А сама теория электродвигателя с массивным ротором? Коротко, плюсы — повышенный крутящий момент при пуске, плавность хода, уменьшение виброакустических излучений, минусы — повышенное скольжение, чуть меньший КПД.
Сколько насчитали? А ведь это лишь те, о которых я, все же не электрик, у которого от зубов отскакивает, навскидку вспомнил! Наверное, и еще есть.
Короче, товарищи ученые требуют подробного описания всего, что у нас есть, и оформления по полной как изобретений для последующего внедрения. Война ведь, все для фронта, все для победы! Ой, мама дорогая, ведь когда «Воронеж» в док встанет, они нас буквально по винтику разберут, чтобы все рассмотреть. Как обратно собирать будут?
В общем, скучать точно не придется!
А свои адмиральские звезды и шевроны — нет еще погон здесь, лишь знаки на рукаве — я так пока и не отметил. Некогда было.
Хотя придется форму в порядок привести, поскольку Кириллов намекнул, что по итогам последнего деяния (а ведь восемь штук только на наш счет записали — два крейсера, три эсминца, три транспорта. Это даже для здешних подводных асов, вроде Видяева, Щедрина, Котельникова, Маринеско, Матиясевича, за год было бы очень неплохо!) снова ожидается награждение. И надлежит при том быть в положенном виде. Товарищ Сталин указ подписал — извольте соответствовать, товарищ контр-адмирал!
Сколько помню, адмиралы в должности командиров кораблей бывали только в случаях особых. В эту войну Саныч вспомнил один лишь эпизод, когда в сорок четвертом на Балтфлоте линкором «Октябрьская Революция» командовал контр-адмирал Москаленко. Ну и в нашем времени в этом чине иногда пребывали командиры «акул». Еще один знак уважения к «Воронежу» — мелочь, а приятно.
А главное самое, день сейчас какой? Восемнадцатое ноября.
И что завтра под Сталинградом начнется?
Сталинград приобрел над нами какую-то колдовскую власть. Всем нам казалось, совершенно искренне, еще один натиск, еще один последний батальон — и этот проклятый город падет, а вместе с ним будет закончена война. Эта ничем не подкрепленная вера, однако, в те дни владела и мной, и всеми офицерами моего штаба. Все бросалось в город, на острие удара, туда шли все пополнения, люди и техника. Иметь резервы казалось излишним, когда наступил «момент истины», место решающего сражении было очевидно, и все должно быть кинуто на весы.
Нам казалось, что русские думают так же. И все силы, которые они могут найти, — здесь. И все сильнее возникал соблазн найти «последний, все решающий батальон», сняв части с флангов, передав фронт румынским и итальянским союзникам. Причем мы знали об их низких боевых качествах — настолько, что самые первые панические сообщения от 3-й румынской армии о русском прорыве были приняты за неуспешные для них бои, но все же местного значения, наподобие уже бывших на том же участке в середине октября.
Но даже на самом острие битвы, куда мы бросали все, в последние недели перед катастрофой мы все чаще терпели достаточно болезненные, а главное, необъяснимые неудачи, пусть пока местного значения. И не один я, но и никто из нас не пожелал увидеть в этом знак.
Кого боги хотят покарать, первым делом лишают разума.
Русские слишком быстро для нас научились воевать.
Ночь на 19 ноября 1942 года. Москва, Кремль.
— Ну что ж, Борис Михайлович, мы сделали все, что могли? Теперь остается лишь ждать.
— Все, товарищ Сталин. Поставили цели, детально ознакомили с обстановкой, обеспечили всем необходимым, вывели на исходные позиции.
— Получилось тогда — получится и сейчас. А ведь это было самым главным, что сообщили нам наши потомки — что у нас получится. Ведь тогда наш оптимизм был в известной мере ошибкой. Мы исходили во всех расчетах из того, что у Паулюса максимум девяносто тысяч, а не триста тридцать. Решились бы мы начать, зная правду?
— Зато сейчас у него там все пятьсот. А мы считаем это благоприятным обстоятельством. Чем больше туда загонят — тем больше там и останется. Наша тактика активной обороны, помимо простого перемалывания немецких войск, дала еще один эффект. Немцы бросили в город все, до неприличия ослабив фланги. И дело не только в километрах фронта. Даже я не ожидал такого подарка — что Паулюс кинет в уличные бои Двадцать вторую танковую. Теперь, в отличие от истории потомков, весь его мобильный резерв — это румынская танковая дивизия, которая к тому же у нас так и не была перевооружена — все новые танки у немцев съел Сталинград.
— А разве в той истории румыны имели немецкие танки?
— Там немцы успели передать им «тройки» для оснащения хотя бы первых рот в каждом батальоне, как и по батарее своих новых противотанковых «гадюк» в каждую пехотную румынскую дивизию. Здесь у румын лишь свое — танки типа Lt-35, довоенные чешские, и сорокасемимиллиметровые противотанковые пушки. Так что фронт мы прорвем и окружим. На первом этапе я больше опасаюсь наших собственных ошибок, а не действий противника. Исключений, подтверждающих правило.
— Например?
