До меня наконец дошло: я узнала ту самую веревку, которую лично обмотала вокруг калитки, чтобы девочки не могли пройти в сад. Что она делает у Джека на кухне? Почему лежит рядом с цветком, вполне невинным с виду?
Вытащив телефон и открывая браузер, я уже догадывалась, что найду. Мое сердце выскакивало из груди. «Ядовитый фиолетовый цветок», — напечатала я в поисковой строке, выбрала картинки и увидела его.
Aconitum napellus — борец, клобук монаха, волчья отрава, род многолетних трав семейства лютиковых. Одно из самых ядовитых растений, произрастающих на территории Великобритании. Наиболее сильный яд, оказывающий смертельное воздействие на сердечную деятельность и нервную систему. Все части растения — стебель, корень, листья и цветы — смертельно ядовиты. Большинство летальных исходов связаны с приемом внутрь, однако садовникам рекомендуется проявлять осторожность, поскольку симптомы отравления может вызвать даже контакт с кожей.
Ниже приводился список смертей и убийств, связанных с растением. Меня затошнило. Я закрыла телефон и посмотрела на Джека. Неужели это он? Ухаживал за растениями в ядовитом саду, разрезал веревку на калитке, оставил на кухне ядовитый цветок… Вдруг бы его нашли дети или собаки? А я только что трахалась с этим парнем.
Только зачем Джеку это делать? И что еще он скрывает? Неужели именно он взломал систему и поднял нас среди ночи оглушительной музыкой? Звонил в дверь, вырывая меня из сна, и сводил с ума пугающим скрипом шагов? А самое страшное — мог ли он написать на чердаке эти жуткие слова и заколотить за собой проход, чтобы открыть его в нужное время?
Мое дыхание участилось, я трясущимися руками спрятала в карман телефон и поняла, что надо бежать отсюда любой ценой. Не беспокоясь больше о том, что могу разбудить Джека, я толкнула дверь и шагнула в ночь. Вновь начался дождь. Крупные капли били в лицо, перед глазами все плыло.
Уходя, мы оставили черный ход незапертым. Я заскочила в буфетную, прижалась спиной к двери и вытерла футболкой лицо. Надо взять себя в руки. Черт, что за фигня? Почему мне так не везет с мужчинами? Почему они все такие уроды?
Я постояла, стараясь отдышаться, и вдруг подумала о странном звуке, который услышала, когда одевалась. В доме все было точно так, как до моего ухода. Я не обнаружила никаких признаков возвращения Рианнон: ни сброшенных в холле «шпилек», ни забытой у подножия лестницы сумочки. Собственно, я этого и не ожидала — услышала бы машину. Наверное, собаки бесились.
Я вновь вытерла глаза, сбросила туфли и прошла на кухню, чувствуя босыми ногами приятное тепло бетонных плит. Хиро с Клодом тихонько похрапывали. Они сонно приподняли головы и тут же уронили их обратно на подстилки. Я села за стойку, пытаясь решить, что делать. Я не могла лечь спать. Что бы ни говорил Джек, Рианнон еще не вернулась, и это не давало мне покоя. Я решила, раз уж все равно не сплю, написать Сандре. Нормальное письмо, в котором я все объясню. Но прежде кое-что другое.
Чем больше я размышляла, тем более странным казалось мне поведение Джека. Дело не только в ядовитом саду. Когда что-то случалось, он всегда был поблизости. У него есть ключи от всех помещений, он имеет доступ к управлению умным домом. Как он смог перехитрить приложение в ночь, когда нас разбудил бешеный шум? Где взял ключ от запертой двери на чердак? Недаром он Грант! Неужели он все-таки приходится родственником доктору Кенвику Гранту и приехал в Хетербро, чтобы выгнать Элинкортов из своего родового гнезда?
Нет, это уже слишком. Мы живем не в девятнадцатом веке. Чего добьется Джек, выгнав Элинкортов из их собственного дома? Ничего. На их месте поселится другая английская семья. И вообще, при чем здесь Элинкорты? Все это направлено против меня.
Факт в том, что от них ушли четыре няни, даже пять, если считать Холли. Не просто ушли. Их систематически выгоняли, одну за другой. И я бы поверила, что всему виной шаловливые ручки Билла, если бы лично не столкнулась с мистикой. Кто-то в этом доме намеренно, целенаправленно заставлял девушек уходить. Вот только кто? Или что?
Боль в порезанном пальце отдавалась тупыми толчками в затылке, головокружение от вина, выпитого пару часов назад, постепенно начинало переходить в тяжелое, болезненное похмелье, однако сдаваться я не собиралась. Я медленно сползла с табурета, неверной походкой прошла к раковине и плеснула в лицо холодной водой, чтобы прогнать сон и взбодриться.
Я постояла, опираясь руками на мойку, потихоньку приходя в себя, и вдруг заметила нечто странное. Когда я уходила, этого не было, во всяком случае, так мне казалось. Я уже ни в чем не была уверена.
Недопитая бутылка вина так и стояла справа от мойки, только теперь в ней не было ни капли жидкости, остатки вина куда-то исчезли. А в углублении раковины лежала раздавленная ягода. То могла быть помятая до неузнаваемости голубика или малина, но я знала, что это не то и не другое. Осторожно просунув руку в отверстие, я нащупала на дне стока мягкую липкую массу с попадающимися кое-где целыми ягодками и захватила немного пальцами. Кашица из ягод. Тис, остролист, лавровишня. И хотя я включала воду, из раковины несло вином.
