– Аскорбиновую, господин Барков. А имени я, к сожалению, не помню. Плохо запоминаю имена. Но вы можете сами проверить мною прочитанное. Кислота эта и в хвое молодой содержится и в лесных ягодах.
От допроса с пристрастием меня избавило явление потерявшегося Безсонова. Он поставил бочонок у ног моего денщика и, склонив голову, подошел ко мне.
– Виноват я, Герман Густавович, – прогудел он. – Грех на душу взял. Китаеза-то трофейный преставился вчерась…
– Да-а-а?
– Сидел вродя, как все, песни с ним пели. Разговоры разговаривали. А то он вдруг побелел весь, обвис… Прямо на руках у меня… Да и окочурился парнишка. Моя в том вина. Штоб мне дурню мозгой не раскинуть, что мальчишечке много хмельного во вред, поди, пойдет…
– Перестаньте, сотник, – чувствуя, что еще вот-вот и богатырь вовсе расклеится, рыкнул я. Хотя был соблазн его еще помучить. В конце концов, мы в ответе за того, кого приручили. Пожалел. В первую очередь – китайца. – Если ваш подопечный умер, тогда кто на бастионе у пушки сидит и шевельнуться боится? Немедленно отправляйтесь его лечить. После приведете сюда. Приказ ясен?
– Так точно, ваше превосходительство, – гаркнул казак и рысью перескочил оказавшийся непреодолимым для воинов Турмека вал.
– Что с этим пленным делать, ума не приложу, – поделился я проблемой с Андреем Густавовичем. – Тем более, послезавтра начинается ярмарка…
– Понимаю, – кивнул Принтц. – С одной стороны, никакой пользы от циньского караула для нас нет, с другой – не спугнуть бы торговцев.
– Вот именно. К тому, мы еще так и не выяснили, что за птица попала в наши сети. Не может же это быть сам командир гарнизона.
– Скорее всего – нет. По чину, ему пикетом командовать с полуротой пехотинцев.
– Тогда что он здесь делал?
– Допросим, вызнаем, – пожал плечами разведчик, извинился и пошел искать Гилева. Васильев, мелкий купчик, а по совместительству – штатный экспедиционный переводчик представлялся нам с капитаном более надежным человеком, чем Мангдай.
Ближе к обеду отправились наконец-таки в Кош-Агач. Сок из бочки с квашенной капусты сделал свое доброе дело, и чувствовал я себя не то чтоб идеально, но хотя бы – не плохо. Только отчего-то все тело чесалось. Раздражало ощущение немытого тела и вид мятой, измазанной сажей одежды. Казалось, что и дух от меня идет не лучший, чем от потеющей на жаре лошади. Поэтому я все подгонял и подгонял свою Принцессу, пока, за версту до купеческого поселка, и вовсе на галоп не перешел.
Так и влетели, с десятком конвоя и пленным китайцем, в узкие переулки неряшливо застроенного сезонного поселения.
К чести наших купцов, одной из первых построек на месте будущего села стала баня. Все-таки есть что-то еще в наших людях от тех, древних язычников. Даже маленькую часовенку срубить не догадались, а банька – вот она. Прямо на берегу Чаганки – невеликой речки, курице по колено. Однако и тут без антропогенного фактора не обошлось. Прямо у мостков в русле ручья была выкопана яма, обложенная смолистыми лиственничными жердями.
Велел Апанасу собрать чистую одежду, сбросил прямо в шатре сапоги и босиком пошлепал мыться. Запах запаренных березовых веников подгонял.
И час спустя почувствовал себя наконец человеком. Жаль, пива никто не догадался с собой взять. Или кваса хотя бы. Хорошо было бы кваску испить после баньки-то. Чай – черный, терпкий, ароматный, с травами – тоже хорошо, но все-таки – немного не то.
Сколько уже раз убеждался, что хорошие мысли висят в воздухе. И сходным образом мыслящие люди их ловят практически одновременно. А как иначе объяснить явление Степаныча со своим нерусским подопечным? Правда, компанию им еще Андрей Густавович с Васильевым составляли, но эти явно из корыстных побуждений в логово банника шли. А Безсонов – чисто от широты душевной.
Субалтерна, кстати, Цинджабаном Дондугоном звали. Дал же Господь имечко. Хотя наши Анаксимандры Фауктистовичи с Клеспидами Гермогеновнами тоже те еще языковыворачиватели. Только у наших людей этакое выражение лица – словно на казнь лютую идет – на пороге бани не отыщешь. А у Циндоши, как его ласково величал сотник, от страха даже глаза растопырились.
Настроение было великолепным. Сидел себе на лавочке подле теплой стены, пахнущей еловым бором, прихлебывал чаек. Клевал потихонечку подкопченных хариусов и слушал истошные крики нашего зарубежного гостя. Ну и остальных банщиков, естественно.
– А вот я те щас, чумазенький, парку поддам, да веничком… – это добрый Безсонов.
Шипение пара на раскаленных камнях и вопли.
– Кто командир караула?! Сколько солдат?! Как вооружены?! – это Принтц. Вот уж кто умеет совмещать полезное с приятным.
Невнятный перевод Васильева, и громкий, истошный ответ испытуемого.
– Когда смена?!
