– Да! Мне плохо! Плохо! – не унималась она.
– Принести вам воды?
«К черту воду! Принеси мне яду!» – вопило сознание Анны.
Она жадно пила воду крупными глотками, сжимая стакан с такой силой, что он готов был хрустнуть под ее пальцами.
– Лучше? – спросил мужчина в круглых очках, когда Анна отдышалась и устало опустила руки на колени.
– Да, спасибо. Я посижу здесь еще немного. Можно?
Она проводила взглядом удаляющуюся спину, прислонилась затылком к стене, прикрыла глаза и не заметила, как провалилась в сон.
Ей снилась Юлька, она улыбалась, тянула к ней руки, голубые глаза излучали тепло и нежность. Анна протянула руки навстречу, а потом упала снежная буря и закружила Юльку, унося в темноту. Она ринулась следом, пытаясь прорваться сквозь ледяной снег. Он хлестал по лицу, застилал глаза, забивался в нос. Стало нечем дышать. Вдруг почувствовала, как мягкие теплые руки прикоснулись к щекам, и Юлькин голос: «Мамочка, почему ты плачешь?»
Анна проснулась. Девчушка лет пяти, в розовой пижаме, прижимает ладошки к ее залитому слезами лицу.
– Тетя, почему вы плачете? – В детских глазах удивление.
Сердце на мгновение сжалось, воспоминание вспышкой обожгло в груди: такие же маленькие ручки утирают ее слезы, а голубые глаза с сочувствием ловят взгляд, пытаясь по-детски успокоить, забрать себе частичку боли. И вдруг захотелось отдать все на свете, лишь бы услышать такое простое и такое сейчас желанное «мамочка», и Анна, сжав в объятиях ничего не понимающую кроху, зарыдала в голос.
Врач разрешил эту ночь провести в палате с дочерью. Анна сидела на стуле, рядом с кроватью, в тишине, нарушаемой только звуком аппаратуры. В голове, как в кино, ускоренными кадрами проносились события последних двадцати лет, словно кто-то переключил тумблер, свет погас, а она оказалась по другую сторону экрана. И увидела, как в череде бесконечных попыток угнаться за чем-то, как ей казалось, важным она упустила самое главное. То, что все эти годы находилось рядом, стоило лишь разглядеть, протянуть руку и взять. Настоящее счастье, истинное, женское – ее дочь. Ее плоть и кровь. Ее малышка, очень рано повзрослевшая, та, что довольствовалась крохами материнского внимания, так редко ей перепадавшими, никогда не доставляла хлопот, была добра и послушна. И любила за двоих.
Анна закрыла лицо руками.
– Господи, я чудовище!
Ком подступил к горлу. Она вжалась лицом в край матраса и приглушенно завыла.
Дни мелькали один за другим, но для Анны время как будто остановилось. После работы она мчалась в больницу, иногда не успевая даже поесть. Вечерами, сидя у постели дочери, рассказывала, как прошел день, читала ей книги, пела колыбельные и сама засыпала тут же, в палате, под монотонный звук аппарата, отсчитывающего сердцебиение. Этот звук сейчас стал самым важным в ее жизни. С Вадимом они виделись лишь тогда, когда он приезжал в больницу. Их встречи становились все напряженнее, а последняя заставила принять решение, о котором она собиралась сообщить ему сегодня.
Вадим, как всегда, осторожно открыл дверь и вошел в палату.
– Здравствуй, – Анна слабо улыбнулась.
– Здравствуй, Анюта, – тихо произнес он и впервые не обнял. – Нам нужно поговорить.
«Так даже лучше. Пусть он первый бросит меня. Мне не впервой».
Она спокойно посмотрела в глаза Вадиму.
– Так не может продолжаться, Аня. Мы отдаляемся. Нужно что-то решать. Мы отложили свадьбу, это понятно, но если ты собираешься и дальше жить в больнице, я не вижу смысла в свадьбе. Я вообще не вижу смысла в таких отношениях, – Вадим пытался разглядеть в глазах напротив хоть каплю сожаления, но увидел лишь огромную усталость.
– Прости, – ответила Анна.
– И это твой ответ?
– Она моя дочь, Вадим, и когда ей станет лучше…
– Но ей может никогда не стать лучше, – тихо с отчаянием произнес Вадим.
«Мужчины не любят больных детей», – всплыло в памяти.
– А ты жестокий. Что ж, я выбираю дочь. И буду с ней до конца.
Когда за Вадимом закрылась дверь, Анна почувствовала облегчение: впервые в жизни она приняла правильное решение. Подошла к дочери, накрыла ладонью ее руку.
– Ничего, мы справимся, милая.
Пальцы под ее ладонью слабо дрогнули. Анна замерла. Показалось? Медленно перевела взгляд. На нее смотрели открытые голубые глаза.
– Привет, родная, – тихо прошептала Анна. – С возвращением.
Артем Павлюченко. ДЕШИФРОВКА
– Еще долго? – Владимир ткнул пальцем в книгу и, откашлявшись, взглянул на Сашу.
Его жена стояла в арке прихожей, где висел телефон, и, теребя провод, общалась с подругой.
– Еще минуточку, – заметив взгляд мужа, улыбнулась и кивнула она.
