Вообще предложения вернуть памятник на прежнее место возникали и раньше. В частности, к этому призывал мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков. В последние годы это предложение звучит особенно настойчиво. И хотя ясно, что на Лубянку Дзержинский не вернется, возникли и возникают все новые предложения и проекты.
Если бы спросили меня, поддерживаю ли я идею возвращения памятника Дзержинскому, то прежде чем ответить, я задал бы вот какой вопрос: «А кто такой был Феликс Эдмундович Дзержинский?» Это был страстный, чтобы не сказать фанатичный, революционер, который, несомненно, укрепил позиции Ленина и большевистской партии казнями не только врагов, противников этой власти, но и совершенно невинных людей. Именно он создал первые в истории концлагеря, именно он сыграл важную роль в приходе к власти Сталина, что в свою очередь по сути дела отправило на свалку в общем-то замечательные идеи социализма и превратило Россию, имевшую после Февральской революции шанс стать подлинной европейской демократией, в тоталитарную диктатуру, которая получила название СССР.
Следовательно, для тех, кому дорог Сталин, для тех, кто жаждал возвращения советской власти, с очередями, дефицитом, с ГУЛАГом, всесильным КГБ, железным занавесом и прочими прелестями, которые имеют либо прямое, либо косвенное отношение к самому Феликсу Эдмундовичу, возвращение его статуи – дело желанное.
Для тех же, которые считают, что советский строй, сформированный такими деятелями, как Ленин, Сталин, Дзержинский, и целым сонмом людей поменьше, нанес России колоссальный ущерб и по сути своей был античеловечным, в чем-то даже преступным, возвращение этого памятника является не только неприемлемым, но и знаковым в самом мрачном смысле этого слова. Я отношусь к последним.
Вообще я собирался поговорить об импортозамещении, которым не стоит слишком увлекаться. Знаете, как в свое время Хрущев похвалил кукурузу, и все принялись сажать ее всюду так, что потом не было даже хлеба, пришлось вводить карточки на хлеб на юге страны. Я собирался об этом более подробно поговорить. Но перед тем как поехать на работу, я читал газету The New York Times и узнал о деятельности одной организации, которая называется «Последний адрес».
Я как-то рассказывал о том, как в Германии возникло движение, смысл которого – увековечить память жертв гитлеризма. Немцы стали выяснять, не жили ли в их квартирах люди, которых потом арестовывали и уничтожали в лагерях. Конечно, это в основном были евреи, жертвы холокоста. Ну и обнаружив такие случаи, они стали заказывать специальные металлические плашки, где были фамилии и имена этих людей, даты рождения и другие подробности. И потом эти металлические плашки вбивали в тротуар около домов, где эти люди когда-то жили. И таких памятников, можно сказать, сейчас в Германии много тысяч.
Так вот выясняется, что у нас есть нечто подобное. Организация «Последний адрес» выясняет, где жил человек до того, как был арестован. Потом наносят на металлическую плашку его имя и фамилию, год рождения, год, когда его убили или когда он умер в лагере, и прибивают эту табличку к стене дома, в котором он жил. Это жертвы советского строя, жертвы сталинизма. И это делается только с согласия всех жильцов этого дома и только для тех, кто потом были реабилитированы.
По-моему, это замечательное дело. Мы должны помнить об этих несчастных и ни в чем не повинных людях. Ведь неизвестно даже, где лежат их останки. Конечно, мне странно, что я прочитал это в The New York Times, а не в какой-то российской газете. Может, где-то и было написано, но я точно могу сказать, что в российских СМИ этот вопрос никак не поднимался, не была подхвачена эта идея, ее не сделали привлекательной для широкой аудитории. А мне кажется, что следовало бы. Может быть, вы придадите этому делу дополнительный импульс? Подумайте.
Я провел прошлую неделю в Санкт-Петербурге, куда меня пригласили возглавить жюри прессы на международном кинофестивале «Послание к человеку». В этом году этому фестивалю исполнилось двадцать пять лет, и, конечно, ожидания были повышенные. И на мой взгляд, эти ожидания вполне оправдались.
Это фестиваль документальных фильмов, как полнометражных, так и коротких. Было очень много интересных работ, но один фильм стоял совершенно особняком и лично на меня произвел сильнейшее впечатление. Этим фильмом открывался фестиваль (а открытие состоялось на Дворцовой площади). И вот на гигантском экране, расположенном на Дворцовой площади, где собралось порядка двадцати тысяч человек, показали этот фильм. Название его – Human, на русский перевели как «Человек». Это работа французского фотографа и режиссера Яна Артюса-Бертрана, и он этим фильмом попытался ответить на вопрос: а что делает нас людьми? Вообще, что такое человек? И в поисках ответа он вместе со своими помощниками побывал в семидесяти с лишним странах и провел порядка трех тысяч интервью. И кроме того, сделал поразительные съемки с воздуха, с воздушного шара, показав невероятную красоту той планеты, на которой мы с вами живем.
