Останутся малюсенькие очаги от запланированного мною губернского пожара. Станут себе тлеть, пыхать искоркой до самого Великого Октябрьского беспредела, как лампадка перед иконами. И погаснуть нельзя – перед Господом стыдно, и разгореться некуда – тьма и равнодушное болото вокруг… К черту! К дьяволу! Бороться! Сучить лапками! Сбивать молоко в масло! Через боль, через непонимание, через надуманные обвинения в бестолковых преступлениях!
Я разорвал пакет. Быстро, одним движением. Сургуч коричневой крошкой брызнул по комнате, и шпагат тихонько тренькнул – вот и все преграды. Все бы так дела решались…
Толстое письмо от Карбышева. Два похожих конверта, судя по штампам, оба из Каинска. Но один от Мефодия Гилева, а другой от какого-то Мясникова Д. Ф. Кто такой? Почему не знаю?
Не подписанный, однако, тщательно запечатанный конвертик. Интересно, но потом, потом.
Цыбульский. Асташев – только не Иван Дмитрич, а его сын. Это интересно, но тоже подождет. О! А это еще что? Конверт длинный и узкий. Не почтовый. В таких обычно военные свои донесения отправляют. С гонцами, конечно, хотя императорская армия от почтовых поборов и освобождена, но это же неприлично!
Витиеватая подпись: «Действительному статскому советнику Герману Густавовичу Лерхе от генерал-лейтенанта, командующего Восьмым округом по жандармерии, графа Казимирского, Якова Дмитриевича». Я об этом знаменитом, одним своим появлением в городке пугающим до икоты местное чиновничество, господине много слышал. Повстречаться не доводилось. Мой Кретковский однажды посетовал: дескать, старый Казимирский сдает. От местных дел устранился, в высокую политику давно уже не лезет. А ведь раньше, при светлой памяти Николае, его чуть ли не князем Сибирским величали. Без него, мол, здесь ничего не происходило и произойти не могло! С чего бы это, интересно, старый волк из логова вылез, да еще и мной, опальным реформатором, заинтересовался?
Но и граф – потом. Вот! Слегка пахнущее духами послание от моего столичного ангела-хранителя – великой княгини Елены Павловны. Как всегда последнее в пачке – самое важное.
Пропустил первые пару абзацев. Потом обязательно перечитаю с самого начала. У княгини совершенно мужской, холодный и расчетливый разум. Она и в мало значимых приветственных словах, в пересказе пустых придворных сплетен способна спрятать очень важную для меня информацию.
«А вы, мой милый Герман, все-таки великий наглец. Вы помните Кавелина? Это из тех господ, что в последнее время стали много рассуждать об особом пути Руси-Матушки и славянских народов, оставаясь при этом надежным супругом Антонины Федоровны, в девичестве носившей фамилию Корш. Этот же Константин Дмитриевич в угоду досужим сплетникам еще и вынужден по юридическому делу в Министерстве финансов советничать, выдавая себя за либерала. Так я это к тому, мой мальчик, что днями наш славянофил представил свою записку государю: «О нигилизме и мерах против него необходимых». Каково?! Он к тому же, выказывает себя еще и консерватором! Разносторонний господин, тем не менее, не преминувший упомянуть твое имя в своем историческом труде. Мы с Минни и императрицей Марией Федоровной славно повеселились, припоминая заслуги господина Кавелина. Однако же, к чести этого юриста, стоит признать, что твой демарш, я имею в виду прошение об отставке, конечно, отчасти дает ему основание на столь далеко идущие выводы».
Ну вот. Вполне себе прозрачный намек на то, что некие силы уже начали подгрызать и без того шаткую основу царского ко мне благоволения. И прямое сообщение, что все три самые влиятельные при дворе женщины все еще на моей стороне. Логичным будет развитие темы. Определение круга моих недругов. Или я разочаруюсь в уме моей высокородной покровительницы.
«Зазвала к себе вечно занятого Головнина. Пересказала ему содержание кавелинского опуса, и рада была, что не ошиблась в нашем Александре Васильевиче, когда он охотно поддержал наш сарказм. К слову сказать, он передавал тебе, милый Герман, свое почтение. Уверял, будто бы только благодаря твоим усилиям все еще имеет возможность продолжать многотрудное дело просветительства, как он выразился, в «несчастной Отчизне». Государь наш, Александр Николаевич, изволил выразить свое неудовольствие излишне вольным распространением революционных идей среди студенчества, и тут бы и лишился бы наш высокопревосходительство министерского кресла, кабы твой Фрондер не бросился на подмогу. Не побоялся ведь напомнить государю, что, согласно предоставленным томским губернатором сведениям о заговоре, нет оснований обвинять в нем исключительно учащихся в университетах молодых людей. Что здесь больше вины тех господ, что допустили чрезмерно либеральное обращение с польскими разбойниками. На что даже верный Александра Васильевича недруг, граф Муравьев-Виленский, не нашелся чем возразить.
