Наше с Варежкой обсуждение будущего фотоателье прервал совершенно запыхавшийся Артемка. И пока он не отдышался и не стал способен говорить что-то членораздельное, Пестянов развлекался отгадыванием слов по обрывкам маловразумительных звуков. А я впервые в жизни наблюдал за тем, как работает гений дедукции. Куда там какому-то Шерлоку Холмсу! Выбрать из рванья, междометий и ругательств фразы, провести их анализ и выдать результат, и все это за считаные минуты – само по себе достойно пера писателя. И когда казачок жестами подтвердил догадку Варежки, так сыщику и сказал.
– Вам, батенька, нужно книги писать! Увлекательнейшее должно получиться чтиво!
– Ну что вы, ваше превосходительство, – засмущался прежде совершенно не стеснительный Ириней Михайлович. – Куда уж мне…
– И обязательно приносите посмотреть, – дедуктивным методом догадавшись, что Варежка уже наверняка марает бумагу вечерами, поставил точку я. – Возможно, получится свести вас с издателем.
К сожалению времени, чтоб обсудить литературные опыты моего незаменимого сыщика, больше не было. Артемка оббежал половину города, прежде чем смог, хоть и таким экзотическим способом, доставить мне сообщение от генерал-губернатора: «Их высокопревосходительство велели отыскать вас, Герман Густавович, немедля. Даже из-под земли вырыть, коли надобно станет. И в дом к горному генералу привезти».
Я чуть ли не спинным мозгом почувствовал, как время начинает ускоряться. Как шелестят песчинки, утекающих в вечность секунд…
– Эй, как тебя там… Мундир мой где?! – рявкнул я.
– Нясу-нясу, вашество. Бягу-бягу…
Спустя несколько минут в дверном проеме показалась необычайных габаритов – башня главного калибра с броненосца – тетка, на вытянутых руках тащившая тяжеленный, набитый конским волосом манекен с моим полукафтаном на нем. А сбоку, щупленький, едва-едва достававший бабище под мышки, отыскался прислонившийся «бегун» – портной – настоящее «русское чудо». Будучи пьяным, как говорится – до состояния нестояния, он каким-то фантастическим образом, тем не менее, переставлял ноги и вполне связно и разумно разговаривал.
– Ты что ж это, ско-о-отина…
– Не извольте беспокоиться, вашепревсоство. Все готово в лучшем виде… – Баба давно остановилась, но мужичок продолжал перебирать ногами. Как говаривал мой командир в армии, будучи в изрядном подпитии: «пьяному идти трудно. Лучше бежать». Вот и этот…
– Что ж не на вешалке-то? – разглядывая себя в большое зеркало, пожалел я тетку. – Чучело-то, поди, тяжелое…
– Так ить, барин, помнется кафтан-то, – неожиданно тонким, девичьим голосом заявила бабища. И махнула в сторону приделанной у входной двери доски с искусно вырезанными крючками – вешалками.
– Я имею в виду плечики…
– Што не так с плечиками? – всплыл портной.
На улице, у входа в мастерскую зафыркали лошади – прибыла коляска. Пора было являться под очи генерал-губернатора. Так что тему вешалок, которые плечики, я обдумывал уже в экипаже.
Выходит, самых обычных для моего времени приспособлений, чтоб развешивать одежду по шкафам, сейчас еще нет! Хотя – странно. Что тут сложного? Простейшая конструкция – это всего лишь выгнутая палка с перекладиной и металлическим, проволочным крючком. А я-то все удивлялся, отчего, имея огромные платяные шкафы, приходится отдавать вечно мятую одежду слугам на повторную глажку…
Плотников в любом селении полно. Проволока – тоже не дефицит. Как быстро украдут идею? И удастся ли на ней успеть заработать? В любом случае, нужно писать в Петербург отцу. Пусть получает привилегию и начинает производство. А себе, для своих шкафов, я в Томске могу заказать. Заодно – договориться об их массовом производстве и продаже. Такие вещи в особенной рекламе не нуждаются…
Только мелко это как-то. Ну, сколько с одной штуки можно заработать? Десять копеек? Пять? Чтоб выручить какие-то серьезные деньги, их нужно миллионами производить! Вот пусть Лерхе-старший патент американцам продаст. Те-то уж точно сумеют с каждого жителя планеты по центу за плечики содрать.
Мне бы здесь, в Сибири, что-нибудь попроще… Чтоб деньги делали другие деньги. Что-то простенькое и сердитое. Не требующее особого присмотра и существенных денежных вливаний. Страховое общество, что ли организовать? Кого бы спросить – нужно это кому-нибудь или нет? При нынешних ценах на недвижимость тысяч десяти серебром должно хватить. Хотя бы вот от пожаров страховать. Юристов… этих, блин, присяжных поверенных, грамотных нанять, чтоб суды выигрывали и мошенников отсеивали…
На встречу с Дюгамелем меня проводили в ту самую комнату, которая в прошлое мое посещение дома горных начальников служила курительной. Универсальное помещение. Теперь его отвели под кабинет нагрянувшего в город генерал-губернатора.
Он сидел за столом, в неопрятном, расстегнутом до середины груди потрепанном мундире, а сразу несколько адъютантов стояли рядом с бумагами. На меня генерал покосился, совсем чуть-чуть кивнул, но не поприветствовал и сесть не предложил, хотя стульев было предостаточно.
