— Дворец, — хрипло прошептал бизнесмен, поднимаясь. — Невозможно.
— Но это правда, сэр. Мой информатор аккуратен. Недостоверную информацию я не стал бы предлагать столь уважаемой особе. Это так, эфенди. Я не перестану восхвалять Аллаха от всего моего сердца, в каждой моей молитве за то, что мне довелось встретиться с истинным учеником Махди.
Глаза англичанина остановились на согбенной фигуре посланца.
— Рад, что вы сказали мне об этом, — мягко промолвил он.
— Я не перестаю благодарить судьбу, ведь это мне, единственному из всех братьев, выпала такая удача.
— Кто еще знает об этом?
— Клянусь жизнью, сэр, никто! Ваше священное путешествие должно быть невидимым и неслышимым. Я унесу с собой в могилу тайну вашего пребывания в Маскате.
— Великолепная идея, — согласился толстяк, поднимая пистолет. Два бесшумных выстрела последовали один за другим. Араба отбросило к стене, его белые одежды пропитались кровью.
Американский бар не был освещен, если не считать тускло горящие люминесцентные лампы над прилавком. Бармен в белом переднике горбился в углу своего заведения, утомленно поглядывая на две фигуры у окна. Вид на улицу был скрыт полуопущенными шторами и жалюзи. Буфетчик полагал, что англичане глупы. Конечно, они могли и не представлять, в какой стране и в какое время они находятся. Эти двое защищены от насилия и могут отсиживаться за дверью отеля. Наверное, они и не догадываются, что их покой охраняют трое охранников в прихожей.
Бармен зевнул и в конце концов пришел к выводу, что безразлично, глупы они или мудры. Главное, что англичане очень щедрый народ. Это соображение, а также вид собственного оружия, лежащего под стойкой и накрытого полотенцем, внушали уверенность и спокойствие. Ирония судьбы: это был израильский автомат, который он купил по случаю прямо перед витриной на улице. Ха! Евреи действительно оказались самыми шустрыми. С того дня, как началось безумие, они вооружили половину Маската.
— Дик, взгляни, — шепнул более спокойный англичанин. Правой рукой он отодвинул пару планок жалюзи, прикрывающих окно.
— Что, Джек?
Дик поднял голову, недоуменно заморгал. Дозу он принял немалую.
— Не наш ли пьяница-земляк вышагивает по улице?
— Кто? Где? Боже мой, ты прав!
По пустынной, слабо освещенной улице шагал толстяк, оглядываясь по сторонам. Вот он зажег несколько спичек, сделал в воздухе какой-то знак. На девятой спичке из глубины улицы вынырнул темный седан. Вдруг погасло верхнее освещение. Изумленные приятели, оставаясь невидимыми, наблюдали за тучным земляком, который с поразительной энергией и целеустремленностью зашагал к машине. Когда он подошел к задней дверце, оттуда выскочил араб, наряженный в европейский костюм, но в арабском головном уборе. Последовала энергичная беседа, причем толстяк то и дело тыкал жирным пальцем чуть ли не в самое лицо собеседника. В конце концов он развернулся и указал на верхние этажи отеля. Араб, в свою очередь, повернулся и чуть ли не бегом пересек тротуар. Тут приятели рассмотрели, как их соотечественник достал из-за пояса пистолет, когда садился в автомобиль.
— Господи! Ты видел? — крикнул Дик.
— Да. Он переоделся.
— Надел другую одежду?
— Конечно. Освещение неважное, но кое-что рассмотреть можно.
Не стало белой рубахи, исчезли полосатые брюки. Был он одет в черную рубаху; пиджак и брюки из грубой шерсти — тоже черные.
— Наверное, это из-за климата.
— О чем ты говоришь?! — воскликнул пораженный Дик. — Какое отношение имеет климат к пистолету?
— Ну конечно, парень. Ты ведь имеешь отношение к металлу, а я только к текстилю.
— В самом деле, дружище, ты меня ошарашил. Мы оба видели пьяницу, который был настолько навеселе, что мы вынуждены были тянуть его наверх. И вдруг он появляется на улице, бегущий рысцой, трезвый как стеклышко. Недавний пьяница отдает приказы и размахивает пистолетом. И машину он подозвал условным сигналом. А взгляни только на его одежду!
— Что-то здесь не так, дружище. Много странного мы увидели: и пистолет, и араба, похожего на огромного зайца, и машину, управляемую каким-то маньяком.
— Мне лично самой странной деталью показалась одежда.
— Выражайся яснее.
— «Странная» — не совсем точное слово.
— Подыщи более точное, Джек.
— Хорошо, я попытаюсь. Был он пьян или нет — это дело десятое. Но одет-то он был как настоящий щеголь. Все эти модные полоски, рубахи от Анджело из Ист-Бонда, галстуки, которые предлагает Хэрродс, и туфли от Бенедиктина. Одет он был классно, и никакой климат не был ему помехой.
— Дальше, — с некоторым раздражением выпалил Дик.
