винтовки хвататься, и с ними все получилось несколько хуже — но еще до ночи все «безобразия» в городе прекратились.
А утром в Петербургских и Московских ведомостях было напечатано извещение о том, что из-за попытки совершения государственного переворота членами распущенной (в соответствии с действующим законом) Думы все ее члены объявляются государственными преступниками и подлежат справедливому суду. И все указы так называемого «временного правительства» объявляются ничтожными, не подлежащими исполнению. А так как император отрекся, власть в стране берет армия, и до проведения всеобщих и равных выборов в стране устанавливается военная диктатура, а временным диктатором назначается полковник Лавров Андрей Владимирович.
Также газеты напечатали материалы расследований, проведенных комиссией генерал-квартирмейстера Ставки Александра Сергеевича Лукомского, которая выявила просто эпические масштабы воровства, совершаемого в том числе и под прямым покровительством бывшего императора и особенно его венценосной супруги. Включая и такую деталь, как перевод этой самой супругой значительных сумм денег (казенных, естественно) во вражескую Германию. Мелкую деталь, что деньги царица переводила своим родственникам, новые руководители сочли незначительной и ее упоминать не стали: все же сам факт изрядного финансирования врагов царской семьей был показателен и объяснял, почему армия вынуждена взять власть в свои руки. А в полдень две дюжины банкиров — во главе с Дмитрием Леоновичем Рубинштейном (во властных кругах известный как «Митька») — были повешены публично на Знаменской площади.
Фотографии этого события появились уже в экстренных вечерних выпусках газет, там же опубликовали данные о результатах «борьбы с безобразиями» — то есть указано, сколько в столице получилось убитых и раненых бунтовщиков, еще был напечатан «Приказ номер один» диктатора о том, что на период «военного положения» в стране запрещаются любые демонстрации, деятельность любых политических партий, а для борьбы с означенными нарушениями полиция и армия просто обязана применять оружие на поражение — и несколько мелких указов, так же опубликованных в этих газетах, прошли вообще почти незамеченными. Например, указ о национализации почти всех банков в стране, довольно большого количества промышленных предприятий, прочие «чисто технические» постановления. То же постановление о предоставлении министру путей сообщения Эдуарду Брониславовичу Кригер-Войновскому практически диктаторских полномочий на железных дорогах, еще ряд таких же, касающихся «отдельных персон». А о том, что «временного» министра этих самых путей господина Бубликова «ударники» просто пристрелили в тихом месте, и сообщать никому не стали…
Германская армия попыталась было воспользоваться «беспорядками в столице России» и перешла в наступление на Украине. То есть попыталась перейти, однако когда в стране военная диктатура, то дисциплина в армии находится на исключительно высоком уровне (всех «агитаторов» в соответствии с приказом нового Верховного Алексеева просто расстреливали на месте), и попытка наступления захлебнулась. А вот начавшееся спустя две недели наступление уже русской армии на Юге быстро дало весьма позитивные результаты. Все же его почти полгода готовили лучшие русские генералы, а промышленность позволила к этому наступлению запасти огромные количества боеприпасов…
Генерал Симеон Ванков, наладивший массовое производство трехдюймовых снарядов силами частников, получил «Владимира», причем сразу первой степени, а генерал Маниковский — начальник ГАУ — сразу «Андрея Первозванного». Потому что германцы с австрийцами в попытках остановить наступление русской армии на юге перебросили туда огромные резервы с севера — и через три месяца уже фронт под руководством генерала Иванова не только вышел обратно на довоенную границу России, но и занял всю Пруссию, то есть и Восточную, и Западную.
Но, понятное дело, победы всегда куются в тылу — и тыл в условиях военной диктатуры почему-то начал демонстрировать выдающиеся трудовые достижения. То есть понятно почему: на всех «казенных» предприятиях (а таковыми стали две трети и бывших частных, по которым комиссия Лукомского выявила «сверхприбыли из-за завышения цен в военных поставках) рабочим сразу зарплату повысили на двадцать процентов, да к тому же за сверхурочную работу платить стали в полуторном размере — а кто откажется-то от дополнительных денег? А за качеством очень внимательно следили поставленные на каждый такой завод 'военно-приемочные комиссии», тоже наделенные «особыми полномочиями». И эти комиссии, кроме повышения качества продукции, еще обеспечили и очень серьезную поддержку «диктаторского правительства» среди офицеров, ведь в них направляли как раз офицеров, по ранению не способных далее служить на фронте — а это им гарантировало повышенный достаток и после исключения из действующей армии. Да и прикрепленные к каждой такой комиссии «охранные отряды» из вылеченных в госпиталях солдат показывали солдатам на фронте, что «Родина и о них не забывает»…
Скорость выпуска новых приказов иногда вызывала оторопь среди министров и других государственных служащих высокого ранга, причем даже не тем, что каждый день до десятка указов и постановлений выходило за подписью «временного диктатора», а то, что все они были весьма продуманными — хотя иногда это становилось понятно не сразу. Например, указ об учреждении отдельного Министерства нефтяной промышленности под управлением генерала Ипатьева, или указ о преобразовании министерства императорского двора и уделов в министерство государственных угодий. Но на самом деле Андрей Владимирович эти указы не из головы выдумывал, все они были плодом «коллективного творчества» на протяжении почти четырех лет, потраченных «попаданцами» на подготовку к «изменению истории», и их — опять-таки не лично диктатор, а сплоченный коллектив единомышленников — просто «подгонял под существующие реалии и персоны».
