его русских куклах, прелюдии к мимолетному ухаживанию и увенчавшему его акту с девушкой из палатки с матрешками. Разве это не было уроком — не лезь, куда не следует?
В часовню кто-то вошел, и Мартин придавил сумку рукой, словно опасаясь, что она завопит о его преступлении. Он подумал, что это кто-то из пациентов или родственников, но вошедший оказался священником, который ободряюще ему улыбнулся и спросил: «Все в порядке?» Мартин ответил, что да, все в порядке, и священник кивнул со словами: «Хорошо, если так, когда любимый человек в больнице — всегда тяжело» — и удалился.
Может, Пол Брэдли — представитель какой-нибудь компании, коммивояжер, и в черной коробке — образцы товара. Какого товара? Или там драгоценности? Подарок. Или, может, заказ. Что, если он все же заглянет? Да и сумеет ли удержаться? Только расстегнув металлические защелки и приподняв крышку, он подумал: а вдруг бомба?
— Мартин, вот вы где!
Он захлопнул коробку. Сердце подскочило на несколько этажей, а потом ухнуло на дно шахты.
— А мы вас везде ищем, — сказала Сара, медсестра с милой улыбкой. Она стояла в дверях часовни и широко ему улыбалась. — Вашего друга выписали, он готов ехать.
— Отлично, уже иду, — отозвался Мартин чересчур громко. Глупо осклабившись, он пытался незаметно застегнуть молнию.
Когда он встал, Сара спросила:
— С вами все в порядке, Мартин? — и тронула его за локоть. Девушка проявляла искреннее участие, но завтра она и не вспомнит, как его звали.
— Привет, Мартин, — сказал Пол Брэдли. Он ждал в коридоре. На голове повязка, но в остальном он выглядел вполне здоровым. Он забрал у Мартина сумку. — Спасибо за заботу.
Мартин был уверен, что Пол Брэдли догадается, что он рылся в сумке, просто по ее виду.
— Молились? — спросил Пол Брэдли, кивая в сторону часовни.
— Вообще-то, нет.
— Стало быть, вы не религиозны, Мартин?
— Нет. Отнюдь.
Странно, что Пол Брэдли называл его по имени, как будто они друзья.
У входа стояло одно-единственное одинокое такси.
Мартин вдруг вспомнил серебристый «пежо». Интересно, что с ним стало? Наверное, полицейские позаботились о машине, Пол Брэдли же явно о ней не переживал. «Я ее напрокат взял», — небрежно заметил он. Машина Мартина была припаркована там, где ее оставил Ричард Моут, — перед букмекерской конторой на Лит-уок. Теперь забирать уже поздно, страшно представить, во что утром станет ее освобождение.
Мартин как-то не задумывался о том, куда они направляются, пока они не сели в такси и водитель не спросил: «Куда едем?» — и, прежде чем он собрался с мыслями, Пол Брэдли сказал: «Отель „Четыре клана“». Мартин запротестовал, предложил поехать к нему (опыт с Ричардом Моутом его явно ничему не научил), но Пол Брэдли рассмеялся, заявил, что согласился на «присмотр» Мартина, только чтобы выйти из больницы, и что Мартин «дежурство сдал». Он спросил его адрес и обратился к водителю, отслоив от пачки в бумажнике двадцатифунтовую банкноту и протянув ее через окошечко: «Слышал, старина? Когда забросишь меня, отвези его домой». Поразительное хладнокровие, думал Мартин, сегодня он мог умереть, но посмотрите, бодр как огурчик, только повязка на голове указывает на то, что его сбили с намеченного курса. Когда ранее Мартин возвращал Полу Брэдли бумажник, он испытал необъяснимый протест.
Такси остановилось у маленького туристического отеля в Уэст-Энде с вывеской «Четыре клана». В одном из окон горела красная надпись «Есть свободные места». Мартин подумал, что надпись какая-то бордельная. Он не имел ни малейшего представления, что это за «четыре клана». Шотландец по крови и духу, родившийся, но не выросший в Эдинбурге, Мартин знал, что в его родной культуре и истории есть вещи, которых ему никогда не понять.
— Это единственное, что я нашел, — сказал Пол Брэдли, разглядывая в окно такси неказистый фасад отеля. — Все гостиницы забиты.
— Фестиваль, — хмуро заметил Мартин.
Пол Брэдли вышел из такси, и Мартин, вздохнув, решительно последовал за ним. Ничего не попишешь, как бы ему ни хотелось вернуться домой, в свою уютную постель, нельзя вот так отпускать Пола Брэдли. У Мартина был уговор с милой медсестрой по имени Сара.
— Я серьезно, — сказал Пол Брэдли, — езжай домой, друг.
Мартин упрямо помотал головой и уперся ногами в тротуар на тот случай, если Пол Брэдли начнет запихивать его в такси.
— Я не могу, — сказал он. — Я не прощу себя, если вы ночью умрете в каком-то отеле, вдали от дома, без семьи и друзей.
Мартин слышал себя со стороны — ни дать ни взять психолог «телефона доверия». Едва ли эти речи подействуют на такого человека, как Пол Брэдли.
— Мартин, я не собираюсь умирать.
— Надеюсь, но я хотел бы в этом убедиться. Поезжайте, — сказал он, вдруг повернувшись к водителю такси, захлопнул пассажирскую дверцу и дважды шлепнул по ней ладонью, словно по крупу лошади, — несвойственный ему выразительный жест, удививший его самого.
Он взял портплед, поднялся по каменным ступеням и прошествовал внутрь через вращающуюся дверь, прежде чем Пол Брэдли смог возразить.
Пол Брэдли последовал за ним в пустой холл с регистрационной стойкой и, беспомощно разведя руками, рассмеялся и сказал:
— Ладно, Мартин, пусть будет по-твоему.
Несмотря на поздний час, в отеле пахло жареным беконом, и у Мартина потекли слюнки, хотя он не ел свинину вот уже двадцать лет и снова начинать не собирался. Отель оказался удивительно дешевым и предсказуемо ужасным. Все, что можно, было украшено шотландской клеткой, даже потолок оклеили обоями в мрачных тонах полка Черной стражи. На стенах висели репродукции с видами Старого Эдинбурга в рамках и геральдическая клановая символика на деревянных щитах.
У Мартина была книга о шотландской клетке, купил, когда подбирал расцветку для килта. Думал, у него будет красивая писательская жизнь — званые ужины, обеды в компании знаменитостей, может, даже приемы в Холирудском дворце. Было время, когда Алекс Блейк получал приглашения пачками, но Мартин всегда чувствовал себя неадекватной заменой своему эффектному двойнику. Ему казалось, что окружающие заглядывают через его плечо в надежде увидеть настоящего Алекса Блейка, и теперь он почти никуда не ходил.
Девичья фамилии его матери была Макферсон, поэтому он остановился на макферсоновской парадной зеленой клетке, но у него никогда не хватало духу носить килт на публике, и тот пылился в шкафу. Изредка Мартин примерял его и носил дома, но в этом было что-то извращенное, точно он тайный трансвестит, а не гордый шотландец.
Пол Брэдли решительно ударил по старомодному медному звонку на регистрационной стойке. Тишину отеля прорезал громкий металлический звук.
— Вы не думаете, что уже поздновато для регистрации? — спросил Мартин, и Пол Брэдли, нахмурившись, ответил:
— Я им плачу, Мартин, а не об одолжении прошу.
Неприветливый ночной портье демонстративно долго искал бронь Пола Брэдли. Смерив их взглядом, он заявил:
— Здесь написано: номер на одного.
— Мартину захотелось сказать: «Мы не геи», но вдруг Пол Брэдли — гей и это его оскорбит? (Или ночной портье — гей.) Мартин подумал, что, будь он геем, ему бы никогда не заполучить такого, как Пол Брэдли, даже на одну ночь.
— Я не буду ночевать, — обратился он к портье, — то есть спать в номере не буду.
— Мне плевать с высокого дерева, чего вы там будете делать, — многострадально изрек портье, — но если вас в номере двое, то и платить будете за двоих. — На повязку Пола Брэдли он едва взглянул.
— Не вопрос, — любезно отреагировал Пол Брэдли, доставая из бумажника еще несколько двадцаток и кладя их на стойку.
Мартин сделал попытку снова взять портплед, но Пол Брэдли запротестовал:
— Мартин, бога ради, ты же не мой лакей, — легко закинул увесистую сумку на плечо и двинулся вверх по лестнице.
Мартин поплелся следом по ступеням, застланным ковром в стюартовскую парадную клетку. Он отвел взгляд, избегая несчастных глаз большого, побитого молью оленя, чья отрубленная голова висела над лестницей. Его бы не удивило, если б олень вдруг открыл рот и заговорил с ним. Интересно, почему лошадиные или там собачьи головы на стены не вешают, а оленьи — запросто?
Несмотря на то что номер был на одного, кровать в нем стояла двуспальная. Пол Брэдли бросил сумку на оранжево-коричневое покрывало.
— Я сплю с левой стороны, ты — с правой, — сказал он как ни в чем не бывало, и Мартин подумал, что тот наверняка привык спать где угодно, в том числе рядом с незнакомыми мужчинами, — без сексуальной подоплеки. Он знавал множество таких Полов Брэдли. В армии.
— Вы служили в армии? — спросил Мартин. И понял, что это первый личный вопрос, который он ему задал.
Пол Брэдли уставился на него в недоумении, задержав взгляд чуть дольше принятого. Мартин стушевался:
— Извините, я не хотел соваться в ваши дела.
Пол Брэдли пожал плечами:
— Расслабься. Мне нечего скрывать. Вообще-то, я служил в морском спецназе. Мы не выделываемся на публику, как вэвээсники. Теперь я обычная офисная крыса, бумажки перебираю. Скукота. А ты сам служил?
— Не совсем, — ответил Мартин. — Мой отец был старшиной, он нас вырастил почти как в казарме.
— Нас?
— Меня и брата. Кристофера.
— Вы с ним близки?
— Нет. Не особенно. — Он раскусил Пола Брэдли. Тот забрасывал Мартина вопросами, чтобы не пришлось рассказывать о себе. — Я просто посижу на стуле. Мне ведь нужно смотреть за вами, а не спать.
— Как хочешь.
Пол Брэдли взял портплед с собой в крошечную ванную и закрыл дверь. Мартин попытался заткнуть уши, чтобы не слышать, как другой мужчина моется, чистит зубы, писает. Чтобы приглушить звуки, он включил телевизор, но по всем каналам шел снег. Он вяло пролистал единственное в номере чтиво — брошюру с рекламой шотландских достопримечательностей (винокурни, ткацкие фабрики, исторические маршруты — все вперемешку).
— Ванная свободна, — сказал Пол Брэдли.