Ну и так далее. Слушать быстро надоело. Стал разглядывать суету купеческих приказчиков. Через два дня, на третий, на берега ручья Бараты должны прийти китайские купцы и те из служащих циньских пограничных пикетов, кто догадался прикупить товары в Кобдо. К тому времени там же должны быть и наши, бийские торговцы. Гилев намерен скупить всю шерсть, что будет. Хабаров нацелился на шкурки сурков, а Васильев хотел попробовать протащить через бомы несколько тюков чая. Они еще в походе, чтоб потом на глазах иностранцев не спорить, обо всем договорились.
Торг в Чуйской степи был бартерный. То есть дашь на дашь. Без денег. Монголы с маньчжурами и прочие иностранцы цену русским кругляшкам не знали, и арабские цифры для них были, как для нас китайские закорючки. А циньские серебряные брусочки – ямбы, как бы монеты в пятьдесят лян, нужно было постоянно взвешивать. Да и страшились их бийчяне брать, опасались обмана. Черт его знает, чего хитрые китайцы в серебро подмешали. Ладно, если платину – англичане ее очень любят и продать такие слитки не проблема. А если другое чего? Не ювелира же с собой на торги таскать…
Наши купцы привезли немного железной и медной утвари, свинец в слитках, маральи панты, выделанные кожи, несколько мешков ржи, московские ситцы и сукно. Ну, вот фузеи еще трофейные на торг выставят.
По-хорошему-то, по закону, как мне сильно умный и образованный Герочка ехидно заявил, должен я неучтенное шатание иностранцев по землям Российской Империи решительно прекратить. На границе, у китайского пикета в долине реки Юстыд, где проходила единственная удобная, даже для колесного транспорта проходимая, дорога в Кобдо, следовало поставить свою заставу. Для проверки разрешений на пересечение рубежа, едрена-матрена. Откуда только им взяться, этим разрешениям, если ближе, чем в Урге, русского консула больше во Внешней Монголии нет.
И, что самое поганое, я ведь тоже не имею права паспорта китайцам выдавать. Русским – легко. Хоть в Антарктиду. А иностранцам – фигвам. Буде найдутся у меня чрезмерно информированные недоброжелатели, может эта неорганизованная ярмарка мне боком выйти. Может, но вряд ли. Граница-то не демаркирована. Столбов не врыто, и застав не стоит. И как я должен определить – на нашей стороне торгуют, или еще нет?
Паспорта я выписал. Осталось только фамилии вписать. Но это не долго. Может и обождать. А бланков у меня всего-то пять штук. Ошибаться нельзя.
А вот слегка изменить границу – очень нужно. Ну, к чему этот непонятный изгиб в верховьях Чулышмана? Как бы уговорить Дюгамеля спрямить? Неужели китайцы станут спорить из-за одной маленькой долинки и десяти верст сплошных скал? А мне пригодится. А и не мне, так благодарным потомкам. Там под седыми горами прячется огромное месторождение серебра с другими, вкусными, добавками. Асгат. Часть, конечно, и на нашу сторону выходит – Озерное называется. Но большая часть все же там.
Понятно, что без нормальной дороги на север это серебро и даром никому не нужно. Понятно, что пока кабинетскими землями управляет горное начальство, я и пальцем не пошевелю, чтоб организовать этих богатств добычу. Только это же я не для себя все. Мне-то самому, давным-давно умершему – пельмешки с пивом, жить, дышать и любоваться природой – и то ладно… Хотя… Все в мире меняется. Может же так случиться, что Фрезе со своей бандой вдруг резко отправится осваивать просторы Аляски? Отчего нет?! Может же царская семья…
Додумать не успел. Артемка привел усталого казака, прибывшего посланником от принтцевского перевоза. Он еще не успел ничего сказать, а сердце уже тревожно сжалось. Нет, не верилось, что государь Император, при всей его неограниченной власти, отправит за мной людей к черту на кулички. Не верил, но ждал. Оглядывался. Вдруг. Россия – страна невероятных возможностей. Прикажут кому надо, так меня и со дна морского подымут…
Но явление такого гонца могло означать лишь одно – авантюра провалилась. Мои расчеты оказались пустышкой. Царская чета знала о болезни своего первенца и уже давно его списала. И теперь мое положение – хуже не придумаешь…
– Чего? – сквозь панически скачущие мысли пробились знакомые имена.
– Я говорю, вашество, их благородие господин Седачев у перевозу лагерем встал. С семьею и скарбом, значицца. Просют им людишек в помощь дать, ибо страшаться не осилить Чуйские скалы с детями и баулами.
– Седачев? – Господи, Боже мой! Я и забыл об этом опальном полицейском чиновнике. А ведь точно! Я же сам прокурором Гусевым подготовленное распоряжение подписывал, о том, чтоб титулярного советника Седачева, Павла Петровича в Первую Чуйскую волость, поселение Кош-Агач полицейским исправником определить. Думал, он откажется. Побоится семью на край света тащить. Уволится из рядов, так сказать. А смотри ж ты. Собрался и приехал. И думай теперь – то ли редкой отваги мужик, то ли деревянный во всю голову, как Буратино.
Впрочем, легко выяснить, насколько он готов к тому, что его здесь ожидает.
– И что, много ли у титулярного советника скарба?
– На шести лошадях едва уместилось, ваше превосходительство. Одних ружей штук пять. Да пистолей не меньше. И порох в бочонках зачем-то тащит. Уж как их благородие, господин майор, их благородию, господину Седачеву на то пенял. Ан нет. Уперся. Сказывал, в диких местах огневое зелье лишним никак не станет.