. Одних только генералов – полсотни. Нам бы солдат побольше, а полководцы всегда найдутся. Это у большевиков среди командиров вчерашние солдаты, не имеющие базового военного образования.
– Я поняла, Александр Васильевич. Я вам такая не нужна, – лицо Татьяны пылало. – Я-то надеялась, что послужу Отечеству.
– Готов включить вас в штаб, если и впредь будете проявлять такое рвение. Станете моим стажером. Что скажете, господа?
Среди собравшихся поднялся одобрительный гул. Они стали наперебой заверять великую княжну, что о таком способном офицере, как она, можно только мечтать.
– Чего нам действительно сейчас не хватает, – добавил верховный правитель, – так это разведданных. Без них и планирования нормального быть не может.
– Будут вам разведданные, – воскликнула Татьяна. – Отправьте меня на фронт. Я буду ловить красных командиров и копировать их себе в голову. Тут никаких пыток не надо. Все, что знает и умеет человек, буду знать и уметь я. У вас появятся самые подробные данные.
Колчак поморщился:
– Неужели вы добровольно согласитесь на такую мерзость? Большевиками – этими подонками – себе череп марать?
Татьяна кивнула:
– Готова на все.
– Татьяна Николаевна, будь я не я, если не привезу вам с фронта добрую красную голову, – с жаром воскликнул Радола Гайда.
– А я две красные головы, и обе отменные, – поддержал его Владимир Каппель.
– И аленький цветочек не забудьте, – улыбнулась им Татьяна.
На том и порешили.
Рядом со своим вагоном она оборудовала тренировочную площадку. Расставила мишени и чучела. Обслуга из экипажа поезда всякий раз обновляла лозу и мокрую глину, чтобы Татьяна могла отрабатывать удары шашкой. Поначалу чехи, сторожившие «Везучий», отнеслись к этим тренировкам с насмешкой, сопровождая каждое ее действие комментариями, но Татьяна старалась не отвлекаться, сосредоточившись на навыках. Многие из тех мужчин, от которых она получила или личность целиком, или только навыки, имели некоторый навык стрельбы из нагана и рубки шашкой. И то, и другое было штатным оружием царской армии, а значит, каждый что-то да умел. Так в ее распоряжении оказалось несколько вариантов одного и того же практического навыка – разной степени мастерства.
Когда она началась стрелять, быстро поняла, что навык каждого человека привязан к его телу – габаритам, физическому развитию, каким-то своим особенностям. Сделав несколько выстрелов по мишени – все неудачные, под хохот чехов, – она проанализировала собственные ошибки, как если бы опытный инструктор наблюдал за новичком, только она разом была и тем, и другим. Затем она скорректировала свою стойку, хватку и дыхание. Следующие семь выстрелов она уместила в мишень. А следующие семь – в пределах яблочка. Чехи перестали смеяться. В тот же день она стреляла по мишеням, которые ей подбрасывали, стреляла на звук и на скорость, а уже на следующий день пошла молва о том, что княжне на ярмарках впору выступать. На третью тренировку собралась толпа зевак, которых пришлось удерживать тем же чехам.
С шашкой было не так просто – во-первых, для нее была нужна сила, а во-вторых, чтобы фехтовать, требовался второй человек. Казаки из десанта при бронепоезде составили ей компанию, и скоро она смогла порадовать зевак тем, как тупым тренировочным клинком отбивается от нескольких наседавших на нее противников.
Так крепло ее братство с обитателями поезда, которое еще принесет свои плоды.
«Бывает теперь такое, что я просыпаюсь по утрам и еще минут двадцать не могу вспомнить, за кого я – за красных или за белых.
Случается так, что соберется приличное общество, а мне их убить хочется, потому что все как один – буржуйская сволота и белогвардейская контра. А кровопийцы едят себе, смеются и не понимают, какая угроза над ними нависла. Вот такая во мне классовая ненависть. Аж самой от себя противно. Я ведь тоже эксплуататорша…
Иной раз говорят мне: «Татьяна Николаевна, у вас голос чудесный. Романс! Романс!» Я беру гитару и голосом своим томным и чистым затягиваю:
Понапрасну, Колчак, ходишь,
Понапрасну слезы льешь,
Ничего ты не получишь,
Без головы в землю пойдешь.
Конфуз. Сплошной конфуз. А все потому, что бытие определяет сознание… Тьфу! Выполнили товарищи Каппель и Гайда принародно данное мне обещание доставить красные головы, да получше. Самый отборных доставили. Разведданные из них оказались весьма кстати. Проклятый Колчак аж прослезился от радости – все как на ладони красные командиры, любимые товарищи мои – бери их голеньких. Не только дислокация открылась и планы военные – я теперь большевистских шпионов каждый день выглядываю и разоблачаю, потому как знаю их поименно – из воспоминаний, что в тех красных головах нашла. Только вот часто не шпионы это, а так – не определившиеся. Прыгают туда-сюда, лишь бы не расстреляли… Теперь точно расстреляют. Но дальше так длиться не может. Потому как, если красных из меня не удалить, я сама к ним уйду. Срочно попросила гниду Колчака раздобыть беляков для копирования – сил уже моих нет. Надо чем-то монархическим разбавить. А пока что запевай, ребята:
Спал Колчак в порту приморском,
Баюшки-баю.
