Но те оправдали ожидания фон Хейде – впереди засверкали огоньки сотен выстрелов. Майор даже замер от удивления, не веря собственным глазам. Оказалось, что буэры выкопали траншею не на вершине холма, как полагалось бы по немецким уставам, а у его подножия! Совершенно неожиданно! Новый и очень опасный тактический прием, который проклятые дикари никак не могли выдумать сами, наверняка кто-то из европейских офицеров посоветовал поступить именно так. Но ведь это означало, что вся вчерашняя стрельба английских пушек – не более чем безвредный фейерверк и пустая трата снарядов, никак не повредившая буэрам.
Зато шотландцы сразу оказались в безнадежном положении. Они попали под перекрестный огонь, смертоносные пули летели справа и слева, буэрам даже не требовалось целиться, перед ними беспомощно топталась на месте одна огромная мишень. Выстрелы гремели так часто, что майору показалось, будто огонь ведется сразу из нескольких пулеметов. Нет ничего приятнее, как стрелять из современной винтовки в беспорядочную толпу, каждая пуля находит свою цель, более того, благодаря огромной скорости она поражает сразу двух, а то и трех человек. Люди валились, как снопы, солдаты беспомощно озирались, не понимая, что происходит, что им делать. Фон Хейде даже померещилось, что он слышит истерические крики: «Отступаем!» И это хваленая шотландская гвардия! Нет, точно померещилось.
Остатки головных батальонов поспешно залегли и начали отстреливаться, даже не видя, куда следует стрелять. Тусклый серый рассвет не позволял им видеть, где скрывается противник, и шотландцы пытались стрелять по вспышкам вражеских выстрелов. Фон Хейде гадал, что же будет делать Уошоп, даже не подозревая, что генерал был убит буквально в самом начале боя, и шотландская бригада обезглавлена. Именно этим объяснялась медлительность и нерешительность потрепанных батальонов, которые вдобавок потеряли большинство офицеров. Нет, эта новая русская винтовка – поистине страшное оружие, найдется в арсеналах кайзера что-нибудь подобное?
Тем временем к залегшим батальонам подтянулись гайлендеры Сифорта, они тоже пострадали от меткого огня буэров, однако батальон пока оставался в относительном порядке. Огонь буэров немного ослабел, и какой-то не в меру храбрый офицер попытался поднять остановившиеся батальоны. Фон Хейде видел, как он размахивал саблей и что-то кричал, кажется, он даже пытался зарубить кого-то слишком оробевшего. Нехотя солдаты вставали, примыкая штыки, и начали было строиться для новой атаки. Фон Хейде едва не схватился за голову. Боже, какой идиот! Штыковая атака на противника, находящегося в траншее! Да в немецкой армии за такое немедленно отдают под трибунал.
Окровавленная и растерзанная толпа, которая уже ничуть не напоминала щеголеватых гвардейцев, бросилась было вперед. Но, как немедленно выяснилось, буэры раскрыли не все свои козыри, первым из которых были адские русские винтовки. Траншея превратилась в линию мигающих огоньков, и пули снова начали косить шотландцев. Тут генерал Кронье выбросил на стол второй козырь. Откуда-то сбоку лихорадочно затрещали два или три максима. Фон Хейде знал, что пулеметов у буэров немного, хотя здесь много и не потребовалось. Кинжальный огонь срезал вчистую атакующих, лишь нескольким солдатам удалось бежать из-под огня.
Фон Хейде оглянулся на стоящего неподалеку Метуэна. Судя по всему, генерал окончательно растерялся, иначе он не отдал бы очередной нелепый приказ. Нет, внешне это было разумно, он попытался поддержать захлебнувшуюся кровью атаку огнем артиллерии, но безнадежно опоздал с этим. Откуда-то справа на рысях вынеслась батарея конной артиллерии. Ведь никак не напоминал приглаженные европейские поля, но расчеты пытались держать дистанцию. Впереди скакал командир в сопровождении трубача. Он выхватил саблю и взмахнул ею над головой, повинуясь неслышному приказу, батарея развернулась, орудия были молниеносно сняты с передков. Все-таки выучкой англичане могли похвастаться. Первое орудие сразу дало выстрел, следом за ним заторопились остальные. На склонах Магерсфонтейна вспухли облачка разрывов, вот только фон Хейде был совершенно уверен, что там никого нет, разве что горстка наблюдателей. Оставалось ждать, чем ответят буэры, почему-то майор ни секунды не сомневался, что ответ последует незамедлительно. И он последовал.
Раздался сверлящий визг приближающегося снаряда, и на позиции английской батареи взлетел огромный черный столб разрыва с красными проблесками внутри. За ним последовал второй, третий, четвертый, и вскоре всю позицию батареи заволокло дымом и пылью. Стрельба буэров прекратилась так же внезапно, как началась, а когда дым рассеялся, то стало видно, что английская батарея уничтожена. Оставшиеся в живых артиллеристы торопливо катили назад два уцелевших орудия, остальные валялись разбитыми и искореженными.
