Катя хотела сказать, что это уже какое-то средневековье, что она здесь вообще-то прописана, но передумала. Она действительно взрослая женщина. Снимет комнату, в конце концов.
Катя давно никуда не ездила, поэтому у нее не было нормальной дорожной сумки. Она покидала самые необходимые вещи в полиэтиленовые пакеты, оделась и стала причесываться возле зеркала. Она медлила, надеясь, что сейчас мама выйдет из своей комнаты, обнимет ее и скажет: «Ладно, ничего не поделаешь, как-нибудь проживем», – но за дверью царило гробовое молчание.
На площадке она встретила Юру. Он сидел под фикусом и курил.
– Ты куда это на ночь глядя? – спросил он.
– Сама не знаю. – Катя вздохнула и присела на ручку кресла. Ей тоже хотелось закурить, но ведь никотин мог повредить ребенку.
– Серьезно, Кать. Я смотрю, у тебя пакеты тяжелые, в больницу, что ли, опять собралась?
– Нет.
– А куда? – Юра не отставал. – Давай подвезу?
И тут Катя заплакала. Совершенно посторонний человек готов был ради нее изменить свои планы, везти ее куда-то только потому, что у нее тяжелые пакеты. Почему она видит помощь от кого угодно, только не от родной матери?
– Ох, Юра, не спрашивай, почему я плачу, – всхлипнула она. – От тебя можно позвонить?
– Слушай, у меня бардак такой… Звони с мобильного.
Не сразу разобравшись в кнопочках, Катя набрала Светкин номер. В ответ на просьбу переночевать у нее Светка завопила: «Подгребай скорее».
Пока шли переговоры, Юра надел куртку и кроссовки.
– Куда едем? – спросил деловито, позвякивая ключами от машины.
Глава 4
– Нет, Ян Александрович, вы не должны как руководитель занимать столь пассивную позицию, – говорил Цырлин в очередном припадке занудства. – В значительной степени вы сами виноваты, что к нашему отделению сформировалось такое отношение со стороны администрации. Вы безропотно принимаете любые гонения, и это вдохновляет наше руководство на все новые и новые репрессивные меры. Мне иногда кажется, что они создают нам все более и более жесткие условия работы уже из чисто спортивного интереса. Может быть, главврач со своими начмедами заключают пари, когда же у вас кончится терпение.
Колдунову такая трактовка событий показалась забавной. Он усмехнулся.
– И ничего смешного! – возмутился Цырлин. – Вот скажите мне, почему вы со всех ног мчитесь на любую консультацию по больнице? На любую операцию? Почему рентгенолог спокойно отказывает нам в исследовании и с чистой совестью идет домой, а вы готовы оперировать в любое время суток?
– А что я должен делать? Не знаю, как вас, а меня, Эрнст Михайлович, учили в первую очередь соблюдать интересы больного. Или, по-вашему, человеку можно помереть только из-за того, что Ян Александрович Колдунов решил свою крутость показать?
– Не утрируйте. Я не говорю о действительно серьезных ситуациях. Но вот вы на днях оперировали у гинекологов. И что вы за это получили?
– Стакан коньяка, – честно ответил Ян, – ну, может быть, полтора.
– Вот видите. Это была плановая операция, и вы вполне могли отказаться. Если бы вы сказали главврачу о том, что нам не дают ни грамма бесплатной донорской крови, что все хирургические инструменты мы вынуждены покупать на свои деньги, что уже несколько лет мы работаем за голый оклад, когда все остальные отделения получают хорошие премии… И что вы свой голый оклад полностью отрабатываете и не обязаны работать на других.
– Неужели вы думаете, что главврач этого не знает?
– Она знает, что вами можно затыкать все дыры и ничего за это не платить. А если приглашать специалиста вашего уровня со стороны, то ему придется платить солидные деньги.
Ян прекрасно понимал, что к чему, все-таки сам побывал главным врачом и кухню знал. Ему было не очень-то приятно, что его держат за лоха, кроме того, он мучился угрызениями совести, что не обеспечивает премии своим подчиненным. Несколько раз он давал себе слово поступать именно так, как рекомендовал Цырлин, и каждый раз это слово нарушал. Слова «Я не обязан вам помогать, разбирайтесь сами» – не шли с его языка. Как бы ему ни хотелось проявить характер, Колдунов не мог отказать в помощи больному. И Светка нравилась ему именно потому, что была такой же. Она могла ненавидеть надоедливых старух, орать на бомжей, поносить докучливых родственников, но, если было нужно, сутками не отходила от больного.
Цырлин все бубнил и останавливаться не собирался, но тут, слава Богу, зазвонил телефон.
– Ян Александрович, зайдите ко мне, – услышал он официальный голос Веры и улыбнулся.
Быстро вскочил из-за стола и встал в дверях.
– Простите, Эрнст Михайлович, я должен идти.
Колдунов влетел к Вере в кабинет, собираясь заключить ее в объятия, но неожиданно обнаружил там Светку. Докторша развалилась в кресле и сосредоточенно жевала пирог с капустой.
– Вы когда-нибудь расстаетесь? – мрачно спросил Ян.
– Свет, доедай быстрее. А вы, дорогой Ян Александрович, присаживайтесь. У меня для вас обоих новости.
Светка запихнула в рот сразу весь остаток пирога, и Вера с Колдуновым уставились на нее. Им было интересно, как она этот кусок проглотит.
– Короче говоря, товарищи, у нас крестики пришли.
Светка пожала плечами:
– Дело житейское.