Захотел идти войною
На Сибирь мою.
Он собрал воров со света,
Начал пировать.
Задушить хотел Советы,
Красных расстрелять».
Когда она пришла в резиденцию верховного правителя, тот сразу по лицу ее понял, в каких она настроениях.
Сев на предложенный стул, девушка огляделась и недобрым голосом произнесла:
– А хорошо тут у вас. Уютно. Канализация, водопровод, электричество. Паровое отопление и вентиляция. Телефон даже есть.
– Купец Батюшкин строил этот особняк для себя. Здесь уютнее, чем в вагоне. Если хотите, перебирайтесь с бронепоезда сюда. Комнаты я вам выделю, – предложил Колчак.
– Вот и отлично. Будем оба сидеть в комфорте и ничего не делать. До самого конца так досидим, – девушка широко улыбнулась, но улыбка вышла фальшивой.
– Татьяна Николаевна, никак у вас опять эти дни?
– Какие эти? – недобро прищурилась гостья.
– Красные.
– А… Нет, – отмахнулась Татьяна. – Вчера привели двух монархистов, как просила. Один летчик, Волков. Прилетел от Врангеля – наступление на Москву обсудить. Другой – по танкам «рено» специалист. Мне полезно будет. В общем, отпустило. Снова белая. Утром даже в церковь сходила, к владыке Сильвестру.
– А он?
– Не одобряет. Говорит, бесовство творишь… Некромантию. Но кое-как исповедалась. И причаститься дали.
– Так с чем вы ко мне пожаловали?
Татьяна переставила стул к столу, за которым работал верховный правитель.
– Так, как сейчас, нам красных не победить, – заявила она. – Максимум, еще год-другой покорчимся, но потом все равно они нас задушат.
– Не разделяю вашего пессимизма, – поднял бровь Александр Васильевич. – Хорошо же сражаемся.
– Я посчитала наши силы. Максимум, чем мы располагаем, – это четыреста тысяч. Сюда входят Сибирская армия Гайды, Западная армия Ханжина, Оренбуржская армия Дутова, Уральская армия Толстова. В те же четыреста тысяч входят сорок тысяч чехословаков, двадцать тысяч французов, американцев, англичан и прочих поляков. Отдельно – армии Семенова и Калмыкова. Вы их не признаете, как, впрочем, и они вас, но их пятнадцать тысяч. А за их спинами – восемьдесят тысяч японцев. И японцы нам не друзья. Они грабят Хабаровск и все Забайкалье… А красные скоро поставят под ружье полтора миллиона. Сейчас пока что их миллион.
– Откуда такие данные?
– Не поверите, из головы взяла. И мы оба знаем, почему у них мобилизация проходит лучше, чем у нас. Земельную свою программу красные стырили у эсэров, и она очень хорошо ложится в крестьянское представление о божьей правде – вся божья земля принадлежит крестьянам, а помещики и царь ее у них забрали. Своим декретом о земле большевики сразу дали понять крестьянам, чью сторону им надо занимать. Вы вот, я знаю, обещаете восстановить помещичье землевладение и вернуть землю всем, у кого ее отняли после революции. Так ведь?
– Так это не сейчас, – возразил Колчак. – Вот большевиков победим, мировую войну выиграем, тогда только соберем Учредительное собрание, ну или Земский собор, и там уже решим, какая форма власти у нас будет и как с землей поступить.
– Эта политика непредрешенчества – губительна, – прямо заявила Татьяна. – Придерживаться ее – все равно что командовать собственным расстрелом.
– А иначе нам не объединить свои силы. Слишком уж разношерстный у нас состав. Если сейчас решать начнем – передеремся.
– Вот и получается, что интерес у нас только один – большевиков одолеть, а больше общих интересов нет.
– Но ведь и у красных мобилизация идет плохо. Землю крестьянам они отдали, но города кормить тоже надо. Мы еще в прошлом году видели, что вышло – продразверстка, комитеты бедноты. Крестьянство к нам стало поворачиваться, в особенности зажиточное.
– А нам зерно не нужно? Мы его так же не забираем?
– К чему вы клоните, Татьяна Николаевна?
Та встала и стала ходить по комнате:
– Порядка у нас нет. Сумбур вместо музыки. Лебедь, рак и щука, а не Белое движение. Работаем в интересах интервентов. Стоит только разговор поднять про Россию единую и неделимую, и тут же Вудро Вильсон перестает помощь оказывать, а японцы начинают казаков-разбойников Семенова натравливать и КВЖД перекрывать, через которую все никак оружие не придет, хотя японцам уже давно золотом заплачено. И это вы еще монархических лозунгов «за Веру, Царя и Отечество» не озвучивали! Да и чехи – они ведь не наши. Их французы контролируют. Чехи взяли Самару как граблями сено. Пенза, Челябинск… Вы же слышали, сколько крови. Что если Нуландс и Жанен их на вас науськают? Тогда продадут они и вас, и меня большевикам с потрохами, бузеранты зкурвены, – выругалась Татьяна. – Друг с другом русские воюют, а чехи сахаром торгуют. И паровозы в пивоварни переделывают.