Поворот — страница 32 из 58

н (главным образом из-за того, что в этих странах просто «золотого запаса не было»), вывезти награбленное в виде «твердой валюты желтого цвета» возможности просто не было — и в договорах (почти во всех, включая договор с Британией) просто указывалось, что на эти деньги в соответствующей стране просто будут закупаться «местные товары». Правда, как раз товары именно британские в России практически никому нужны не были, но никто не запрещал поставлять товары колониальные — и уж точно никто не собирался выяснять, из какой «колонии» тот или иной товар изначально вывозился. Поэтому, допустим, король Леопольд сильно радовался, что ему удалось впарить «диким русским» вообще отходы производства, а британцы со спокойной душой продавали некоторые «товары» даже не собираясь их к себе в Британию перевозить: ведь та же Австралия — это совершенно британский доминион!


На февральском совещании в правительстве Иван подвел некоторые итоги проведенной работы в части «предотвращения голода», причем о продовольствии в своем докладе он даже не заикнулся:

— Я считаю, что мы к началу работы практически готовы. Паровозов у нас более чем достаточно, вагонов… всего у нас на сегодняшний день вагонов почти двадцать две тысячи, я говорю о вагонах пассажирских, в которые мы можем одновременно впихнуть почти девятьсот тысяч человек. Причем по Сибирской дороге за Байкалом чисто технически мы в состоянии ежесуточно перевозить по пятьдесят тысяч человек — ну, если, конечно, грузовое сообщение полностью прекратить. А если грузовое сообщение оставить на прежнем уровне, то порядка тридцати тысяч, что более чем достаточно.

— Все это прекрасно, но куда мы этих людей поселим?

— Этот вопрос вообще не ко мне.

— Я знаю! — тут же в разговор влезла Юмсун. — То есть я знаю про Забайкалье и Амурскую область, и насчет курганских степей тоже. Вокруг Кургана можно будет разместить народу тысяч двести-двести пятьдесят, причем если их туда вывезти до июня, т они вполне успеют отстроиться. В Забайкалье уже подготовлено место для примерно трехсот тысяч человек и до двухсот тысяч можно вывозить на земли вокруг КВЖД, а в Амурской области технически можно и миллион разместить, правда там будут некоторые проблемы с топливом на следующую зиму.

— Не будет там проблем с топливом, — покачал головой Святозар, — там уже подготовили карьеры для добычи угля, и даже поселки углекопов выстроены. То есть бараки, конечно — но одну зиму и в них народ переживет, а если им сразу и строить себе дома разрешить…

— Никто дома там строить не будет, — сердито возразила Наталия, — они все будут считать, что их просто на зиму туда отправили откормиться, а потом все они рванут обратно.

— Не рванут, — возразил Андрей, но Наталия его смерила презрительным взглядом и продолжила:

— Во всяком случае обустраиваться они там не станут, просто потому, что все, что вы тут придумали, для них выглядит как благотворительность. То есть вроде как обязанность казны их, бедных и несчастных таких, содержать — а если мы их один раз накормим, то они будут убеждены, что страна их и дальше кормить будет. Потому что должна страна их кормить!

— А конструктивные предложения у тебя есть? А то ты что-то только критиковать горазда.

— Есть, и очень конструктивные, но они всем вам не понравятся.

— Мне уже они понравились, — улыбнулась Еля, — а туповатых мужчин наших мы, надеюсь, переубедим.

— Ага, Библиотекари, оказывается, уже сговорились!

— Ничего мы не сговаривались! — довольно сердито возразила ненка, — просто мы-то как раз с людьми работали, то есть с простыми людьми, а не инженерами и профессорами. И поэтому хотя бы представляем, что от простого мужика ждать.

— Юмсун, а ты их тоже поддерживаешь?

— Не знаю, я же даже не слышала, что они вообще хотят предложить.

— Наташ, мы все тебя внимательно слушаем, начинай.

— Хорошо, только вы уж не орите, пока я не закончу. Пункт первый: переселять нужно будет только тех, кто сам этого захочет. Пункт второй: помогать с продовольствием нужно только тем, кто захочет себе на продовольствие заработать, и работы для них будет много, причем работы тяжелой — так что придется очень усердно на прокорм себе зарабатывать. Пункт третий: тем, кто не захочет переселяться и не пожелает себе на хлеб зарабатывать, не давать вообще ничего, пусть с голоду дохнут.

— Ну… мне кажется, что предложения твои — они так себе. То есть очень хреновые предложения.

— Уж какие есть, — Наталия замолчала и сердито посмотрела на собравшихся за столом коллег.

— Я думаю, — продолжил Андрей, — что мы твои предложения проигнорируем, а чтобы тебя народ не сожрал с какашками, мы о них и рассказывать никому не будет.

— Погоди, Андрюш, — в разговор вмешалась Мария, — судя по хитрой мордочке Ели они что-то не договаривают. Итак, мы слушаем дальше.