Ошеломленный фон Хейде опустил бинокль. Его поразила не скорость стрельбы буэров и не их меткость. Самым ужасным было действие снарядов, ничуть не напоминавших применяемые англичанами шрапнели, это были какие-то бомбы страшной силы. Майор не сомневался, что их тоже привезли из России. Воистину, проклятый Демидофф по заслугам носит титул пушечного короля, не приведи бог столкнуться с таким на поле боя. Фон Хейде нервно передернул плечами и впервые подумал, что ему совершенно не хочется участвовать в «Drang nach Osten», который всегда был девизом германской нации. Русские солдаты обучены гораздо лучше буэров, которые, по сути, и не солдаты вовсе, а простые ополченцы. Поэтому встреча с русской регулярной армией, вооруженной Демидоффым, может кончиться очень плохо.
Майор вспомнил отчет генерала фон Вердера о турецкой войне и зло усмехнулся. На генерала пушки Демидоффа произвели сильное впечатление, и сегодня они опять себя отлично показали. Но даже самое совершенное оружие становится бессильным, попав в руки глупца. Вывод напрашивался очевидный: русскую армию могут победить только истинные русские генералы, такие как Реннекампф, Бильдерлинг, Штакельберг. Немецкому генералу фон Шлиффену это будет не под силу.
Тем временем Метуэн с каменным лицом повернулся к стоящему рядом трубачу, и фон Хейде услышал, как генерал хрипло, через силу, приказал:
– Трубите отбой.
Да, небольшая справка, после очередного поражения в 1902 году генерал лорд Метуэн попал в плен к буэрам.
Александр МузафаровПуть горы
«Восходя дорогой горной прямо к бездне голубой, не печалься, брат мой добрый, будет нам еще с тобой…»
000
Строго, совершенно секретно.
Высочайший Приказ по Морскому Ведомству.
Ея Императорское Величество Императрица-Регент Елена Александровна в присутствии своем в Санкт-Петербурге 30 июля 1936 года соизволила отдать следующий приказ:
«Флота старшего лейтенанта Лебедева-второго, пребывающего ныне в запасе, возвернуть на действительную службу по Морскому Ведомству с переименованием его в капитаны по адмиралтейству».
На подлинном рукой Ея Императорского Величества написано
Елена.
001
Хмурое августовское утро. Серое небо и карниз крыши дома напротив. Это все, что я вижу в широкую щель между шторами. Окно выходит на небольшой балкон, что нависает над Большим проспектом. Гудки автомобилей, визг покрышек лихачей, гудок энергопоезда с расположенной неподалеку станции метро – типичная музыка столичного утра…
Серое небо. Серое – как состояние души – может, тучи еще разойдутся и засияет солнце, но, так будет вернее думать, тучи потемнеют, и пойдет серый мелкий дождик…
Нет! Нельзя так начинать утро! Надо закрыть глаза и не видеть небо, пока не прозвонит будильник, что гулко тикает на столике в изголовье, надо закрыть глаза…
Резкий стук в дверь нарушил мои утренние размышления.
– Константин Сергеевич! Константин Сергеевич! – и снова стук.
Это Володенька. Студент первого года, с которым мы делим эту квартиру. Рекомендовал его мне Петя, Петр Семенович, что в прошлом году закончил курс и отбыл к новому месту службы. Он был спокойный, солидный человек, этот Петя, шутил редко, но если уж шутил, то его шутки не забывались надолго. Свою шутку со мной он сыграл год назад – съезжая с квартиры, рекомендовал на свое место «мальчика тихого, скромного, даже застенчивого, очень скучающего по дому». Володеньке же был обещан сосед веселый, «один из первейших гуляк университета»…
Мне, чтобы понять сущность Володеньки, потребовалось около часа, он же, похоже, и по сию пору питает какие-то иллюзии. Сегодня-то что стряслось? И ведь не угомонится. Весь сон согнал. Все мысли, какие были, – разлетелись.
Пришлось встать, сунуть ноги в войлочные комнатные туфли, надеть халат и приоткрыть дверь.
– Доброе утро, что случилось?
– Утро?! – Володенька был полон изумления или полон до изумления…
– Утро, Володя, если точнее – семь часов четырнадцать минут санкт-петербургского времени.
– Утро… – он выдохнул, потряс головой, как спаниель после купания. – Утро и…
– И что?
– Вот, – он протянул мне зажатый в кулаке прямоугольник картона, – радость у вас, Константин Сергеевич!
Я аккуратно взял открытку из его влажных пальцев, а студент пустился в бормотание.
– Всю ночь, всю ночь читал стихи я в «Бродячей собаке»! И вот иду я…
– Володя, «Бродячая собака» не открыта ночь напролет, да и сейчас лето, она и вовсе закрыта.
– Вспомнил, в «Большой собаке» читал, нет, не читал, но слушал… слушал, рейнское, нет, вроде бы водочки с гвардейским поручиком…
– Гвардейцы в притоны вроде «Черного пса» не ходят.
– Да это неважно! – Володенька всплеснул руками. – Неважно, Константин Сергеевич, ведь радость у вас! Я утром увидел в почтовом ящике и почел своим долгом немедленно донести сие радостное известие вам!
– Прочитали?
– Конечно! Это же открытое письмо, понимаете, открытое! Всяк может читать. И вам радость!