Рассмотрев обстановку, я занялась дверями. Открыв одну наугад, я обнаружила вместительный гардероб с пустыми стеллажами и полками, над которыми автоматически включился свет. Вторая дверь была заперта. Третья вела в ванную — Сандра оставила ее приоткрытой. На стене я заметила такую же панель, как на входе в комнату. Я тронула ее рукой, не питая особых надежд, и панель моментально осветилась множеством непонятных значков. Я ткнула пальцем в первый попавшийся, не имея ни малейшего представления, что может произойти, и свет загорелся ярче, явив моему взору современную дизайнерскую душевую кабину с огромной лейкой в потолке и бетонную раковину с туалетным столиком, размер которого превышал рабочую поверхность в моей кухне. Здесь псевдовикторианством и не пахло. Ванная комната представляла космическую эру во всем ее блеске и великолепии.
Я вспомнила ванную у себя дома — клочья волос в ржавом стоке, сваленные в угол грязные полотенца, мутное зеркало с пятнами косметики…
Мои амбиции не простирались дальше того, чтобы приехать сюда, встретиться с Элинкортами и выяснить, чем все закончится. Честно говоря, я не надеялась, даже не мечтала получить эту работу.
А теперь… теперь я захотела. Не только получать пятьдесят пять тысяч фунтов в год. Всего этого. Жить в красивой комнате, в великолепном доме, мыться каждый день в стильном душе с мраморной плиткой, блестящими хромированными кранами и сверкающими стеклами без следов известкового налета.
Более того, мне захотелось стать частью этой семьи. Если у меня и были сомнения по поводу того, зачем я сюда приехала, эта комната не оставила от них камня на камне.
Я долго стояла перед умывальником, опираясь руками о столешницу. На лице, которое смотрело на меня из зеркала, застыло какое-то неприятное выражение. Тревога и… голод в глазах. Нельзя показывать Сандре свое отчаяние. Заинтересованность — да. Но не отталкивающую, голодную безысходность, которая читалась в моих глазах.
Я неторопливо пригладила волосы, облизнула палец и поправила непослушную бровь. Моя рука потянулась к кулону. С тех пор как я окончила школу, правила которой запрещали носить украшения, я его не снимала. В детстве надевала только по выходным и на каникулах, оставляя без внимания мамины вздохи и замечания о дешевых безделушках, от которых остаются зеленые пятна на коже. Кулон был подарком на мой первый день рождения, и теперь, спустя двадцать с лишним лет, он стал частью моего тела. Я его практически не замечала, даже когда теребила пальцами в моменты волнения или скуки.
А на этот раз обратила внимание. Витиеватая серебряная буква «Р» на тонкой цепочке. Вернее, как не уставала напоминать мама, всего лишь с серебряным напылением, и с годами это становилось все более очевидным, поскольку в тех местах, что я постоянно перебирала пальцами, под слоем серебра начинал проступать дешевый желтоватый металл.
У меня не было никаких причин снимать скромное украшение. Вероятность, что его кто-то заметит, приближалась к нулю. И все-таки…
Я медленно завела руки за шею и расстегнула застежку. Тронула губы бесцветным блеском, поправила юбку, затянула хвостик и пошла вниз на главное собеседование в моей жизни.
Спустившись, я не нашла в холле Сандру, зато из дальнего конца коридора доносился соблазнительный аромат. Я вспомнила, что хозяйка дома увела туда собак, и осторожно двинулась вперед. Толкнув дверь, я попала в другой мир.
Заднюю часть дома словно грубо отрезали и срастили с поражающей воображение модернистской коробкой, воплощающей в себе двадцать первый век со всей его неистовой энергией и напором. К высокой стеклянной крыше взлетали блестящие металлические балки, а викторианскую мозаичную плитку сменил наливной бетонный пол, отполированный до тусклого блеска. По стилю это было нечто среднее между бруталистским собором и промышленных размеров кухней. Блестящая металлическая стойка для завтраков, окруженная хромированными табуретами, разделяла помещение на ярко освещенное кухонное пространство и обеденную зону, по всей длине которой тянулся длинный стол с бетонной столешницей.
Сандра стояла перед гигантской плитой — я таких огромных в жизни не видела — и накладывала что-то в две глубокие тарелки. Она повернулась ко мне.
— Послушай, Роуэн, мне очень стыдно: я забыла спросить… ты не вегетарианка?
— Нет, я практически всеядна.
— Фух, просто гора с плеч! Понимаешь, у нас почти ничего нет, кроме жаркого из говядины. Я как раз лихорадочно соображала, успею ли запечь картошку. Кстати, вспомнила. — Она подошла к монструозному стальному холодильнику, тронула пальцем невидимую кнопку на дверце и сказала, четко произнося слова: — «Хэппи», закажи, пожалуйста, картофель.
— Картофель добавлен в список покупок, — ответил механический голос, и на вспыхнувшем экране появился список. — Приятного ужина, Сандра.
Подавив истерический смех, я молча наблюдала за хозяйкой, поставившей на длинный стол две тарелки жаркого, нарезанный хлеб на доске и небольшую мисочку с чем-то белым, напоминающим взбитые сливки.