— А как он оделся сейчас? Каким мы его видели на улице? Свитер и брюки самые обыкновенные. Они мало идут ему и не слишком подходят для этой погоды; он будет выделяться в толпе. И еще одно. Текстиль — моя профессия. Так вот, нет в Манчестере текстильной фирмы, с которой я не был бы знаком. Нет там фирм, чье название имеет хотя бы отдаленное сходство с Твилингеймом или Барлингеймом.
— Ты уверен?
— Да.
— Мое мнение, что мы должны изменить планы на это утро.
— Мой Бог! Почему?
— Думаю, мы должны с самого утра пойти в наше посольство и кой-кого разбудить.
— Что?
— Дик, а что если предположить, что это переодетый убийца?
Максимальная надежность.
Защита от перехвата обеспечена.
Продолжайте.
Дневник был продолжен:
«Последнее донесение обеспокоило; инсофар, примененный мною, не раскодировал систему, применяемую Лэнгли. Я даже не знаю, были ли извлечены данные или нет. Субъект вступил в контакт. Наблюдатель говорит о его действиях, сопряженных с неизбежным риском — да, неизбежным, но не слишком ли это опасно?
Что он делает и как он это делает? Каковы его методы и с кем он вступил в контакт? Я должен иметь об этом точные данные! Если ему удастся выжить, мне понадобится каждая деталь, так как из деталей складывается обоснование всякой чрезвычайной акции, на выполнение которой толкает субъекта национальное самосознание и совесть.
Но выживет ли он или будет похоронен как еще одна статистическая единица и вместе с ним будет похоронена цепь несостоявшихся событий? Мои методы не могут дать окончательный и строго определенный ответ; они могут только дать оценку его потенциальных возможностей, которые превратятся в ничто, если он погибнет».
8
Четверо заключенных террористов были в наручниках. Двое из них сидели справа по ходу яростно дергающегося полицейского фургона, двое — напротив, с левой стороны. Кендрик примостился рядом с молодым безумноглазым фанатиком, который из-за заячьей губы говорил гнусаво и неразборчиво. Азра располагался напротив, рядом с грубым старым убийцей, который недавно бросил Эвану вызов и избивал его потом — это о нем конгрессмен думал вначале как о главном лице. У дребезжащей металлической двери фургона стоял охранник-полицейский. Левой рукой он держался за перекладину у крыши, пытаясь сохранить вертикальное положение. Через плечо правой был переброшен ремень автомата МАС-10. Одна-единственная очередь могла превратить четырех живых заключенных в четыре бездыханных трупа. Как и было предусмотрено, на кольце, прикрепленном к поясу, висели ключи, с помощью которых можно было снять наручники. Уходило время, драгоценное время. Минуты казались часами, а часы — днями.
— Вы сошли с ума, знаете ли вы это?
— Доктор, у нас нет выбора. Этот человек — Азра Голубой.
— Неверно, неверно, неверно! У Азры борода и длинные волосы — мы все видели его по телевизору.
— Он сбрил бороду и обрезал волосы.
— Вы уверены в этом, Амаль Бахруди?
— Да.
— Этого человека доставили пять часов назад с базара. Пьяница, важничающий клоун — и ничего более. Его товарищ сам себе перерезал глотку ножом полицейского.
— Я был там, Файзал. Он Азра, брат Зайи Ятим.
— Вы поверили ему на слово?
— Я беседовал с ним, слушал его. Священная война этого человека направлена не против Аллаха или Христа. Он борется за выживание в этой жизни, на этой земле.
— Безумие. Все вокруг нас сумасшедшие.
— Что велел Ахмет?
— Делать, как вы предложили, но вы должны подождать его полицейских. Этим двоим он доверяет полностью.
— А, близнецы! Те двое, которые забрали меня на улице Вади эль-Кабир?
— Да. Один из них будет вести машину, а второй — будет играть роль сопровождающего вас охранника.
— Хорошенькие дела. Все, действительно, разворачивается по сценарию Ахмета!
— Вы не совсем правы, мистер Кендрик.
— Он не слишком себя утруждает. Здесь есть двое заключенных, которых желательно было бы отправить вместе со мной и Азрой.
— Почему? Кто они такие?
— Один из них — придурок, который разругался с собственной командой, а другой… Короче, заберите этих двоих, и не станет силы, цементирующей террористов.
— Вы говорите загадками.
— Те, что останутся, не слишком крепки на излом, доктор. Они действительно не знают ничего существенного. Я предлагаю взять трех или четырех из них на время в небольшую камеру. Они до смерти перепугаются возможной казни.
— Поберегите собственную шкуру, Кендрик. Вы попадете в мир, о котором не знаете ничего.
— Я научусь. Именно для этого я здесь.
Знак был подан. Охранник у двери ненадолго опустил левую руку, потряс ею, восстанавливая кровообращение, и тут же снова ухватился за перекладину. Он должен был повторить это же движение менее чем через минуту — и это должен был быть тот самый момент, который надлежало использовать Эвану. Все движения в лаборатории просчитали до точности. Атака планировалась быстрая и простая. Реакция охранника являлась ключом к успеху. Через двадцать две секунды левая рука стража упала в жесте усталости. Кендрик спрыгнул со скамьи, превратил тело в метательный снаряд, ударивший охранника с такой силой, что голова полицейского стукнулась о дверь, и он без чувств свалился на пол.