Отец наклонился к нему и увидел страшное: ступню ребенка зажало между рельс переведенной стрелкой.
Валентин посадил мальчика, ощупал зажатую ногу. Похоже, серьезной травмы нет. В этом месте стрелка, к счастью, смыкалась не плотно, а ботинок смягчил удар. Если развязать шнурок, можно вынуть ногу. Дрожащие руки не справлялись – сам крепко завязал, теперь вот… Скорее, скорее! Нет, не получилось.
Сын плакал, но не понимал, что их ждет. Отец понимал все. Мысли его метались в поисках выхода из мрака ужаса. Больше всего он боялся, что ужас проникнет в сына. Оставив бесполезную возню со шнурком, спросил:
– Сильно больно?
Дима затих, отрицательно покрутил головой:
– Не очень.
Валентин снял куртку, сел на рельсы рядом с сыном, накрыл его вместе с собой:
– Чур, я в домике!
– И я!
Малыш любил эту игру. Они с отцом мастерили «домики» из стульев, под столом, «в норе» под макетом, в шкафу.
– Папа, ты никуда не уйдешь?
– Ни за что. Мы теперь всегда будем вместе, мой маленький принц.
– Я принц? Это мой дворец?
– Нет, это маленький скромный дом.
– С нами здесь будет жить маленький скром?
– Да, конечно, он будет с нами жить.
Впереди сквозь туман пробивался свет циклопического глаза прожектора. Содрогалась земля, гудели рельсы. Нарастал шум набирающего скорость состава.
Под курткой Валентин прижал к себе Диму – мягкого, теплого, закрыл глаза и завопил что-то неестественно бодрое все громче и громче, чтобы приближающийся грохот не заглушил его голос, чтобы, умирая, сын не успел ничего понять и испугаться.
Мерно стуча на рельсовых стыках, сотрясая пространство и непрерывно гудя, первая электричка на Буйск пронеслась мимо них по соседнему пути.
Мелькали окна ярко освещенных вагонов – ритмично то вспыхивал, то гас свет «в домике», пока не унесло его в туман ураганом, поднятым близко пролетевшим составом.
И вдруг наступила тишина. Лишь издалека, затихая, все еще доносился гудок ушедшего поезда.
Татьяна Белогородцева.НАТАСЬКА
В июне стояла невыносимая жара. Духота, солнцепек, лишь изредка появлялся сухой обжигающий вихрь. Он пробегал по окраинной дороге, поднимал легкую пыль. Редкие тусклые от пыли деревья и кустарники у дороги клонились и шелестели в такт жгучему летнему ветру. Даже трава кое-где пожухла от зноя.
Хуторяне в такие дни старались пораньше, с первыми лучами солнца, вытолкнуть скотину на выгоревшее пастбище с деревенским пастухом. Сами же спешили «по холодку» прополоть грядки с картошкой, капустой, с помидорами и со всякой всячиной.
Часам к десяти утра солнце начинало нещадно палить. Измученные хозяйки бросали тяпки и, еле волоча ноги, заползали в летние душевые. Освежившись едва нагретой водой, снова возвращались к своей работе. Однако на второй заход сил хватало лишь на пару часов.
После обеда в хуторе начиналась спасительная «сиеста». Хутор будто вымирал. Над асфальтом центральной улицы переливалось марево, искажая домики, заборы, деревья, превращая их в размытые картинки.
Даже в речке давно никто не купался. Не было речки. На месте русла остался тоненький ручеек. Зайдешь по колено, руки да лицо ополоснуть, на три шага отойдешь от воды, и тут же все высохло. То еще удовольствие.
В очередной июньский жаркий день, когда в тени показывало тридцать пять, а местный «барометр» – Степан Иванович предсказывал «великую сушь», тишину спящего хутора нарушило необычно громкое гудение. Люди прервали полуденный отдых и высыпали на улицу.
По обочине дороги, громко рыча и испуская клубы дыма, пошла колонна военной техники.
Задрожали деревенские дома, закачалась мебель внутри. Посуда на кухнях зазвенела, задребезжали стекла.
Собаки повыскакивали из подворотен, попытались догнать неизвестные машины.
А колонна все шла и шла ревущим нескончаемым потоком.
Сперва проползли танки с длинными стволами, за ними прокатились БТРы с солдатами на борту. В конце пошли грузовые вездеходы с серым выгоревшим тентовым верхом.
Встревожились жители от такой непривычной обстановки. Высыпали на улицу. Стали наблюдать из-за своих невысоких заборов. Кто был посмелее, тот вышел и разглядывал происходящее действо.
Пыль из-под гусениц танков и колес грузовиков огромным серым облаком долго еще стояла в горячем воздухе. Она медленно оседала на сухой траве у дороги, долетала до самых домов, проникала во все щели. Заставляла глаза слезиться, а носы чихать. Замыкающая строй машина наконец-то скрылась за поворотом. Гул затих недалеко.
Около крайнего двора стоял Степан Иванович, пожилой мужчина среднего роста, хозяин подворья. Рядом на лавочке сидели его жена Валентина и молодая соседка Натаська. Пока шла колонна, они, казалось, замерли и молча, настороженно наблюдали за неожиданными гостями. Когда все стихло, они вдруг ожили, заговорили.
– Кричали барышни ура и в воздух чепчики бросали! – повернулся к женщинам мужчина.
Только вот кричать и бросать было некому. В хуторе остались одни пожилые и несовершеннолетние, да вот Натаська, страшненькая деревенская дурочка.
– Та-ак… Значит, цирк приехал, – Степан погладил свою блестящую от пота лысину.
– Сам ты цирк! – возмутилась Валентина. – Танки – видано ли дело?!
– Етить-мадрить, Валя, а у нас под боком, кажись, штаб ихний будет, – сплюнул Степан.
Все молча продолжили наблюдать за тем, как на поляне, у ближайшей посадки, раздуваются большие зеленые палатки и на глазах растет военный городок.
* * *
В ожидании беды приграничный хутор замер, затих. В телевизоре дикторы вещали тревожные новости, будоражили обывательские умы, не давали спокойно спать. Становящиеся с каждым днем все ближе и ближе непривычные для слуха мирных жителей звуки взрывов по ту сторону границы нарушали привычную тихую жизнь.
Еще была надежда, что пройдет стороной, но три дня назад объявили сход граждан в местном клубе, на который в сопровождении главы поселения приехали два рослых офицера-пограничника. И если кто еще оставался спокоен, то после уговоров заволновались всерьез: раз успокаивают – значит, хорошего не жди, значит, происходит что-то серьезное.
Днем раньше, под вечер, прибыли разведчики. Пронеслись по хутору на боевых машинах с ветерком, напугали баб и ребятишек, спешащих за коровами на перекресток. Заняли стратегически важные объекты: высотки, колхозный амбар на бугре, балку у границы.
– Стервецы, хоть бы флаг российский на дуло привесили, народ перепугали, – ворчал на них Степан Иванович.
Солдаты отшучивались:
– Дед, да ты просто не заметил, флаг на дуле висел.
– Это потом повязали, а первый раз без флага были, Валентина моя, вон, со страху ведро в колодце утопила.
– Так давайте достанем, делов-то? – оправдывались вояки.
Появление военных всколыхнуло село. Мужики сначала напряглись. Мало ли? Бабы дуры! Но внимательно присмотревшись к контингенту, успокоились. Пацаны, срочники в основном, ну человек несколько контрактников, в сыновья годятся, а кому и во внуки.
Хутор ожил, проснулся, как будто почувствовал свою важность и нужность именно в этот момент. Каждый дом был рад помочь: электрической розеткой для зарядки батарей, пока не подвезли генераторы, стиралкой-автоматом, продуктами. С полатей спустились огромные колхозные кастрюли, и хуторские бабы вспомнили времена, когда были еще молоды и готовили своим мужикам, работавшим в поле, наваристые донские борщи. Местный фермер даже русскую баню на колесах притащил к военному городку.
* * *
Натаська по привычке заскочила во двор к Ивановым и позвала:
– Хозяева?! Тетя Валя! – споткнувшись, замолкла.
Во дворе сновали туда-сюда три полуобнаженных солдата, таскали большие металлические ящики из летней кухни и грузили их на хозяйскую тачку. Молча, отработанными движениями, казалось, без усилий, они делали свою работу. Лишь вздувшиеся узлами мышцы на руках и спине, тяжелое дыхание да обильный пот выдавали, что им тяжело.
– Здрасьте, – кинул ей на ходу один из ребят, остальные присоединились к приветствию, не останавливая работу.
– Здрасьте, – ответила Натаська и в отупении уставилась на солдат.
Те, не обращая внимания на молодую женщину, вынесли последний ящик. Старший по званию дал команду:
– Все, поехали!
Первый схватился за ручку, двое подталкивали с боков, дружно выехали за калитку.
Натаська посторонилась, пропуская солдат. Мимо нее промелькнули три поджарых тренированных тела, накидывая на ходу голубенькие тельняшки. Но огромную темную кляксу, родимое пятно, на лопатке одного из парней и такую же поменьше на левой щеке Натаська успела заметить.
Натаська замерла. Вспомнила сон. Сегодня ей снились глаза точь-в-точь как у солдатика. Она все утро голову ломала, пыталась разгадать свой сон. А он, ее «сон», мимо прошел, даже внимания на нее не обратил.
Из дома на крыльцо выскочила Валентина с ковшиком воды, хотела солдатикам дать напиться. Да куда там? Тачка уже громыхала по битому асфальту, быстро удаляясь от двора. Бежать догонять не было смысла.
– Быстрые какие, и воды не успела вынести, – заохала хозяйка. – А ты чего пришла? – обратилась она к Наталье.
– Так вы сами меня звали сегодня, – удивилась забывчивости той девчонка. – Сказали, помочь вам надо.
* * *
В свои двадцать восемь выглядела Натаська как старушка: невысокая, с неуклюжей непропорциональной фигурой и плоской грудью. Когда она шла, издалека казалось, что туловище двигается отдельно, а ноги отдельно. Некрасивое лицо с крупным носом и живыми зелеными глазами и кривые зубы, портившие и так несимпатичное лицо при малейшей попытке улыбнуться.
Натаську местные парни обходили стороной. Не то чтобы замуж, просто попользоваться брезговали ею. А вот у нее появилась навязчивая идея родить ребенка.