— В той истории Шестнадцатый танковый корпус нашего Донского фронта должен был отрезать от армии Паулюса группу за Доном. Которая, однако, была успешно отведена и образовала устойчивый западный фас окруженной группировки. И это случилось исключительно из-за ошибки командующего и штаба Двадцать четвертой армии, не поверившего правильным разведданным, да еще и допустившего, что танки в атаке попали на свои же минные поля. Немцы — не румыны, они ошибок не прощали.
— И мы не простим. Надеюсь, здесь товарищи из Двадцать четвертой все сделают правильно?
— Накачку сделал, дал указания, проследят. И лично буду держать на контроле. Вообще нам очень помогает, что сейчас мы знаем о противнике гораздо больше.
— Не слишком надейтесь на послезнание, Борис Михайлович. История же меняется…
— Надеюсь, что не изменится факт и время прибытия Шестой танковой дивизии — единственного мобильного соединения, которое немцы получат до декабря. И за обнаружение факта прибытия и развертывания свежей танковой дивизии нам не придется платить разгромом Четвертого кавкорпуса Шапкина на внешнем фронте окружения. Как и направление деблокирующего удара Гота, «Зимняя Гроза», будет определено правильно — и обойдемся без геройства в Верхне-Кумском. В командно-штабных играх, проводимых на Сталинградском и Донском со всеми участниками, систематически вводились «погрешности» от основного варианта — что будет, если? Если Шестая танковая прибудет раньше? Если направление немецкого удара будет определено другим?
— Двести тридцать пятая огнеметная бригада, которая тогда отличилась у Верхне-Кумской, сейчас ведь отсутствует? Конечно, она великолепно показала себя на Севере, все же не дело огнеметных КВ танковые дуэли. Но чем вы ее замените?
— Лишний мехкорпус — зная, как великолепно показали они себя там, именно в этих боях. Который как раз и будет ждать немцев у Мышковки. Также сейчас у нас есть проверенная тактика «штурмовых групп», радиоглушилки, тяжелые минометы и самолеты-разведчики Ту-2.
— Мехкорпус, насколько мне известно из вашей же записки, не прошел курс полной боевой подготовки! А радиоглушилки… Надеюсь, вы понимаете, что техника наших потомков ни при каких обстоятельствах не должна достаться противнику?
— Все же для формирования мехкорпуса были взяты не новобранцы, а обстрелянные войска — стрелковая дивизия, танковая бригада. А глушилки уже нашего производства.
— Этого в записке не было. Проясните.
— Все очень просто. Конечно, это идеал, когда «сканер» с «ноутбуком» автоматически вылавливает из эфира наше и чужое и реагирует, но… Во-первых, мы знаем длины волн, используемые немецкими штабами и войсками и не совпадающие с диапазонами наших раций. Во-вторых, когда диапазоны все же перекрываются, то нашим абонентам четко определяются длины волн, а на всех прочих глушится все. Сработано, конечно, топорно, и на скорую руку, но на первый раз, пока немцы этого не ждут, пройдет. Потомки опять же дали нам общую идею о том, что радиоразведка и радиоборьба — это очень серьезно. У нас же прежде этот фронт откровенно недооценивали.
— Разумно. Что до минометов, то есть мнение, раз эти, стошестидесятимиллиметровые, так хорошо себя показали, абсолютно правильным было озадачить товарища Шавырина. Если там он сумел сделать миномет калибром двести сорок в пятидесятом году, то, может, у нас это будет раньше? Самолеты — да, если эти Ту-2 так хороши, что могут работать днем без сопровождения истребителями… Но не слишком надейтесь на авиацию — если верить потомкам, дальше под Сталинградом будет часто нелетная погода. А вот готовиться к борьбе с «воздушным мостом», как и думать о прикрытии наших войск на внешнем фронте окружения, надо уже сейчас. Например, подготовить несколько эскадрилий истребителей для действий с аэродромов подскока. Также пишут, что в сорок четвертом под Корсунь-Шевченковом очень хорошо показали себя ночные бомбардировщики У-2, даже в плохую погоду, над самой землей. Что, если и здесь?..
— А вот об этом я не подумал. Распоряжусь.
— Двести тридцать пятая под Сталинградом нужна?
— Ну… лишней точно не будет. Если нет других планов.
— Вообще-то есть… Но о том после. Когда уже станет ясно, что вышло.
На столе Сталина сейчас лежала книга «Война в Корее». На момент написания, середина пятидесятых, под грифом «дсп», для офицеров, обобщение опыта боев. В середине девяностых вышла в издательстве «Полигон».
«Наиболее эффективным было применение напалмовых бомб и баков против пехоты, находящейся в открытых траншеях, ходах сообщения и дорожных канавах. В результате сбрасывания напалмовых баков с небольшой высоты горящая напалмовая смесь растекалась по поверхности земли, попадала в открытые сооружения (окопы, траншеи, ходы сообщения) и вынуждала пехоту покидать их.
При действии авиации с применением напалма американцы стремились создавать очаги устойчивых пожаров на расстояниях не более 40–50 м один от другого. При соблюдении этих условий, по их мнению, эффективность бомбардировок зажигательными средствами в три раза превышает эффективность бомбардировок фугасными бомбами того же калибра.