– Не знаю, – соврал Джек. Саманта снова подалась вперед:
– Знаешь, но не говоришь. Это слышно по твоему голосу. Мама хотела бы, чтобы мы знали правду.
– Сейчас мама хотела бы, чтобы ты или говорила что-нибудь хорошее, или молчала.
– Это ты так говоришь, а не она. Она хотела бы услышать, что мы думаем, а я думаю, что катастрофа была серьезнее, чем ты сказал. Что, если мама не очнется? Я не хочу жить в Сан-Франциско.
– Папа! – донесся с заднего сиденья испуганный голос. В зеркале заднего вида Джек отыскал глазами лицо Хоуп.
– Она не умрет, Хоуп. Она обязательно поправится. Она попала в аварию почти двенадцать часов назад. Возможно, что, когда мы окажемся в больнице, мама уже очнется и попросит подать ей завтрак.
Но Рейчел ни о чем не просила.
– Она спит, – прошептала Хоуп, и на какой-то миг он подумал, что она права.
Если не считать кровоподтека, Рейчел выглядела почти нормально. Не теряя надежды, Джек подошел к кровати.
– Рейчел!
– Не буди ее, – испуганно крикнула Хоуп.
Отступив назад, Джек постоял у двери рядом с девочками, пока они привыкали к виду матери.
– Видите? – произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Ни аппарата искусственного дыхания, ни другой аппаратуры для поддержания жизни. Она сломала ногу. Вот гипс. И синяки на лице, там, где она ударилась о машину. По капельницам к ней поступают необходимые лекарства и питательные вещества. На монитор выводятся данные о работе сердца, пульсе, насыщении кислородом.
Обняв Хоуп, он почувствовал, как она кивнула головой.
– Хочешь подойти поближе и сказать ей, что ты здесь? – Она быстро закивала головой. – А ты, Саманта?
Оставив дочерей у двери, он приблизился к кровати, взял Рейчел за руку, наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Привет, мой ангел. Как ты? Смотри, я сказал, что вернусь, и вернулся. Привез к тебе наших девочек. Они здесь, стоят у двери. Они немного растерялись, увидев аппаратуру и все такое.
– Я не растерялась, – с вызовом произнесла Саманта, мгновенно оказавшаяся рядом с ним. – Привет, мам. Это я, Саманта. – Повернувшись к нему, она шепнула: – Это же глупо. Она не слышит.
– Ты уверена?
– Нет.
– Тогда не говори того, чего не знаешь.
Джек обернулся к Хоуп, которая по-прежнему стояла в дверях. Он подозвал ее кивком головы, но она испуганно отпрянула назад.
– Что они делают, чтобы поскорее ее разбудить? – спросила Саманта.
– Видишь капельницу? – Он указал на один из прозрачных пакетов. – Это лекарство уменьшает отек, чтобы кровь и кислород могли проникать в поврежденные ткани и их лечить.
– А почему маме просто не сделают укол, чтобы она проснулась?
– Это не поможет.
– А ты спрашивал?
– Нет, – ответил Джек, бросив на Саманту укоризненный взгляд.
Сейчас он предпочел бы, чтобы дочь ему не дерзила. Он не понимал, почему она так себя ведет: из-за переходного возраста или из-за того, что в его присутствии пробуждаются худшие стороны ее натуры.
– Вот что, – сказал он, – я ненадолго оставлю тебя одну, чтобы ты поговорила с мамой. Не стесняйся. Скажи ей, что я никуда не гожусь. Попроси побыстрее очнуться, потому что ты не хочешь ехать ко мне в Сан-Франциско. Скажи ей, что я ничего не понимаю. Сними с сердца тяжесть. А я пока сделаю несколько звонков. – Он повернулся и увидел Кэтрин Эванс. Она стояла в дверях, обняв Хоуп. – Привет, Кэтрин. Я буду в холле. Я ненадолго.
Он чувствовал себя дезертиром, но к чему ему было оставаться?
– Доктор Бауэр здесь? – спросил он медсестру.
– По вторникам он преподает в университете, – ответила сестра.
– Вы мистер Макгилл? – спросила женщина, разбиравшая бумаги неподалеку.
Под медицинским халатом на ней была шелковая блузка, в ушах большие серьги с роскошными жемчужинами. У Джека возникло подозрение, что серьги она носит только для того, чтобы выглядеть старше своих тридцати лет.
– Да, я Джек Макгилл.
Она протянула руку и сказала:
– А меня зовут Кара. Доктор Кара Бейтс. Я невролог, помощница доктора Бауэра. Перед отъездом он осматривал вашу жену. Все жизненно важные функции у нее в порядке.
– Но она никак не приходит в сознание. Возможно, стоит применить какие-нибудь другие средства?
– Пока нет, – ответила Кара. Повернувшись, Джек направился в холл звонить.
Он сделал два звонка, оба в Сан-Франциско.
– «Санг и Макгилл», – ответила Кристина Джанни.
Она работала с Джеком со дня основания фирмы. Сначала Кристина была секретаршей, заодно выполнявшей разные мелкие поручения, но теперь она поднимала трубку телефона, только когда нынешняя секретарша уходила на перерыв. В остальное время она вела бухгалтерию и отвечала за рекламу. Самым ценным ее качеством была безусловная преданность Джеку.
– Привет, – с облегчением произнес он, услышав знакомый голос.
– Джек, мне очень жаль Рейчел. Как она?