Тарелки из тончайшего фарфора, вручную расписанные изысканными цветочками и золотыми узорами, выглядели вполне по-викториански. Почти нелепый контраст между четкими модернистскими линиями стеклянной комнаты и хрупкой антикварной посудой немного сбивал с толку. Кухня представляла собой вывернутую наизнанку остальную часть дома. В отличие от викторианской классики, разбавленной редкими штрихами космической эры, здесь преобладала современность. О том, что скрывается за дверью, напоминали только тарелки и тяжелые завитки на столовом серебре.
— Ну что ж, приступим, — сказала Сандра, садясь за стол и жестом приглашая меня последовать ее примеру. — Жаркое из говядины, хлеб можно макать в подливку, а это сливочный соус с хреном, очень рекомендую.
— Пахнет восхитительно, — искренне похвалила я.
Сандра тряхнула волосами, и на ее губах появилась легкая улыбка, которая без ложной скромности говорила: Я знаю.
— Это все плита, «Ла Корню». С ней практически невозможно что-нибудь испортить. Ты просто закладываешь ингредиенты, и она готовит сама. Я порой скучаю по газовым конфоркам, но мы живем в глуши, так что все электрическое. Варочная панель индукционная.
— Никогда не пользовалась индукционной плитой, — сказала я, с сомнением рассматривая агрегат.
Настоящее чудовище: два метра дверей, кнопок, ящиков и ручек, а сверху — гладкая поверхность, непонятно по какому принципу разделенная на зоны.
— Да, к ней надо привыкнуть, — согласилась Сандра. — Но уверяю тебя, все очень интуитивно. Плоская поверхность посередине — теппаньяки. Я отнеслась скептически, узнав ее цену, но Билл настоял, и должна признать, эта плита стоит каждого пенни.
— Понятно, — сказала я, хотя на самом деле ничего не понимала. Что такое теппаньяки?..
Я попробовала жаркое — невероятно вкусно! Дома я не располагала ни временем, ни желанием готовить что-либо подобное. Сандра положила в мою тарелку шарик сливок и придвинула ко мне хлеб. На столе стояла уже откупоренная бутылка красного вина. Хозяйка налила его в два викторианских кубка, подвинула один ко мне и спро- сила:
— Поешь сначала, а потом поговорим или будем беседовать за едой?
Я смущенно опустила взгляд в тарелку, но тут же одернула себя. Что толку откладывать? Я поправила юбку и выпрямила спину.
— Давайте начнем. Что вас интересует?
— В принципе, у тебя достаточно подробное резюме, и оно производит хорошее впечатление. Я уже связалась с твоей предыдущей работодательницей — Грейс… из Девоншира?
— Э… да.
— Она тебя так расхваливала! Надеюсь, ты не против, что я позвонила ей до собеседования. Просто я уже несколько раз обжигалась. Думаю, нет смысла терять твое и наше время, а потом выяснить, что мы друг другу не подходим. Грейс от тебя в восторге. Харкорты, очевидно, переехали, а миссис Грейнджер тоже сказала, что ты супер.
— Вы не звонили в «Малышата»? — осторожно спросила я.
— Нет, я прекрасно понимаю, нынешнему работодателю не понравится, что ты ищешь другую работу. Может быть, ты сама расскажешь, чем там занимаешься?
— Ну я ведь написала об этом в резюме. Проработала там два года, с самыми маленькими детками. Мне хотелось попробовать что-то новое, и я подумала, что детский сад — интересная возможность. Я приобрела организаторские навыки и получила отличный опыт в плане работы в команде, однако, честно говоря, мне не хватало отношений, которые складываются в семье. Я люблю детей, а там ты проводишь один на один с ребенком меньше времени, чем в семье. Я не предпринимала никаких шагов, потому что не хотела понижать планку в отношении оплаты и ответственности, а работа у вас — именно то, что мне нужно.
Отрепетированная в поезде речь лилась легко и непринужденно. Я побывала на множестве собеседований и знала, насколько важно объяснить, почему ты хочешь поменять работу, не очерняя своего работодателя и не показывая себя нелояльным сотрудником. Мое слегка подкорректированное объяснение нашло отклик в душе миссис Элинкорт: она сочувственно кивала.
— Кроме того, — сымпровизировала я, — мне захотелось вырваться из Лондона. Он такой шумный и загрязненный…
— Прекрасно понимаю, — улыбнулась миссис Элинкорт. — У нас с Биллом произошло нечто подобное несколько лет назад. Рианнон исполнилось восемь, и мы начали задумываться о средней школе. Мэдди была совсем маленькой, и мне надоело гулять с коляской по грязным городским паркам и проверять, нет ли в песочнице иголок. Нам показалось, что это прекрасный шанс — бросить все, начать новую жизнь, найти для Ри школу, которая приучит ее к самостоятельности.
— Вы рады, что переехали?
— Да, очень. Хотя поначалу было непросто, мы уверены, что поступили правильно. Мы обожаем Шотландию, но нам никогда не хотелось покупать второй дом и сдавать его в аренду на протяжении девяти месяцев в году. Мы были настроены по-настоящему жить здесь, понимаешь?
Я непринужденно кивнула, как будто мне каждый день приходилось задумываться о покупке второго дома.