Это совершенно потрясающий фильм. Причем вы не слышите вопросов, а только ответы на них, и перед вами на экране крупным планом появляются лица людей, и эти люди говорят о любви, о ненависти, о детях, о жизни, о смерти – в общем, они говорят о себе.
Фильм этот идет три с половиной часа, и я смотрел его просто не отрывая взгляда. Это надо смотреть и, конечно же, на настоящем киноэкране. И я очень надеюсь, что этот фильм выйдет и у нас, несмотря на то, что среди его героев есть и люди иной сексуальной ориентации. Но в любом случае он есть на YouTube. Посмотрите его, думаю, он не оставит вас равнодушным и, может быть, даже сделает вас лучше.
На прошлой неделе моя внучка Маша вышла замуж. Вернее сказать, оформила отношения, потому что она уже четыре года жила с ее нынешним мужем, появился ребенок, которому скоро два года, и недавно они расписались. Я при этом присутствовал. Это было в Берлине, в городе, который я вообще-то люто ненавидел, причем довольно давно.
Вообще я ненавидел все немецкое, кроме, может быть, пива и сосисок. Но сегодня я к этому городу отношусь довольно хорошо. И прежде чем Берлин стал для меня симпатичным, мне надо было примириться с ним, примириться с городом, который с самого моего детства олицетворял столицу нацизма.
В районе под названием Шенеберг, где уже более двадцати лет живет моя дочь, то и дело встречается то, что может показаться небольшими рекламными щитами, плакатами. Они чаще всего прикреплены к фонарным столбам или к стенам, а иногда стоят отдельно, но это не реклама. На них написаны цитаты из указов Третьего рейха, которые касаются прежде всего евреев. Ну, скажем, написано: «евреям собираться больше, чем трем, запрещено», «евреям сидеть на скамейках в парках запрещено», «евреям заниматься в спортивных обществах запрещено», ну и так далее, в таком духе.
Эти щиты – напоминание о прошлом, и это напоминание встречается в Берлине буквально на каждом шагу. И получается так, что нация признала свою причастность к преступлению и свою вину в том, что она поддержала Гитлера и нацистов. Но признав это, не стала об этом забывать, а постоянно сама себе об этом напоминает.
В общем, как мне кажется, это довольно круто, как говорят ныне. И именно это, пожалуй, и подтолкнуло меня к тому, чтобы изменить свое отношение к этому городу, и не только к нему.
Вот недавно президент Путин утвердил мемориал жертвам сталинского террора, жертвам репрессий. Мемориал будет стоять на перекрестке проспекта Сахарова и Садового кольца. Меня, конечно, это радует, хорошо бы убрать всю советскую символику со зданий, все эти серпы и молоты, да и не только это. Или, напротив, использовать их в качестве напоминания. Конечно, мне скажут: нельзя сравнивать германский нацизм и советский социализм и нельзя сравнивать Гитлера и Сталина. Но вы знаете, я не сравниваю, я просто хотел рассказать, как и почему изменилось мое отношение к Берлину.
У меня такое впечатление, что у нас общество делится на две неравные части: одна часть за Путина – это безусловное большинство, и другая часть против Путина. Вот для первой части что бы там ни делало руководство – это замечательно, для второй части что бы ни делало руководство – это ужасно. То есть вообще мир абсолютно черно-белый, никаких оттенков, никакого отступления. И вот в связи с тем, что происходит сейчас, интересно бы немножко подумать на эту тему.
Вы обратили внимание на то, что председатель правительства Дмитрий Медведев дал интервью телеканалу «Россия 1», в котором сказал: «России не принципиально важно, чтобы у власти в Сирии оставался именно Башар Асад. В Сирии Россия защищает свои национальные интересы, а не конкретные фигуры»? А что это значит, помимо очевидного? А это значит, что подается некоторый сигнал о том, что Россия в общем-то готова сотрудничать с США, по крайней мере в отношении военных вопросов в Сирии. Вопрос другой, а готовы ли США сотрудничать с Россией? Вот это вот интересный вопрос.
Последний выпуск известного американского журнала Time вышел со статьей Саймона Шустера, это очень известный журналист, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к российскому руководству. Эта статья озаглавлена таким образом: «Россия просто хочет дружить». Любопытно, не правда ли?
Вы заметили, как в наших средствах массовой информации практически исчезла тема Украины? Ее в общем нет. А уж такие слова, как «хунта», «нацисты» и даже «Новороссия», как-то очень редко просматриваются. Как вы думаете, а почему это происходит, это случайно?
Еще одна любопытная вещь. Должна была приехать наша делегация во главе с Медведевым в США, Вашингтон отказал в этом. Что последовало с нашей стороны? Ничего не последовало. В отличие от того, что можно было бы ожидать.
Еще одно. Вы помните, после первых наших авиационных ударов в Сирии Запад во главе с США стал страшно по этому поводу жаловаться, утверждая, что мы бьем по оппозиции, по умеренной оппозиции, вместо того чтобы бить по ИГИЛу. Что сделали наши военные? Попросили наших, так сказать, партнеров дать нам более точные указания, куда надо бить. Правда, мы не получили таких данных. Ну, тогда попросили хотя бы сказать, куда не надо бить.