией вашего мнимого ареста. Поэтому-то он оставил все объяснения на мою долю. Поднимите руку повыше, пожалуйста.
— И каково же объяснение? — потребовал Эван уже не таким сердитым голосом.
— Проще пареной репы. Если бы вас захватили террористы, у вас была бы на какое-то время удобная позиция для отступления. А мы бы имели определенный запас времени, чтобы помочь вам, если бы вообще были в состоянии сделать это.
— Какая такая удобная для отступления позиция?
— Они бы считали вас одним из своих до тех пор, пока…
— До тех пор, пока не выяснилось бы, что истинный Бахруди почил в бозе.
— Его труп в КГБ, — сообщил доктор. — Комитет проявляет явную нерешительность, опасаясь недоразумений.
— Эль-Баз что-то говорил об этом.
— Если и существует в Маскате человек, знающий что-нибудь определенное, так это эль-Баз.
— Если Бахруди — персона, желательная в Омане, а меня примут как Бахруди, то это может оказаться неплохой возможностью для… Если только Советы не вмешаются и не вынесут все, как на лопате.
— О, прежде чем Советы возьмутся за лопату, они предпримут детальное ее обследование со всех сторон, согласуют предмет исследования на всех уровнях. Им не хватает уверенности. Они опасаются подвоха, затруднительных ситуаций и потому только наблюдают за развитием событий. Теперь займемся вашей второй рукой. Держите ее прямо, пожалуйста.
— Еще один вопрос, — твердо произнес Эван. — Если, предположим, Бахруди проходил через ваши иммиграционные службы, почему же ваша служба безопасности не схватила его?
— Скажите, шейх, много ли у вас граждан, которых зовут Джон Смит?
— Ну…
— Бахруди довольно распространенная арабская фамилия. Чаще она встречается в Каире. Амаль — то же, что и Джо или Билл и, конечно, Джон.
— Итак, эль-Баз ввел его в иммиграционный компьютер. Все поднимают флаги…
— И тут же опускают. Официальные органы ограничиваются осмотром и наблюдением. Крутые меры предпринимаются редко.
— Будем считать, что по моей шее веревка не плачет, — прокомментировал Эван.
— Да. Террористы не делают объявления о своем прибытии в чужую страну, чтобы не причинять лишних хлопот местным органам правопорядка. У него фальшивые документы… Но может же быть, что у Джона Бута, фармаколога из Филадельфии, такое же имя и такая же фамилия, как и у наемного убийцы, сидящего в тюрьме Театр Форда.
— А вы неплохо ориентируетесь в американских делах.
— Медицинская школа Джона Гопкинса, мистер Бахруди. По милости отца нынешнего султана, который пришел к выводу, что дети бедуинов достойны большего, чем полунищее существование кочевника.
— Как это все случилось?
— Это уже совсем другая история. Можете опустить руку.
Эван взглянул на доктора.
— Полагаю, что вы очень преданы султану.
Оманский врач ответил ему пристальным взглядом.
— Ради него я готов на все, шейх, — тихо произнес он. — Необязательно мой метод будет отличаться жестокостью. Яд, или ошибочный диагноз во время кризиса, или неловкое движение скальпелем — таким образом я смогу отдать ему свой долг.
— Уверен, что вам это под силу. Надеюсь, вы на моей стороне.
— Постольку, поскольку. А вот доказательство моей осведомленности: я знаю некий телефон 555-0005.