А я ведь даже обижалась на тебя, несносный мальчик, таким неожиданным образом выведав, что ты снова сумел раскрыть какой-то заговор. О таких-то вещах надобно немедля извещать друзей! После только, будучи у наших молодых, поняла из шуток цесаревича о том, как Папа злится на таскающийся за ним по пятам конвой, что дело не столько в политике, сколько в опасности для жизни нашего государя. И обида тут же прошла. Каму как не жандармам заниматься этим? И ты оказался предусмотрительнее меня. Ни к чему волновать и без того не слишком здоровую телесно государыню Марию Александровну! А я ведь непременно бы поделилась с ней тревогами. Вот и пишу тебе о том, что ты ныне прощен и помилован всеми участвующими к тебе особами…»
Фу-у-х. От сердца отлегло! Но какова княжна! Она не просто добилась более лояльного отношения к моей «попытке к бегству» со стороны Семьи. Елена Павловна успевает еще и союзников мне в столице находить… Хотя… Чего это я?! Кто я-то такой, чтоб так обо мне заботиться? И не зря она упомянула о посещении Аничкового дворца! Ох, не зря! Никса собирает своих людей. Вот о чем это письмо! Великая княгиня писала о том, что цесаревич все-таки обижался на меня за демарш с отставкой, но уже и нашел причины простить. А еще, что в стране появилась новая, молодая и активная политическая сила – партия наследника престола, и меня все еще воспринимают ее частью.
А ведь это может быть весьма интересным! Впервые за прошедшие с момента моей отставки месяцы я пожалел, что все-таки не отправился под светлы очи Николая Александровича в Санкт-Петербург! С одной стороны – Головнин – человек великого князя Константина Николаевича, известный своими либеральными взглядами, активный реформатор современной системы образования. Слышал даже, что он на свои деньги учебные заведения в деревнях и селах устраивает, и с Синодом разругался в пух и прах, за откровенный саботаж приходских школ. Только вот от нападок искусного словоблуда Каткова, великий князь и сам-то не может уберечься, не то чтоб еще и министра просвещения выручить. А Никса – легко! Отправит своего приятеля Вово – князя Мещерского – в Москву, тот своими словами перескажет перспективы дальнейшего существования строптивого редактора «Московских ведомостей» – и наступит тишь, гладь и Божья благодать.
И если потом, когда-нибудь вдруг выяснится, что тот же самый Катков с его заявлениями на грани фола – «При всем уважении, которое подобает правительственным лицам, мы не можем считать себя их верноподданными и не обязаны сообразовываться с личными взглядами и интересами того или другого из них. Над правительственными и неправительственными деятелями, равно для всех обязательно возвышается Верховная Власть; в ней состоит сущность правительства, с ней связывает нас присяга; ее интересы суть интересы всего народа» – всего лишь выполняет задание Никсы, я ничуть не удивлюсь. Штатное, так сказать, пугало для растерянных, фактически брошенных Константином, министров-либералов.
Цесаревич – совсем не дурак. Осторожен и хитер, как матерый лис. При дворе нет человека, кого он еще не сумел бы очаровать. Своим его считают и старые ретрограды, и необузданные реформаторы. Этакий сплав славянофильства с активным или даже агрессивным реформаторством! Страшная, взрывоопасная смесь. И малейшая ошибка грозит закончится никак не меньше чем табакеркой или портьерным шнуром… По лезвию бритвы – точнее и не скажешь! И получается, я имел возможность, отправившись в столицу, оказаться на острие рядом с Николаем. Разделить опасность, едрешкин корень…
Ох, как можно было бы взлететь! Граф Панин букашкой бестолковой бы смотрелся с такой высоты… Только оно мне зачем? Мне бы обратно, к штурвалу моей губернией – вот было бы славно! Довольно с меня и того, что покровителей я все еще не лишился. А значит, и вполне вероятный арест, помню же – не зарекайся, мне ничем особенно страшным не грозит. В крайнем случае, можно попросту и ласково улыбаться следователям.
А ведь, черт возьми, у Никсы может и получиться! Ну так, чисто теоретически рассуждая. Деньги и влияние старых вельмож добавить к энергии реформаторов, так горы сами собой свернутся. И ведь ничего сложного в этом нет. У меня же получилось заинтересовать своими прожектами Строганова. И теперь, смею надеяться, лучшего союзника в скорейшем строительстве железной дороги из Сибири к Уралу и не найти. Я уж не говорю о разрешении на переселение крестьян. Без старой гвардии этот рескрипт еще много лет бы по инстанциям путешествовал. А хозяевам уральских заводов понадобилось – и вуаля. И ведь ни один самый-разсамый противник реформ даже не пискнул, ибо им это в первую очередь и выгодно!
При грамотном подходе такие вот точки соприкосновения можно в каждой отрасли найти. У нас ведь, слава Господу, не Англия. Нашей знати заводами и железными дорогами заниматься не стыдно. Строгановым, как я уже говорил, половина уральских заводов принадлежит. У того самого графа Панина – целая гроздь золотоносных приисков. Мальцовы, Муравьевы, Шуваловы, Шереметевы тоже с чего-то кормятся. Не на одну же зарплату дворцы содержат. Догадайся кто-нибудь умный распределить между двумя десятками богатейших семей страны несколько миллионов гектар плодородной земли на Южном Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке – хотя бы и в долговременную аренду – так они сами и дороги построят, и людьми заселят. А сколько вкусного под землей скрыто? Сколько месторождений еще ждут инвестора? Позволь ретрограду получать больше прибыли, и сам удивишься – каким он реформатором станет!