— Ладно, я теперь договорю, — хмыкнула Еля. — Прокормить всю эту толпу мужиков мы теперь в состоянии — но от нас требуется сделать всё так, чтобы они поняли и осознали до глубины души, что благотворительностью государство заниматься не намерено. Для этого прежде всего нужно будет разослать по деревням подготовленных агитаторов, которые мужикам объяснять три вещи. Первая — что на прокорм заработать можно, вторая — что за смерть от голода жены или детей мужика будут судить как за предумышленное убийство, а третья — что вариантов заработать за относительно сытую жизнь всего два. И вариант с переселением в места более плодородные хотя и потруднее, но не на много уж и более трудный, зато проблему решит на многие годы. А вариант заняться тяжелой работой на месте… он только поначалу выглядит попроще, зато в последующие годы трудиться придется гораздо больше, а в целом оба варианта примерно одинаковы.

— Ну, а где ты собираешься этих агитаторов брать? Как в свое время большевики, рабочих с заводов в деревни отправлять?

— В свое время большевики отправляли в деревни не рабочих, а люмпенов, поэтому у них с колхозами и вышла полная задница, а мы направим именно агитаторов. У меня в школах около четырех тысяч человек уже относительно неплохо подготовлены, причем мозги я им на место поставила неплохо.

— И ты будешь теперь управлять этой толпой?

— Нет, конечно. Я вообще замуж выходить собралась, мне просто некогда будет этим заниматься.

— Так… а за кого это ты замуж выходить собралась?

— Я пока не решила, просто, думаю, пора уже. Время-то бежит, мы не молодеем…

— Ладно, а кто тогда будет агитаторами управлять?

— Есть один товарищ, и, надеюсь, никто против этой кандидатуры выступать не станет. Лично я считаю, что агитацией и пропагандой среди мужиков у нас займется товарищ Сталин.

— Сталин? А я думала, ты Сергеева на эту должность поставить предложишь, — удивился Евдоким.

— Я и хотела его предложить, но так как среди всех хоть немного подходящих он один хоть что-то понимает в Австралийских реалиях, его придется на пятый континент управляющим от России отправить. Я уже с ним на эту тему поговорила, он в принципе согласен.

— Ну… ладно. А кто за всю программу предотвращения голода отвечать будет?

— Ну давайте я, — подал голос Евдоким, — там в любом случае встретится много проблем по медицинской части, а у меня уже и фельдшеры подготовлены, и по программе переселения, и для обслуживания тех, кто переселяться все же не пожелает. Поэтому мне всяко придется каждой деревней отдельно заниматься, так что, надеюсь, у меня и информация по всем проблемам будет быстрее всего появляться. А уж если что-то экстраординарное случится, то я уж точно найду, кого из вас за хобот взять.

— То есть мы начинать готовы, и остался один вопрос: когда?

— А вот прямо сейчас разойдемся, пообедаем и приступим, — усмехнулся Евдоким. — Еля, у тебя на послеобеда какие планы? Я насчет агитаторов кое-что уточнить хотел…


Вообще-то народ голодать местами начал уже осенью двадцатого — но эти (довольно немногочисленные) проявления — в основном в Причерноморских губерниях — купировались быстро и без затей. Силами как раз подготовленных Елей «агитационных групп»: парни (в основном именно молодые парни лет по шестнадцать) приезжали в голодающие села и предлагали мужикам очень простой способ «голод пережить без потерь». То есть предлагалось два способа: «жесткий» и «мягкий», а в случае, если у мужика в семье намечался риск для здоровья и жизни детей, то с таким мужиком вообще не церемонились: его вместе с семьей просто специально выделенные отряды солдат забирали и увозили «на казенные земли», в основном в Алтайскую губернию. Правда, таким образом было перевезено порядка пяти тысяч семей, а большая часть «досрочно голодающих» соглашались на предлагаемые варианты (так как об уголовной ответственности за смерть домочадцев всех мужиков предупреждали), и примерно двадцать процентов выбирали вариант именно «жесткий» — то есть добровольное переселение со всеми чадами и домочадцами (и со всем движимым имуществом) «на плодородные земли» (то есть уже за Байкал), а большинство принимало вариант «мягкий», нанимаясь на земляные работы «по месту жительства» за прокорм. Елю такие пропорции сильно удивляли, ведь «переселенцам» по части того же прокорма давалось куда как больше, чем «землекопам», но Наталия ей объясняла некоторые особенности «мужицкого менталитета» более чем доступно:

— Мужик, по дремучести своей, всегда считает, что, во-первых, все такие недороды — явление сугубо временное, и уж в следующем году он заживет как в раю. Во-вторых, мужика сильно разбаловали разные земства в царское время, и он искренне считает, что уж с голоду ему «обчество» умереть не даст. Ну а в третьих, в силу неграмотности своей, он просто не в состоянии понять, что при существующей системе он никогда на сытую и счастливую жизнь не наработает, у него на каждую неприятность находится кто-то виноватый со стороны. И поэтому он уж лучше на земле своей как-то перебьется, но жизнь свою бесполезную менять не станет — потому что убежден, что любые перемены — к худшему. Но самое главное заключается в том, что мужик — и особенно мужик с Черноземья — работать начинает только по принуждению, А мы же ему предлагаем на новом месте и дом себе самостоятельно выстроить, и прочее все — а зачем ему лишний раз-то утруждаться, у него дом, хоть и халупа паршивая, уже есть, ему в в хлеву этом хорошо.