Что за бессмыслица? Когда я уходила, никаких ягод в вине не было. Откуда им там взяться? Я сама откупоривала бутылку. Значит, их кто-то положил. Причем вечером, после того, как дети уснули. А кто, спрашивается, вылил вино с ягодами?
Казалось, в этом доме присутствуют две таинственные силы. Одна хочет меня прогнать, а другая защищает. Кто же все это делает, черт побери? Я пока не понимала, где искать ответ, но начинала догадываться. Чувствуя, что задыхаюсь, я нащупала в кармане ингалятор и вдохнула лекарство. Легче не стало. Тяжело дыша, я прошла к лестнице и стала подниматься.
Приближаясь к верхней лестничной площадке, я вновь вспомнила, как стояла перед дверью, не в силах повернуть круглую ручку и шагнуть в пугающую темноту. Теперь я начала подозревать, что призрак, витающий над Хетербро, имеет вполне человеческую природу. И почему-то была уверена, что в этот раз у меня хватит духу открыть дверь и найти доказательства, которые я смогу предоставить Сандре, рассказывая о событиях сегодняшнего вечера. Однако меня ждал сюрприз — дверь была открыта. А я оставила ее закрытой. Я четко помнила, как стояла перед дверью, глядя на темную щель, не решаясь повернуть ручку.
В комнате стоял ледяной холод — как той ночью, когда я проснулась, дрожа, и обнаружила, что термостат выставлен на минимум, а вентиляция работает на полную мощность. Только сейчас в комнате было не просто холодно, по ней гулял ветер. Моя решительность тут же испарилась.
Откуда ветер? С чердака? Если дверь туда открыта, несмотря на то что ключ у меня в кармане, а Джек спит у себя в квартире, я взвою.
Я взяла себя в руки. Глупости. Привидений не бывает. На чердаке нет ничего, кроме столетней пыли и поломанных игрушек, оставшихся от уже пятьдесят лет как мертвых детей.
Решительно переступив через порог, я нажала кнопку на панели. Ничего. Я попробовала другой квадратик, с помощью которого — я точно помнила — прошлым вечером включила свет. Лампы не загорелись, зато включился невидимый вентилятор. Я долго стояла в темноте, обдумывая, что предпринять. Из замочной скважины несло пыльным холодом, и еще оттуда слышался непонятный звук: не скрип половиц, как раньше, а какое-то механическое гудение.
Внезапно меня охватил гнев. Что бы это ни было, я не позволю себя запугать! Хотите выгнать меня из Хетербро? Не дождетесь!
Не знаю, что придало мне храбрости: остатки вина, бродившего в венах, или мысль, что после разговора с Сандрой все равно придется ехать домой. Я достала телефон, включила фонарик и решительно направилась к чердачной двери. Над головой вновь что-то загудело. Звук казался знакомым… так жужжит разозленная оса… только в нем чувствовалось что-то механическое, не присущее жизни.
Я нащупала в кармане джинсов ключ, лежавший там со вчерашнего дня, и очень осторожно вставила в замочную скважину. Он продвигался с усилием, но не так туго, как в прошлый раз. Смазка сделала свое дело. Ключ повернулся без скрежета.
Я толкнула дверь. В нос ударил все тот же затхлый, тяжелый дух смерти и запустения. Тем не менее меня что-то смущало, и я не могла понять что. Откуда-то струилось слабое сияние, освещавшее паутину над ступеньками. Видно было, что после нас с Джеком лестницей никто не пользовался. Об этом говорил не только ключ в моем кармане, но и нетронутые паучьи сети, которых стало еще больше. Приходилось идти очень осторожно, выставив руку перед лицом, чтобы эта гадость не лезла в глаза и в рот.
Странно, откуда свет, неужели от луны в окошке? Наверное, хотя во время нашего прошлого визита окно покрывал такой толстый слой грязи, что через него и солнце не пробилось бы.
На верхней ступеньке я помедлила секунду, собираясь с духом, и шагнула на чердак. На первый взгляд все было точно так, как оставили мы с Джеком. Не хватало лишь кукольной головы, выкатившейся на середину комнаты. Она исчезла.
Второе, что бросилось мне в глаза, — на чердак действительно проникал лунный свет, и довольно яркий. Потому что оконце, которое закрыл в прошлый раз Джек — забыв про задвижку? — было распахнуто. Наверное, его открыло ветром.
Я сердито прошла по скрипучим половицам, с силой захлопнула окошко и стала нащупывать задвижку. В конце концов нашарила длинный язычок с дырочками, весь в паутине. Я очистила его рукой, чувствуя, как хрустят под пальцами дохлые сверчки, и вставила на место, чтобы окно не открылось снова.
Вытерев руки о джинсы, я с чувством исполненного долга отошла от окна. На чердаке стало гораздо темнее — заплесневелое окошко почти не пропускало света. Я повернулась к лестнице, освещая дорогу тонким лучом телефонного фонарика, и заметила в противоположном, самом темном углу комнаты странное голубоватое сияние. С громко бьющимся сердцем я подошла ближе. Может, там какой-то люк?.. Источник света прятался за сундуком. Я торопливо отодвинула его, больше не пытаясь соблюдать тишину. Плевать, кто меня здесь обнаружит, главное — выяснить, в чем дело.