На Западном фронте у немцев тоже дела обстояли не лучшим образом. Британцам и французам сильно не понравились успехи русской армии, ведь стало понятно, что если война и дальше продолжится теми же темпами, то Россия скорой займет и Австрию, и большую часть Германии — и военные поставки со стороны Антанты мгновенно прекратились, а вот снабжение войск Антанты на германском фронте резко улучшилось. Однако большой пользы это Антанте не дало: после недолгого совещания в правительстве Россия в конце мая просто подписала с Германией мирный договор, а Австро-Венгрия согласилась на «постоянное перемирие» и начала уже переговоры о настоящем мире, причем границы между Россией и Австро-Венгрией устанавливались по текущей линии фронта.
Этим воспользовались болгары, куда Германия тут же переправила почти полмиллиона солдат — и к июлю Южная Добруджа после подписания договора между Болгарией и Румынией вернулась в состав Болгарского царства. Болгарский царь Фердинанд тут же предложил заключить мир России, однако вместо переговоров с Фердинандом «русский диктатор» отправил письмо Вильгельму с исключительно простым предложением, краткая суть которого заключалось в том, что немцы должны свои войска из Болгарии полностью убрать. Просто потому, что с Болгарией Россия находится в состоянии войны, и воевать там будет невзирая на национальную принадлежность противостоящих армий. А если немцы все же в бои с русской армией ввяжутся, то Россия будет просто вынуждена снова начать боевые действия с Германией.
Вильгельм аргументы русского правителя Лаврова воспринял правильно — и полмиллиона германских солдат из Болгарии направились на Западный фронт. А Россия, слегка прирастив территории, воевать прекратила…
В середине июля в Москве — куда отдельным указом «диктатора» была переведена столица России — в небольшом доме у Бутырской заставы собрались попаданцы. Все одиннадцать человек: после подписания мира с Германией оттуда в Россию перебрался еще один человек. Инкарнация Нави, попавшая в немецкого бауэра Иоганна с очень говорящей фамилией Хубер. После недолгих споров Андрей Владимирович просто объявил (специально подготовленным людям), что этот самый Иоганн на самом деле — пропавший без вести разведчик его роты Иван Крестьянинов (имя было взято от реального солдата, действительно «пропавшего без вести», но Андрей точно знал, куда этот вольнопер делся: он в свое время «агитатора-анархиста» лично пристрелил без лишнего шума), так что парня «легализовали» быстро и без излишней мороки. А заодно и «избыток знаний» у молодого (всего лишь двадцатилетнего) парня объяснился: «пропавший» анархист вообще-то успел закончить «низшую техническую школу». А теперь его удалось записать сразу на третий курс Императорского Технологического училища, причем не «диктаторским указом», а после сдачи всех положенных в таком случае экзаменов. Ну а то, что преподаватели училища просто приняли во внимание «личную просьбу главы России», так это дело неподсудное…
И вот все они, собравшись, стали размышлять над тем, в каком направлении им двигаться теперь. Потому что все ранее намеченное вроде проделать удалось, а вот проработанных планов на предстоящую деятельность у них просто еще не было.
— Ну и что будем делать дальше? — с какой-то безнадегой в голосе спросил Федька. — Формально власть в России теперь наша, ну и что? Все, что мы знаем и умеем, здесь и сейчас никому нахрен не нужно. Потому что я прекрасно знаю, как обслуживать силовые энергоустановки по десятку гигаватт мощности, а тут даже генераторы в десяток мегаватт выглядят чудом техники. И даже для меня выглядят чудом, потому что я еще не изучил толком, как они в принципе работают. А без энергии, особенно без электрической энергии…
— Можешь по этому поводу особо не переживать, — хмыкнул Линн, — даже если мы придумаем, как понаставить энергостанций, нам эту энергию просто девать будет некуда. Потому что если речь о быте вести, то в стране даже лампочек накаливания нет, а если о промышленности, то там тоже все тихо, грустно и печально. И грусть-печаль эту нам никто не развеет…