Александр Осипович выглядел устало. И как-то – нездорово. Яркий румянец на бледном лице, оплывшие, свесившиеся, как у дога щеки, какой-то лихорадочный блеск глаз. Герочка, представлявшийся наместнику на пути в Томск, помнил его совсем другим.
– Довольно, – выдохнул он наконец. – Остальное потом. Оставьте нас.
И вдруг резко, куда быстрее, чем я от него ожидал, выскочил из кресла и в один миг оказался передо мной.
– Что это такое, милостивый государь?! – потрясая зажатой в кулаке бумагой, зашипел он мне в лицо. – Что это такое, я вас спрашиваю?!
Такие вопросы никогда не требовали ответов, поэтому я и промолчал, ожидая продолжения.
– Я понимаю, вы путешествуете! Инспектируете вверенную вашему попечению губернию. Но что?! Нельзя было оставить в Томске кого-то толкового? Мне это нужно? Зачем же, чтоб Панов моим же любимцем мне пенял? Вы ведь знаете, как я к вам отношусь?
– Подозреваю, так же, как и я к вам, ваше высокопревосходительство, – бодро отрапортовал я.
– Вот именно что! Вот именно! И посмотрите, милостивый государь, что мне отписал генерал Панов! Дескать, разврат и грабежи в губернии. Молодой-то начальник по киргизам ездит, а в Томске людишки опасаются из-за заборов лишний раз выйти! Да барон еще… сказался больным, а сам прошение мне прислал о переводе в Самарскую губернию…
– Что ж он так, – огорчился я. Не самое подходящее время было для поисков нового томского полицмейстера. – Ваше превосходительство.
– Вот-вот. Огорчил старика… Так что скажете? Генерал-то и в Санкт-Петербург отпишет, рука не дрогнет. Нужно бы его упредить как-то… Да бросьте вы это. Присядьте вот здесь, Герман Густавович. Вот так, чтоб мне вас лучше видеть…
– Пусть пишет, Александр Осипович.
– Ну-ка-ну-ка. И что?
– Я, Александр Осипович, на ваше имя прошение составил, о разрешении строительства новой пересыльной тюрьмы. Из бюджета экспедиции о ссыльных. Проект готов, потребные материалы заготовлены, и артель мастеровых призвана. Вашего только дозволения ждем. А злодеев с улиц я казакам приказал имать и в замок садить. Коли это из ссыльных кто, так – быстрый суд и каторга. С оказией первый этап в Нерчинск…
– Тюрьму строй, – тряхнул щеками наместник и поморщился. – А Нерчинск… Не примут они у нас лишних людей. Тех, что есть, не ведают, как применить. Погоди пока с отправкой…
– Так это же хорошо, – искренне обрадовался я. – Я могу и у себя каторжные работы организовать. Дел много…
– Да уж знаю я ваши дела, – отшатнулся генерал-губернатор. – Что это за история с полячкой? Нешто из приличных девок себе… не мог выбрать? Бросьте вы это… Такие люди, эти ссыльные поляки… знаете ли… ненадежные. А впрочем, и вы у нас, господин таков… Неспокойный. Все-то у вас не слава богу. Крепость на Чуе поставил – хвалю. И зона эта твоя… свободная… тоже кстати пришлась. Мастеровых от мора спас – молодец. А тут поляки! Горные-то начальники их гонят, а ты принимаешь. Девка эта, опять же…
– Александр Осипович. При штурме крепости солдаты из Польши родом насмерть стояли, но флаг русский на бастионе не спустили!
– Да знаю уже, – отмахнулся Дюгамель. – Андрей Густавович докладывал. Есть чем Панову нос утереть… Ну да ладно. Вы еще молоды и многое вам покаместь счислить можно. Однако же запомните, Герман Густавович, писать про нас станут не за то, что мы доброго сделаем, а за то, где оступились. Сие понятно ли?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Вот то-то же. А пока наука сия боком не вышла, стану я вам помогать… Давно в Томске начальника не было, которого горные убить готовы. Уже за одно это… И полицмейстера вам присмотрел. Вам, мыслю, ко двору придется. Тоже этакий, – генерал-губернатор тряхнул расслабленной рукой, – неуемный. Где бы ни служил, все правду ищет. Ныне в Кузнецке, исправником при суде служит. Коллежский асессор Стоцкий. Не слыхали? Фелициан Игнатьевич… Наведите справки. Вы, я знаю, с жандармами на короткой ноге…
Я улыбнулся.
– И вот еще что, – Дюгамель сделал вид, будто не заметил моей улыбочки. – Есть у меня дельный господин. Из казаков. В столичном университете обучался. С Географическим обществом дружит. Нынче в экспедицию со Струве ездил. В Генштабе им довольны… Потанин, Григорий Николаевич. Он у меня в поручиках пока. С инородческих языков переводит. Я его к вам в Томск отправлю. Коли Чуйскую степь горные прохиндеи под гражданскую власть отдадут, такой человек пригодится…
– Я слышал о Потанине, Александр Осипович, – кивнул я. – Идеи у него… странные.
– Вы это про университет в Тобольске, что ли? Так блажь это. Пустые фантазии. Кто же этакие деньжищи в дикость и тьму пошлет?
– Для престижа было бы не плохо.
– Может и так. Это не нам судить… Пока с лиходеями томскими разберитесь. Я вот приказ приготовил. Покаместь… Временно… Назначаю вас, Герман Густавович, командиром Одиннадцатого Томского батальона и шефом Двенадцатого казачьего полка.