Это была толстая тяжеленная ветка, совсем недавно сломанная ветром — сок все еще капал со свежего излома. Ветка была длиной примерно дюймов сорок. Уэйнграсс прикинул, что сможет не только поднять ее, но и размахнуться ею. Медленно старик поднялся и направился к тому дереву, где стоял раньше: не больше чем в пятидесяти футах от двух незнакомцев, по диагонали от них через дорогу.
Он вступил в азартную игру, но с другой стороны, — чем, как не игрой, было все, что оставалось ему от жизни? Да и расклад сейчас был гораздо лучше, чем в рулетке или chemin de fer. К тому же и результат будет известен очень скоро. Игрок Эммануэль Уэйнграсс сейчас был готов поставить, и немало поставить, на то, что один из гостей, исходя исключительно из обыкновенного здравого смысла, не уйдет со своего поста. Пожилой архитектор двинулся глубже в лес, выбирая себе позицию так тщательно, как если бы он наносил последние штрихи на кальку для самого важного клиента в своей жизни. Так оно и было. Только этим клиентом был он сам. «Предельно используйте природу и ландшафт» — эта аксиома направляла всю его профессиональную деятельность. Он и сейчас не отступил от нее. Два тополя, примерно в семи футах друг от друга, оба раскидистые, были словно лесные ворота в никуда. Он спрятался за правым стволом, схватил тяжелую ветку и поднял ее над головой. Ветер шумел и завывал в кронах деревьев. Покрывая все звуки леса, Уэйнграсс издал какой-то дикий вопль, в котором человеческого было разве одна треть, а две трети явно звериные, потом вытянул шею и стал наблюдать.
В просветах между листьями и стволами ему были видны два крайне изумленных человека. Оба они поспешно развернулись, не выпрямляясь. Человек справа схватил своего товарища за плечо, видимо, отдавая ему приказ. Так оно и оказалось. Мужчина слева встал на ноги, вытащил из-под куртки пистолет и направился через дорогу, ведущую в Меса Верде.
Все теперь зависело от времени, времени и пути к цели, от коротких таинственных звуков, влекущих жертву в роковой океан зелени так же неотвратимо, как пение сирен влекло к себе Улисса. Еще два раза Уэйнграсс издавал этот фантастический рев. Последний, третий крик был столь отчетлив, что незваный гость, не обращая внимания на ветки, хлеставшие его по лицу — пистолет наготове, ботинки взрывают рыхлую землю — рванулся вперед.
Менни отвел назад толстую увесистую дубину и обрушил ее изо всей силы на голову бегущего человека. Череп треснул, кровь брызнула во все стороны, лицо превратилось в жуткое месиво. Человек был мертв. Совершенно обессиленный, Уэйнграсс вышел из-за дерева и присел возле убитого.
Этот человек был арабом.
Ветры с гор продолжали свой разрушительный набег. Менни вытащил пистолет из еще не остывшей руки трупа и с трудом стал пробираться в сторону дороги. Товарищ убитого бандита являл собой живое воплощение не облагороженной разумом энергии. Он то и дело вертел головой — вглядываясь то в лес, то в дорогу на Меса Верде, то в циферблат часов. Единственное, чего он не сделал, — не извлек оружия, и это подсказало Уэйнграссу еще кое-что. Террорист был либо новичком из добровольцев, либо матерым профессионалом — никаких промежуточных вариантов.
Когда буханье бешено колотившегося сердца стало эхом отдаваться в весьма хрупком каркасе его грудной клетки, Менни дал себе спокойно подышать пару секунд — но только секунд. Подобная возможность может больше не подвернуться. Он двинулся на север, перебегая от одного дерева к другому, пока не оказался в шестнадцати футах от встревоженного человека, глаза которого были устремлены к югу. Снова расчет времени. Уэйнграсс на своей предельной скорости проскочил дорогу и замер, наблюдая. Убийца-любитель был уже на грани апоплексического удара. Дважды он подхватывался, чтобы бежать через дорогу в лес, но на полпути возвращался к изгороди, снова прятался и смотрел на часы. Менни двинулся вперед, сжав пистолет в правой руке. Очутившись в десяти футах от террориста, он подал голос.
— Jezzar! — проревел он, обзывая своего противника мясником на арабском. — Только двинься с места — и ты труп! Fahem?
Темнокожий человек метнулся вперед и перекатился в кусты. Земля полетела в лицо пожилому архитектору. И все же Уэйнграсс успел разглядеть, почему террорист не выхватил оружия — оно лежало на земле рядом с ним, в дюйме от его руки. Менни рухнул влево, прямо на шоссе, а человек схватил пистолет, отпрыгнул назад, вжимаясь в колючую зеленую чащу, и дважды выстрелил — звук был еле слышен. Два тихих, почти заглушенных ветром хлопка — у террориста был пистолет с глушителем. Пули, тем не менее, провизжали достаточно громко. Одна просвистела над Менни, вторая отрикошетила от бетона совсем рядом с его головой. Менни поднял свой пистолет и нажал на спуск; опыт придал руке твердость — здесь его годы пока еще не сказывались. Вскрик противника потонул в вое ветра. Менни увидел, как террорист в кустах повалился лицом вперед, глаза широко раскрыты, ручеек крови струится из простреленного горла. «Торопись, ты, чертов калека! — мысленно заорал Уэйнграсс на себя, пытаясь подняться на ноги. — Они кого-то ждали! Хочешь выступить в роли старого облезлого индюка, попавшего в суп? Отстрелят твою дурацкую голову — и поделом тебе». Менни нагнулся, вытащил из кустов труп, ухватил его за ноги и, гримасничая от боли, — ему понадобилась сейчас каждая капелька силы и воли, что была в нем, — отволок тело через дорогу в лес.
