Геннадий Андреевич Зюганов после передачи с его участием подарил мне книжечки своих анекдотов, и там одна политическая книга, которую, вероятно, я прочитаю. Но вообще-то говоря, это тот случай, когда хотелось бы дольше говорить. Вроде пятьдесят две минуты имеются в эфире, а были какие-то темы, которые хотелось бы дальше с ним обсудить. Не поспорить, потому что, я еще раз повторю, я не спорю со своими гостями, но тем не менее поговорить с ним.
В частности, вот о чем. У нас сегодня 17 апреля, значит, через пять дней будет день рождения Ленина – 22 апреля. Но я не собираюсь обсуждать Ленина или его идеи, то, что ему удалось или не удалось. Я хочу сказать о другом. Причем я адресую эти слова не всем вам вообще, а каждому в отдельности, чтобы каждый по отдельности попытался подумать.
Вот представьте себе, что вы умерли. Неприятное, конечно, занятие – представлять себе такое, но это произойдет с каждым из нас. Представьте, что вы умерли. И попробуйте представить, что потом происходит не с вами, а, так сказать, с вашими останками, с вашим телом. Вариантов не так-то уж много, да? Либо положат в гроб и похоронят, либо сожгут в соответствующем учреждении, в крематории, и потом пепел этот соберут в какую-то урну, и урну тоже похоронят или там поставят в колумбарий. Но если представить себе, что вы не в России, а в другой стране, где другие порядки, скажем, в Индии, то ваше тело положат в огромный костер, сожгут вас и потом пепел рассеют. Но во всех случаях, во всех случаях абсолютно произойдет то, что вас не будет видно. Так или иначе, вас не будет видно. И это понятно. У некоторых даже хоронят в закрытом гробу, потому что считают, что нельзя смотреть на мертвого человека – это уже не тот, которого вы знали. Это не у всех так, но у некоторых религий это именно так. И это, по сути дела, проявление уважения к человеку.
Ну а теперь представьте вместо этого, что вас бальзамируют, как древнеегипетского фараона, и выставляют напоказ. И вот люди ходят, глазеют и смотрят на вас. Вам нравится такая перспектива? Лично вам хочется, чтобы так произошло с вами? Или с каким-то вашим близким? Я полагаю, что нет, потому что только люди дохристианской и даже доиудейской эры так делали. Потом человечество ушло от этого, стало по-другому на это смотреть.
А на самом деле, это страшное наказание – выставить тело мертвого человека напоказ. Я бы считал, что, например, так можно сделать с Гитлером. К сожалению, его нет, но это было бы достойным наказанием, чтобы все поколения смотрели на него, на этого величайшего преступника. Может, еще кого-то туда можно добавить. Но Ленина все-таки вряд ли.
Вот у меня есть такое предложение. Может быть, проявить некоторую человечность и сделать ему подарок? А именно – 22 апреля все-таки похоронить его как нормального человека?
Не так давно я побывал в Иране. Увидел много интересного, неожиданного, но, пожалуй, самая главная неожиданность заключается в том, что мои ожидания, то есть мои представления об Иране оказались, говоря очень мягко, неточными. Мне пришлось признаться себе в том, что даже я, человек, много поездивший по миру, поживший, имеющий доступ практически к любой информации, даже я являюсь очень зависимым от средств массовой информации. Ведь именно средства массовой информации, в особенности, конечно, телевидение, формируют наше представление о других странах, о других нациях. И, следовательно, влияют на наше отношение к этим странам и к этим людям. Вот мы можем себя считать совершенно независимыми, мол, «я сам с усам», а выясняется, что нет. Выясняется, что так или иначе, но на нас действует то, что мы видим на экране, то, что мы читаем, то, что мы слышим.
Вот если говорить об Иране, то у меня было представление, что там все ходят в черном, что там все мрачные, неприятные, несколько фанатичные, довольно злобные люди. Оказалось, ровно наоборот: в черном очень мало кто ходит, они приветливые, улыбчивые, гостеприимные и, надо сказать, очень красивые, особенно женщины. То есть вообще все с точностью до наоборот.
Я это рассказываю вот почему. Во-первых, просто чтоб поделиться с вами вот этим моим, ну если хотите, открытием. Может быть, это вам покажется интересным. И во‐вторых, чтобы объяснить, что одна из главных причин нашей нынешней поездки в Латвию объясняется стремлением дать зрителям возможность послушать другое мнение, послушать, что говорит – ну в данном случае президент страны. Чтобы как-то, может быть, сбалансировать представление, которое у вас сложилось.
Я очень редко говорю о международной политике, и не потому, что это мне не интересно. Наоборот, я очень этим интересуюсь. Но я просто отдаю себе отчет в том, что, как правило, люди больше интересуются тем, что у них происходит дома, а не тем, что происходит в мире. Есть исключения, как, например, цунами в Японии, ну или, скажем, смерть Усамы Бен Ладена. А так-то, в общем, все-таки домашнее интереснее.