– В коме. У нее серьезная травма головы, остальные повреждения не представляют опасности.
– Как девочки?
– Напуганы.
– Может быть, лучше перевести ее сюда?
– Не думаю. Врачи делают все возможное. Но я хотел бы проконсультироваться со специалистом. Ты можешь узнать, кто считается лучшим неврологом в Сан-Франциско?
– Считай, что дело сделано, – произнесла она с уверенностью, от которой ему стало легче.
– Что происходит в конторе?
После некоторой паузы Кристина произнесла:
– Лучше бы тебе этого не знать.
– Мы потеряли заказ?
– Хуже. Встречу перенесли на следующий вторник.
Он не расхохотался только потому, что слишком устал. Так пошутить могла только Кристина. Много лет она была свидетельницей его растущего успеха, когда адреналин бурлил в крови и фантастические мечты становились явью. Но радость жизни куда-то ушла. С годами держаться на плаву становилось все труднее. Настоящего архитектурного творчества, творческого удовлетворения становилось все меньше, а деловых встреч – все больше.
– Тем лучше, – сказал Джек. – А что с Напой?
Он проектировал в Напе ресторан и должен был встретиться с владельцем, электриком, водопроводчиком и консультантом по кухонному оборудованию.
– Встреча в ближайшую среду. А в пятницу тебе нужно быть в Остине. – Помолчав, она спросила: – Ты сможешь приехать?
Джек закрыл глаза и помассировал усталые веки.
– Не знаю. Рейчел может очнуться сегодня вечером. Или завтра. Или на следующей неделе.
– Ты останешься с девочками?
– Да. На одну-две ночи, пока не прояснятся обстоятельства. Возможно, в пятницу я не смогу быть в Остине, но пока оставь все как есть. Отмени все встречи на завтра.
– Дэвиду это не понравится.
– Я в этом не сомневаюсь.
Мнение Дэвида не волновало Джека. У него были дела поважнее. Второй звонок как раз относился к таким делам.
– Джек! – По голосу Джилл он понял, что она радостно улыбается. – Еще рано. Встреча уже закончилась?
– Она и не начиналась, Джилл. У меня неприятности. Рейчел попала в аварию. Она в реанимации. Я здесь с девочками.
Последовала пауза. Потом Джилл уже без всякой радости спросила:
– В Биг-Суре?
– В Монтерее. Рейчел в коме. Девочки напуганы. Я не могу оставить их одних.
Снова пауза. Наконец Джилл спросила:
– Значит, ты не сможешь прийти на бал?
Ее разочарование было таким же очевидным, как до этого радость.
– Нет, если Рейчел не очнется в ближайшее время. Мне очень жаль. В самом деле. Я знаю, сколько ты готовилась к сегодняшнему вечеру, но я вынужден отменить все встречи. Буду сидеть здесь и ждать.
– Разве с девочками некому остаться?
– За девочек отвечаю я. Я не могу их оставить, Джилл. Особенно сегодня. Ситуация слишком сложная. Я не могу просто взять и уехать.
– Но ты мне нужен на балу. Я сопредседательница собрания. – Она не пыталась его разжалобить, просто констатировала факт.
– Я знаю. Если бы я мог оказаться в двух местах одновременно, то непременно бы приехал.
– Она тебе больше не жена.
Это тоже было сказано без нажима – еще одна констатация факта. Но Джек услышал за ее словами совершенно иное: «Я встречаюсь с тобой два года. Разве в конце концов я не стала значить для тебя больше, чем бывшая жена?»
– Она моя бывшая жена, это правда, но дочери остаются моими. Я не могу оставить их и укатить на вечеринку. – Он заметил, что к нему приближается Кэтрин. – Я должен идти. Мне действительно очень жаль, Джилл. Я позвоню тебе позже, хорошо?
Джек повесил трубку и поспешил навстречу Кэтрин. Вид у нее был крайне озабоченный.
– Девочки по-прежнему с Рейчел? – спросил он.
– Да. А вы возвращаетесь в город?
– Нет. Я только что отменил все встречи.
Она изумленно посмотрела на него. Джек отошел от телефонной будки.
– А вы думали, я уеду?
– Я ничего не думала. Я знаю о вас только то, что слышала от Рейчел. А она говорила, что вы охотнее уходите, чем остаетесь. Она чувствовала себя брошенной.
– Брошенной? – повторил Джек. – Это не я ее бросил, а она меня.
С минуту Кэтрин молчала. Когда она заговорила, в ее глазах был вызов.
– Рейчел считает, что к тому моменту вы сами ее уже практически бросили. Она уехала только поэтому. Она задыхалась в Сан-Франциско. Не могла заниматься живописью. Она была несчастна и изнывала от скуки.
– Если она и изнывала от скуки, то по собственной вине. В Сан-Франциско она много чем могла бы заниматься, но не занималась.
Кэтрин пожала плечами:
– Единственным человеком в городе, с которым она хотела бы заниматься этими делами, были вы, но вы постоянно находились в отъезде.
– Неправда. Я лез из кожи вон, чтобы добиться успеха, потому что мне нужно было обеспечивать семью и, заметьте, дать ей возможность заниматься живописью, не думая о деньгах. Она не хотела брать деньги у родителей. Я стремился дать ей все, чего она, по моему мнению, заслуживала.
– Она это понимала, – согласилась Кэтрин. – Но вы чаще бывали в отлучке, чем дома.