Единственное, чего ему хотелось, это упасть на землю и отдохнуть, дать улечься этому сердечному гулу в груди, глотнуть немного воздуха, но он знал, что ничего этого не может себе позволить. Он должен продолжать, он должен быть готов, более того — ему необходимо захватить кого-нибудь живьем. Эти люди охотились за его сыном! Нужна информация…
Он услышал вдали шум мотора. Затем шум смолк. Менни медленно и осторожно, от дерева к дереву, подобрался к краю леса и огляделся. Со стороны Меса Верде приближалась машина, однако она либо шла с выключенной передачей, либо даже с выключенным мотором, а может быть, просто ветер был слишком силен. Она все-таки двигалась с выключенным мотором, потому что сейчас, по мере того, как машина приближалась к стене высоких стриженых кустов, уже хорошо слышался шорох колес по асфальту. Наконец машина остановилась перед первым въездом на круговую подъездную дорогу. В ней сидели двое. Тот, что был за рулем, невысокий, коренастый, немолодой, но вряд ли много старше сорока, вышел первым и огляделся, явно ожидая, что его встретят или, по меньшей мере, подадут знак. Он, прищурясь, вглядывался в сгущающиеся вечерние сумерки. Так никого и не заметив, он перешел через дорогу к лесу и двинулся вперед. Уэйнграсс засунул за пояс свой пистолет и нагнулся за оружием второго из убийц; к стволу его пистолета был привинчен перфорированный глушитель. Пистолет был слишком велик, чтобы поместиться в кармане, и поэтому, как и араб, Уэйнграсс решил положить его у ног. Затем Менни поднялся и отступил дальше в подлесок. Он проверил обойму пистолета: в ней еще оставалось четыре патрона. Мужчина приближался. Вот он уже прямо напротив Уэйнграсса.
— Йозеф! — ветер вдруг донес до него голос спутника мужчины, сидевшего за рулем, который выскочил из машины и бежал по дороге. Однако быстро бежать ему было трудно — он довольно сильно хромал. Менни был озадачен: Йозеф — еврейское имя, а эти наемники явно не были израильтянами.
— Тихо, мальчик, — резко скомандовал старший на арабском, когда его спутник, запыхавшись, остановился перед ним. — Крикни так еще раз — все равно где — и я отправлю тебя обратно в Бекаа в гробу!
Уэйнграсс наблюдал и слушал разговор этих двоих. Они стояли всего в двадцати футах от него, у края дороги. Старик был потрясен. Только теперь он понял, почему старший использовал арабское слово «walad», что значит «мальчик». Товарищем его действительно был подросток от силы лет шестнадцати-семнадцати.
— Никуда ты меня не отправишь! — сердито огрызнулся паренек. Его речь была с явным дефектом, скорее всего — из-за «заячьей губы». — Я никогда больше не смогу нормально ходить из-за этой свиньи. Если бы не он, я мог бы стать великим мучеником за наше святое дело!
— Ладно, ладно, — отозвался старший араб с еврейским именем. На сей раз в его голосе звучала нотка сочувствия. — Полей шею холодной водой, а то голова взорвется. Ну, что еще?
— Американское радио! Я только что слушал радио и услышал достаточно для того, чтобы… я понял!
— Наши люди возле другого дома?
— Нет, я не об этом. Евреи! Они казнили старика Кури. Они повесили его?
— А чего ты ждал, Аман? Сорок лет назад он все еще работал с немецкими нацистами, которые остались в Северной Африке. Он убивал евреев. Он взрывал кибуцы[9] и даже гостиницу в Хайфе.
— Тогда мы должны убить убийцу и всех стариков Иргуна и Стена! Кури был для нас символом величия…
— Ох, успокойся, мальчик. Те старики больше сражались с англичанами, чем с нами. Ни они, ни Кури не имеют никакого отношения к тому, что мы должны сделать сегодня. Нам нужно преподать урок грязному политикану, который притворялся, что он один из нас. Он прикрывался нашими одеждами и говорил на нашем языке, он предал дружбу, которую мы предложили ему. Сегодня, мальчик! Сосредоточься на том, что нужно сделать сегодня.
— А где остальные? Они же должны были встретить нас на дороге.
— Не знаю. Может быть, они узнали что-то или что-то увидели и пошли в дом. Там включили свет — его видно даже сквозь эти высокие кусты. Каждый из нас подкрадется со своей стороны этого въезда. Иди по траве к окнам. Наши приятели, очевидно, распивают кофе с теми, кто там, в доме, прежде чем перерезать им глотки.
Эммануэль Уэйнграсс поднимал пистолет с глушителем и брал на мушку то одного, то другого террориста. Он хотел захватить обоих живьем, хотя готов был в ярости разнести им головы. Они намеревались убить его сына! Если они уже убили его, то дорого заплатят за это! Его пистолет был нацелен в пах террористов, ствол двигался влево-вправо.