Тем не менее я позволю себе сегодня коротко коснуться одного международного вопроса, а именно того, что говорил президент Соединенных Штатов Барак Обама на встрече в Государственном департаменте. Он высказался в том смысле, что основой для мира на Ближнем Востоке может быть только возврат Израиля к границам 1967 года. Вообще эта тема взрывоопасная. Мы живем в таком странном мире, что если человек критикует Израиль, то его сразу записывают в антисемиты, просто автоматически. Немножко похоже на Россию: когда человек критикует Россию – и сразу говорят, что он русофоб. Но не об этом речь.
Я вообще думаю, что Обаму ждут неприятности, все-таки в Америке очень сильно еврейское лобби, не за горами выборы и, в общем, ему придется заплатить за эти свои слова. Конечно, он понимал, что будет. И более того, премьер-министр Израиля Нетаньяху знал о содержании этого доклада, и накануне его звонил государственному секретарю США Клинтон с требованием, чтобы Обама эти слова о 1967 годе убрал. Обама их не убрал.
По-видимому, то, что происходит сейчас на Ближнем Востоке, так называемая «арабская весна», заставляет Соединенные Штаты, в частности, менять свою политику по отношению к разным странам.
Я же хочу сказать вот что, очень коротко. В 1967 году была война, которая получила название Шестидневной. Это была война, в которой Израиль нанес сокрушительное поражение Египту, Сирии и некоторым другим странам. И справедливо вполне. Но в этой войне Израиль захватил большие территории, которые, по сути дела, оккупировал. И вот это вот, как ни крути, несправедливо. И я убежден в том, что если ты занял чужие территории, когда-нибудь все равно приходится их отдавать.
В разговоре с Андреем Звягинцевым тема совести, порядочности, отношений между людьми так или иначе возникала неоднократно. И в связи с этим мне бы хотелось поставить перед вами задачу, задать вам вопрос.
Представьте себе, что вы – глава государства. Не обязательно российского, может быть, и другого. Но я скажу «российского», потому что вам, может быть, проще будет себе представить, что именно вы – глава российского государства. И вот на границе управляемого вами государства существует другая страна. Причем эта страна близка вашей по своей истории и языку. И у вашего государства с этой страной довольно тесные экономические связи. Но вот представьте себе, что в этой другой стране к власти приходит человек, который все больше и больше становится диктатором и, можно даже сказать, тираном. Представили, да?
Теперь представьте, что он, вот этот самый диктатор, тиран, начинает всячески угнетать свой народ. Причем преследовать всех, кто против него даже говорит, не то что как-то особенно выступает. Превращает страну в настоящее полицейское государство, сажает людей налево-направо неизвестно за что. Причем сам он становится для всего мира персоной неприемлемой, абсолютно отрицательной (весь мир на него так смотрит).
Вот теперь, когда вы представили себе эту ситуацию, мой вам вопрос. Вы, глава государства, продолжаете поддерживать вот эти тесные экономические отношения, исходя из некоторой экономической выгоды для вашей страны?
Продолжается все по-прежнему? Как говорят по-английски, business as usual, что можно перевести как «все как было, так и остается». Или все-таки вы меняете свою политику, вы меняете свое отношение к этому государству, пока этот человек находится у власти? То есть вы идете на определенный моральный шаг, считая, что это необходимо? Вот такой вам вопрос.
Недавно на одном ужине я принял участие в надоевшем мне самому споре о том, следует или не следует вернуть на Лубянскую площадь памятник Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому. Причем эта площадь носила его имя с 1926 года по 1990 год. Может быть, вообще стоит вернуть ей название «Площадь Дзержинского»?
Что касается городов, площадей, улиц, то, как мне кажется, все обстоит довольно просто: их вообще не надо переименовывать. И уж если переименовали, так лучше вернуть им то изначальное название, которое у них было. Не надо их менять. Несколько сложнее обстоит дело с улицами, площадями и городами, если таковые есть, которые возникли относительно недавно и которые были названы в честь каких-то людей сразу же. Скажем, улица Ленина, площадь Сталина, город Молотов и так далее. Мне кажется, что здесь нужно, наверное, исходить из двух вещей. Можно попытаться дать оценку тому человеку, о котором речь. И если сделать вывод, что все-таки этот человек вредный, скверный, для страны отрицательный, то, может быть, и следует как-то изменить это название. Но есть другой способ. Например, там, где висит табличка – улица такого-то, Ивана Ивановича Иванова, сделать под ней еще одну табличку, разъясняющую, кто он был. Для истории. Так тоже можно делать.
Вот с памятниками посложнее. Представим себе, что памятник имеет настоящую художественную ценность, что это прекрасно сделанный памятник – как, например, памятник Дзержинскому. Во-первых, это художественно достойно? Да. Такой человек в истории был? Да. Что, убрать памятник, чтобы сделать вид, что его не было? Мне кажется, странно. Я бы все-таки такие памятники сохранял, но опять-таки, с табличками, чтобы люди, увидев это, могли почитать, а что это был за человек. И в некоторых случаях я бы их перенес. Например, не оставил бы на площади напротив «Детского мира», потому что в этом случае это был бы одновременно и памятник ЧК. А вот это вряд ли надо делать. Ну вот такое у меня предложение. Разумеется, это мое личное мнение.