– На оперированного. – Вера назвала фамилию больного. – Вы не помните, на операции не укололись, нет?
– Так, это что у нас было? Ножевое ранение? – Светка задумалась. – Вот, блин, дебилы! На сифилитика с ножом кидаются. Не понимают, что через кровь заразиться можно. Надо тебе убить такого, так отрави! Или из винтовки с оптическим прицелом шарахни.
– Я уже не говорю о том, что даже зарезать нормально не могут, – добавил Ян. – Я считаю: или убивай как следует, или уж вовсе не берись за это дело.
– Ну может, начинающий убийца был. Типа практикант.
– О чем вы говорите? – оборвала их Вера. – Вы понимаете, что могли заразиться, или нет?
Ян склонил голову и ехидно уставился на нее. «А понимаешь ли ты, Вера, что тоже имеешь шансы заболеть?» – говорил его взгляд.
– Не пугайте, пуганые, – отрезала Светка. – Тут у каждого второго больного гепатит, у каждого третьего – СПИД, так что сифилис для нас – тьфу! Мы его даже не заметим.
– Ага, пока тебе очки будет не на что надевать, – засмеялся Колдунов.
Светка тоже засмеялась. Зато Вера нахмурилась.
– Ребята, вы не понимаете, – сказала она. – Мне звонил санврач и специально предупреждал, что это очень серьезный случай. Цветущий сифилис второй стадии. У больного в крови стада этих бацилл плавают.
– Вера, даже дети в детском саду знают, что сифилис вызывает не бацилла, а спирохета, – назидательно произнес Ян.
– Пусть так, но вам придется сдавать анализы.
Светка сразу помрачнела. Она боялась уколов.
– Ну что ж, нужно провести ускоренный курс химиотерапии, – сказал Ян. – Ставьте чайник, девчонки, а я пошел за лекарством.
После какой-то удачной операции у него образовалась большая бутылка мартини. Ян берег ее на торжественный случай, но, поглядев на Светку, решил, что случай наступил. Притащив бутылку, он помахал ею перед очами дам.
Те облизнулись.
Ян знал, что из всего алкогольного многообразия женщины предпочитают именно этот коварный и, на его вкус, довольно мерзкий напиток. Прекрасная половина вообще любит все сладкое: мартини, шоколадки, пирожные. Может быть, это заменяет им те эмоции, которые испытывают мужчины, разглядывая женские ножки и другие прелести?
– А можно я не буду сдавать анализ? – спросила Света. – Я же эпидемический тупик.
– Не зарекайся, девочка. Встретишь еще хорошего человека и отменишь свой мораторий.
Светка грустно покачала головой. Колдунов налил ей полный стакан, вздохнул и пожаловался:
– С Цырлиным сейчас общался. Он на меня наехал за то, что я не отстаиваю интересы нашего отделения у главного врача.
– Чего там отстаивать! И так сплошной отстой. – Светка не отрываясь выпила полстакана мартини.
Вера пожала плечами. Отменить страховую медицину они не могли, а все остальное было бесполезным сотрясением воздуха.
– Мне не нравится, что он пытается указывать тебе, как жить. Если человек говорит «вот я бы на твоем месте», это значит, что он на это место имеет виды.
Ян махнул рукой и весело засмеялся:
– Девчонки, нужно совсем сойти с ума, чтобы претендовать на мою должность. Я же враскоряку стою двадцать четыре часа в сутки, а меня имеют все, кому не лень. И главврач, и начальник аптеки, и сантехники, и родственники больных. Мало этого, так еще и Цырлин пытается пристроиться.
– Да, насыщенная у тебя интимная жизнь, – посочувствовала Вера.
– Кстати, помните рыженькую Катю, которая у нас тут окна заклеивала? – сказала Светка, и Ян похолодел. Мало ли что она могла наболтать при Вере!..
– Она пока у меня живет, – невинно заключила докторша, и Колдунов нарочито беззаботно засмеялся.
– Вы что с ней, ориентацию поменяли?
– А откуда вы знаете, какая у нас была ориентация? – противным голосом переспросила Светка, и он предпочел замять тему. Ему было интересно, с какой стати Катя переселилась к ней, но он решил выяснить это без свидетелей.
…Когда он вспоминал о Кате, у него теплело на душе. С ней было так приятно, как с родной. Лет десять назад он потерял бы от нее голову. Но сейчас…
Элегические раздумья прервал звонок. Колдунова вызывали к главврачу.
Светка выжидательно посмотрела на него:
– Что, пойдешь? Судя по всему, тебя там сегодня ожидает особо утонченный секс.
Вера со Светкой переглянулись и захихикали. Ян разлил остатки мартини по стаканам.
– Ну, давайте на ход ноги. Получу свою клизму в состоянии легкого наркоза.
Секретарша уже ушла, но дверь кабинета Алевтины Васильевны была приоткрыта. Колдунов просунул в щель голову и, получив разрешение, вошел в кабинет. Алевтина Васильевна сидела за столом и читала какие-то бумаги при свете настольной лампы. Верхний свет был выключен, поэтому лицо главврача казалось мягким и сосредоточенным. Алевтина Васильевна предложила Яну сесть и, дождавшись, пока он устроится напротив нее, оторвалась от бумаг и сняла очки. В животе у Яна тут же заныло: он никогда не мог спокойно смотреть, как женщины снимают очки. У них, даже у самых стервозных, сразу становилось такое растерянное лицо… Колдунов отвернулся, ожидая, пока Алевтина Васильевна сфокусирует свой взгляд.