Никак не отреагировав, Владимир вновь откинулся на спинку дивана. Порой гул малосодержательных бесед словно бы затихал, и тогда Владимир в ожидании скорого конца «ненастья» целиком погружался в чтение, однако он уже свыкся с тем, что после каждого такого просвета шум женской болтовни возобновлялся с новой силой. Вновь потеряв внимание, Владимир устало закатил глаза и взглянул за окно, по которому стекало бесконечное множество капель: одни проносились вслед за другими, точно восклицания Саши, беспрерывно. Вернувшись к книге, Владимир с горечью перелистнул страницу назад.
– Представляешь, в такой шторм они ходили в караоке, – пронеслось над Владимиром. Саша села рядом и, обняв мужа, положила голову ему на плечо.
– Осторожней, не помни рубашку.
– Спокойнее. В следующую пятницу тоже собираются пойти. Я хотела бы с ними, но у меня нет подходящей одежды. Ни для погоды, ни для встречи. Думаешь, через неделю буря не утихнет?
– «Дождь будет лить четыре года одиннадцать месяцев и два дня», – устало процитировал Владимир.
– Значит, нет?
– Это значит, что когда-нибудь, я надеюсь, мы свыкнемся с шумом непогоды, примем наше заточение в квартире и все же будем помнить, что рано или поздно дождь закончится.
Саша разглядывала книгу, лежавшую на коленях мужа, но внезапно поднялась и, недовольно фыркнув, направилась к кухонному гарнитуру.
– И что бы это могло значить? – тихо спросил себя Владимир.
Он наблюдал за женой и думал, в чем сложность понять другого человека? Разве Саше не способна разделить цели Владимира, принять его натуру или воспринять ту игру слов, что складывается неосознанно?
– Тебя приглашали на собеседование? – открыв скрипучую дверцу, спокойно спросила Саша.
– Нет.
– Хотя бы смотрел вакансии?
– Послушай, – захлопнув книгу и отложив ее на подлокотник, начал Владимир, – стратегия дешифровки Георгия Константиновича беспроигрышна, и, когда я подберу ключ к клинописи, открытие взбудоражит научное сообщество. Тогда ко мне придет признание, а у нас появятся деньги. Однако пока я разобрал только основу лингвистического строя. Вот, посмотри, – он протянул Саше копии надписей, – насечки повторяются в абсолютно случайных местах; никакой симметрии, никакого ритма.
Саша вопросительно посмотрела на мужа.
– Это не орнамент, а письменность.
– И когда ты закончишь? – вращая распечатки, поинтересовалась Саша.
– Постой, читать их нужно в таком положении, – он перевернул листок, – слева направо. Вчера у меня возникла теория: поскольку этот текст был обнаружен на колоннах Древней Персии, то эта клинопись, как и древнеперсидские тексты, вполне может начинаться с чьей бы то ни было родословной. Поэтому стоит сопоставить имена с рубцами на копии.
– Может, тебе стоит преподавать? – отложив в сторону бумаги и опустив на колени Владимира голову, спросила Саша. – У тебя хорошо получается, и платить уж точно будут стабильно.
– Сомневаюсь, что мое призвание – быть педагогом, – в который раз ответил он, коснувшись белокурых локонов жены, рассыпавшихся по ее футболке и его брюкам. – В любом случае нужно закончить исследование, не бросать же работу на полпути?
– Вот и работал бы в свое удовольствие, когда я ухожу на смены, зачем пригласил коллег к нам на ужин? Могли бы свой консилиум провести за своим круглым столом или в крайнем случае в ресторане.
– Саша, не смеши, чем мне за гостей расплачиваться в ресторане? И ты даже не представляешь, как тяжело каждому выделить даже час свободного времени: кто консультирует, а кто и руководит раскопками.
– Если тебе это важно – обсуждайте что хотите. Только не засиживайтесь сильно. Помнишь, соня, твоей пчелке рано вставать?
– Конечно.
– Пока никто не пришел, посмотрим сериал? – заискивающе взглянула Саша.
– Нет, – отмахнулся Владимир. – Мне нужно привести заметки в приличный вид.
– Люблю тебя, – сказала Саша и покинула комнату.
– И я тебя, – облегченно выдохнул Владимир.
Он оглядел стоявший перед ним кофейный столик, где в беспорядке был раскидан целый ворох бумаг. Взгляд его остановился на конверте. Владимир вытянул конверт.
– Я нашел выход, Георгий Константинович. Теперь же вы не отстраните меня? – усмехнулся Владимир. – Я не верю. Моя теория верна, вы не отмахнетесь от моих наработок. Сегодня я докажу, что достоин быть вашим протеже, – сам не заметил, как сказал вслух, и разорвал конверт. – И тогда вы поздравите меня, поблагодарите за труды, и все признают, что ошибались на мой счет.
Пронзительная трель звонка пронеслась по квартире.
– Так рано? – встрепенулся Владимир.
Он открыл дверь и, обомлев, сжал дверную ручку.
– Давно не виделись, – поприветствовал мужчина в кожаной куртке, Рома, брат Саши. – Как поживаете? Сестра дома?
Не желая впускать нежданного гостя, Владимир не сдвинулся с места.
– До этого момента неплохо. Опять поссорился с женой?
– К счастью, это уже позади, – все же протиснулся мимо Владимира Рома.
С куртки гостя стекали грязные капли, и на белой рубашке Владимира проступили разводы.
– И зачем ты пришел, – вырвалось у Владимира, – вряд ли вновь искать утешений?
Роман накинул куртку на крючок и похлопал Владимира по плечу: