— Поймите меня, религиозный человек, — твердо сказал Азра, стоя рядом с ершистым собеседником. — Я веду войну не за Аллаха или Христа. Это борьба за приличную жизнь против тех, кто пытается уничтожить нас то ли пулей, то ли законом. Я обращаюсь ко многим, когда говорю: наслаждайтесь своей верой, выполняйте ее наставления, но не нагружайте меня всем этим. С меня хватит того, что я веду борьбу за то, чтобы остаться в живых. Невзирая ни на что!
Кендрик глянул на сердитого юнца с интересом. Они уже приблизились к раковинам.
— Не знаю, должен ли я говорить с вами на эту тему, — проговорил он, глядя на собеседника сквозь узкую щель отекших глаз. — А вдруг ты не Азра, которого меня послали разыскивать?
— Верь мне! — воскликнул террорист. — В этой работе взаимодействуют люди самых различных взглядов и убеждений. Но то, что их объединяет, сильнее того, что может их разъединить.
— Мы понимаем друг друга, — кивнул Кендрик.
Они добрались до ржавых раковин. Эван до отказа открутил единственный кран с холодной водой. Потом, чтобы не так шумело, уменьшил напор и погрузил лицо и руки в воду. Он омыл верхнюю часть туловища, несколько раз промыл рану на плече. Эван продолжал умываться, чувствуя, как Азра наполняется нетерпением и переступает с ноги на ногу. Итак, микрофон в бачке туалета. Услышат его или нет? Как бы то ни было, час пробил!
— Достаточно! — взорвался террорист, хватая Кендрика за здоровое плечо и пытаясь отвернуть его от раковины. — Говори, что ты видел в Берлине! Сейчас же! И какое у тебя есть доказательство измены… или глупости… или жадности?
— В это дело вовлечен не один человек, — начал было Эван. Тут с ним случился приступ кашля, сотрясавший все тело. — Они вынесли…
Вдруг Кендрик наклонился, ухватившись за край раковины, а потом заторопился к туалету.
— Я вырву, — прохрипел он, наклоняясь.
— Что они вынесли?
— Фотографии, — прохрипел Эван. — Контрабандой вынесли фотографии из посольства! Для продажи.
— Фотографии?
— Две кассеты. Я перехватил их, купил обе.
Ничего более не было произнесено в бетонной клетке. Тишина взорвалась звоном и лязгом, оглушающими звуками сирены. Охранники в форме ворвались внутрь, держа оружие наготове. Глаза их рыскали по сторонам. В мгновение они обнаружили объект поисков и рванулись к туалетам.
— Никогда! — завопил Амаль Бахруди. — Убейте меня, но вы ничего, не узнаете. Ни-че-го!
Двое охранников приблизились. Кендрик бросился на ошеломленных солдат, которые полагали, что прибыли помогать агенту, над жизнью которого нависла угроза. Он ударил наотмашь по изумленному лицу сначала одного, затем второго.
Третий солдат несильно ударил прикладом Амаля Бахруди по голове.
Его окружала тьма, но Эван знал, что находится на кушетке в тюремной лаборатории. Он чувствовал компрессы на глазах, лед лежал на различных частях тела. Он убрал толстый, влажный компресс. Лицо над ним прояснилось — смущенное лицо, сердитое лицо. У Кендрика совсем не было времени.
— Файзал! — воскликнул он и продолжил по-арабски: — Где Файзал? Где доктор?
— Да здесь я! У вашей левой ноги, — ответил оманский врач по-английски. — Изучаю своеобразную рану. Подозреваю, что кто-то укусил вас.
— Больше он кусаться не сможет. Я видел эти зубы на полу. Очень похожи на зубы рыбы-пилы, только желтые.
— В этой части света диета порой отличается своеобразием.
— Попросите всех отсюда, доктор, — прервал его Кендрик. — Мы должны переговорить наедине и немедленно.
— После того, что вы натворили, они вряд ли уйдут, да и сам я не уверен, что надо их отпускать. Вы что, с ума сошли? Они пришли спасать вашу жизнь, а вы набросились на них. Одному разбили нос, второму чуть не раздробили переносицу.
— Я должен был защищаться. Скажите им, что… хотя нет. Пусть они выйдут. Скажите им, что хотите, но мы должны побеседовать. Потом вы свяжетесь с Ахметом. Давно я здесь?
— Почти час.
— О Господи! Который час?
— Четыре пятнадцать утра.
— Поторопитесь! Ради всего святого, не медлите!
Файзал как можно более спокойным голосом отослал солдат, объяснив, что есть некоторые вещи, о которых он пока не может рассказать. Последний охранник направился к двери. Он снял автомат и протянул его доктору.
— Держать вас под прицелом во время нашего разговора? — небрежно поинтересовался оманец после того, как солдат скрылся за дверью.
— Хоть до рассвета, — ответил Кендрик. Сбросив компрессы со льдом, он сел на кушетке. — Мне бы хотелось, чтобы прицел оказался не слишком точным.
— О чем вы говорите? Неужели нельзя быть серьезным?
— Если серьезно, то я хочу, чтобы Ахмет устроил мне побег.
— Что? Да вы сошли с ума!
— Я, доктор, как никогда в здравом уме и говорю абсолютно серьезно. Отберите двоих из тех, кому вы доверяете всецело, и пусть они транспортируют нас.
— Транспортируют?
— Да.
Эван покачал головой и сощурился — отек хотя и несколько уменьшился, но все еще давал о себе знать, несмотря на холодный компресс. Он пытался найти слова, которые смогли бы убедить изумленного доктора.
— Мне необходимо, чтобы произошло следующее: некто решил перевести нескольких заключенных из этого места в какое-нибудь другое.
— Кто должен это делать? И почему?
— Никто! Вы сами сделаете это без лишних объяснений. У вас есть фотографии заключенных?
— Разумеется. Снимки всегда делают после ареста, вот только имена вымышленные. Когда они называют свою фамилию, то это всегда ложь.
— Давайте посмотрим их. Я скажу, кого отобрать.
— Отобрать для чего?
— Для перевода.
— Куда их переводить?! Бессмыслица какая-то, в самом деле!
— Вы меня внимательно выслушайте. Вы их везете куда-нибудь улочками-закоулочками — и прочь из города. Затем мы разоружаем охрану и даем деру.
— Разоружаем? Мы?
— Я буду в этой группе и сбегу вместе с ней.
— Совсем свихнулся! — воскликнул Файзал.
— Абсолютно нормален! — улыбнулся Эван. — В тюрьме есть люди, которые сами доставят меня, куда надо. Просмотрим фотографии — и связывайтесь с Ахметом по известному вам номеру. Поведайте, о чем у нас шла речь. Он поймет. Поймет, разрази меня гром! Не исключено, что юный повелитель планировал это с самого начала.
— Думаю, вы тоже предусматривали такой вариант, американский шейх.
— Может быть, и да. Но подсознательно хочется обвинить кого-нибудь еще.
— Что-то подтолкнуло вас изнутри на решительные, нестандартные поступки. Человек, которого я видел совсем недавно, изменился. Да, да, это произошло.
Кендрик взглянул в карие глаза оманского доктора.
— Да, это произошло, — согласился он.
Вдруг в памяти его встали очертания мрачных силуэтов; фигуры людей и яростный огонь взорвавшейся преисподней. Дымный вихрь скрыл видения, а грохот рушащихся камней заглушил крики жертв.
Махди…
Убийца женщин и детей, дорогих ему друзей, сотрудников, его большой семьи. Все ушли, все мертвы, всех поглотил дым, все исчезли в тумане небытия; и ничего не осталось, кроме холода и мрака.
Махди!..
— Это произошло, — повторил Кендрик мягко, потирая лоб. — Дайте мне фотографии и позвоните Ахмету. Я хочу вернуться минут через двадцать, а еще через десять минут пусть приступают к перевозке. Ради Бога, пошевеливайтесь!
Ахмет, султан оманский, все еще в шароварах и футболке с мультгероем и надписью: «Патриоты Новой Англии», сидел в кресле с высокой спинкой; красный отсвет от его секретного телефона падал на правую ножку стола. Приложив трубку к уху, он напряженно вслушивался.
— Итак, это случилось, Файзал, — констатировал он. — Благодарение Аллаху, это случилось.
— Он утверждает, что вы предусматривали это. — Голос в трубке звучал вопросительно.
— Предусматривал — это слишком сильно сказано, мой старый друг. Скорее надеялся на такой исход.
— Я удалил ваши гланды, великий султан, и я всегда старался укрепить ваше здоровье, противостоять тому страху, который вы порой испытывали беспричинно. Кажется, мне это удалось.
Ахмет улыбнулся больше своим воспоминаниям, чем словам собеседника.
— А помнишь фантастическую неделю в Лос-Анджелесе, Амаль? Кто мог знать, что я подписал контракт?
— Как мы и договаривались, я никогда не говорил об этом вашему отцу.
— Ты думаешь, что сейчас я не захочу ввести тебя в курс дела?
— Такая мысль посещала меня.
— Хорошо, старый друг…
Вдруг молодой султан резко повернул голову. Дверь открылась, и вошли две женщины. Первой была его жена — блондинка, одетая в купальный костюм. По фигуре ее было видно, что она беременна. Жена султана родилась и жила в Бедфорде, штат Массачусетс. За ней появилась смуглокожая, темноволосая красавица, одетая в модный костюм. Домашние называли ее просто Калехла.
— Помимо обычных, дорогой доктор, — продолжал Ахмет, — у меня есть и иные источники информации. Наш общий знакомый нуждается в помощи, и кто лучше поможет ему, как не правитель Омана? Мы организуем утечку информации для этих подонков в посольстве. Заключенные, где бы они ни находились, подвергаются грубым издевательствам. Кое-кого послали поддерживать порядок и дисциплину. Кендрик вышел на лидера. Дайте нашему храброму американцу то, что он хочет, но задержите отправление минут на двадцать. Пусть прибудут двое полицейских офицеров.
— А ваш двоюродный брат?
— Двух спецполицейских будет достаточно, мой друг.
Наступило недолгое молчание. Собеседники подыскивали слова.
— Достоверны ли слухи, Ахмет?
— Не понимаю, о чем ты? Меня не интересуют ни слухи, ни сплетни.
— Правду говорят, что ваша мудрость старше ваших лет. Но вот что я вам скажу: он слишком крут. Приказывает, будто султан не вы, а он. Разве может это спокойно слышать ваш преданный слуга, который когда-то вылечил вас от свинки?
— Не бери все так близко к сердцу, доктор. Главное — информируй меня вовремя.
Ахмет дотянулся до выдвижного ящика и набрал на телефонном диске несколько цифр. Спустя секунду он заговорил: