Итак, поскольку начало истории в рукописи было опущено, то, чтобы избежать недоуменных вопросов, Дуглас решил предварить чтение кратким вступлением. Началось же все с того, что будущая знакомая Дугласа, младшая дочь бедного сельского священника (в ту пору ей было двадцать лет), приехала в Лондон, чтобы получить первое в своей жизни место домашней учительницы. Ей предстояло встретиться с человеком, на объявление которого она откликнулась, получив в ответ приглашение явиться для знакомства. Девушка пришла в особняк на Харли-стрит, поразивший ее роскошью и внушительностью. Ее будущий хозяин оказался холостяком, блестящим молодым джентльменом, – такого денди смущенная и взволнованная дочь приходского священника из Хэмпшира могла разве что видеть в девичьих грезах или рисовать в воображении, читая старые романы. Нетрудно представить его наружность, – по счастью, люди такой породы еще не перевелись. Природа наделила его необычайной привлекательностью, держался он непринужденно и был изысканно вежлив, без намека на спесь или надменность, и располагал к себе веселостью и любезным обхождением. Немудрено, что учтивостью и светским блеском он сразу же покорил девушку, но более всего подкупило ее то, что при первом же свидании он представил дело так, будто, принимая его предложение, она оказывает ему большую услугу, а он почитает за счастье получить ее согласие; впоследствии именно это обстоятельство придавало ей мужество в выпавших на ее долю испытаниях. Бедная девушка видела перед собой богатого человека во всем блеске светского обаяния, роскоши, галантности – денди, который мог позволить себе любую причуду. В Лондоне он занимал большой дом, полный всевозможных диковин из заморских стран и охотничьих трофеев, но гувернантке предстояло, не теряя времени, отправиться в его загородную усадьбу, старинное родовое поместье в Эссексе.
Два года назад он стал опекуном своих осиротевших малолетних племянников, мальчика и девочки. Это были дети его младшего брата, офицера, скончавшегося в Индии. Свалившиеся ему на голову племянники оказались тяжким бременем для холостого мужчины, лишенного какого бы то ни было опыта в вопросах воспитания и к тому же не обладавшего должным терпением. Он добросовестно старался справиться с новыми незнакомыми обязанностями и, разумеется, совершил много ошибок, но, жалея всей душой бедных малюток, делал для них все, что позволяли его немалые возможности и средства. Поселил в своей загородной усадьбе, поскольку детям лучше жить на лоне природы, поручил их заботам верных людей и даже приставил к ним собственных слуг, дабы быть уверенным, что дети под надежным присмотром, а когда позволяли обстоятельства, навещал их сам и проверял, все ли в порядке. К великому сожалению, других родственников у детей не осталось, и обратиться за помощью ему было не к кому, а собственные дела поглощали почти все его время. Он предоставил в полное владение племянников усадьбу Блай – жизнь там спокойная, да и для здоровья полезнее свежий воздух. Управляла тамошним хозяйством замечательная женщина, миссис Гроуз, – правда, власть ее ограничивалась кухней и комнатой для прислуги. Милорд был уверен, что новой гувернантке она непременно понравится. Когда-то миссис Гроуз была горничной у его матери, а теперь служила экономкой в родовой усадьбе и временно занималась воспитанием девочки, в которой, будучи сама бездетной, души не чаяла. В усадьбе много разной прислуги, но, разумеется, особа, которая согласится взять на себя обязанности воспитательницы, будет старшей в доме. Ей придется заниматься и с мальчиком. Пока он в школе – конечно, рановато было его туда отправлять, да ничего другого не оставалось, – но скоро каникулы, и на днях ждут его возвращения. Одно время детей обучала другая гувернантка, молодая особа, но, к несчастью, они лишились ее. В высшей степени добропорядочная девица, она заботливо опекала сирот и умерла так некстати – из-за этого и пришлось отправить маленького Майлса в школу. После смерти гувернантки миссис Гроуз в меру своих способностей старалась наставлять Флору, прививать ей хорошие манеры и тому подобное. Кроме экономки, в усадьбе живут кухарка, горничная, молочница, старый конюх со старым пони, старый садовник – в общем, все как в хорошем доме. На этом месте кто-то прервал Дугласа вопросом:
– Отчего же умерла прежняя гувернантка? Не от избытка ли добропорядочности?
Однако Дуглас был непреклонен.
– Всему свое время. Я не хочу забегать вперед.
– Простите, но вы уже возбудили наше любопытство.
– На месте ее преемницы, – заметил я, – я бы поинтересовался, не чреваты ли будущие обязанности…
– Угрозой для жизни? – договорил за меня Дуглас. – Естественно, у девушки возник такой вопрос, и она получила на него ответ. Какой именно, вы услышите завтра. Между тем перспектива вырисовывалась довольно безрадостная. Девушка была молода, неопытна, впечатлительна – она поняла, что возлагает на себя серьезную ответственность и что подобное обязательство обрекает ее на довольно замкнутую жизнь, по сути дела, почти на одиночество. Сомнения охватили ее, она попросила дать ей дня два, чтобы поразмыслить обо всем и посоветоваться. Но обещанное жалованье представлялось бедняжке по-королевски щедрым, и, когда они встретились в следующий раз, она, решив попытать счастья, ответила согласием.
Дуглас замолчал, а я, к удовольствию собравшихся, не удержался от замечания:
– Разумеется, кончилось тем, что блестящий молодой джентльмен соблазнил девицу. Она не устояла перед его чарами.
Дуглас поднялся и снова, как в первый вечер, подошел к камину, поправил полено и несколько мгновений стоял спиной к нам.
– Они виделись всего лишь дважды.
– Тем более поразительна сила ее чувства.
При этих словах Дуглас быстро обернулся ко мне.
– Действительно, здесь есть какая-то загадка. Ведь к нему приходили и другие девушки, но на них его чары не подействовали, – продолжал Дуглас. – Милорд не скрыл от моей знакомой, что столкнулся с неожиданными затруднениями – несколько претенденток отказались от его предложения. Их отпугивали странные, необычные условия, но более всего смущало главное требование.
– Какое именно?
– Никогда, ни под каким предлогом не беспокоить хозяина – ни просьбами, ни жалобами, ни письмами. Гувернантке предстояло одной справляться со всем, что бы ни случилось. Стряпчий будет высылать ей деньги, а все заботы она должна взять на себя, избавив от них милорда. И она дала ему такое обещание. Когда он понял, что тягостное бремя свалилось с его плеч, то в порыве благодарности взял девушку за руку и горячо пожал ее. И она почувствовала, что вознаграждена за свою жертву.
– Этим и ограничилось ее вознаграждение? – спросила одна из дам.
– Они больше никогда не виделись.
– О! – произнесла дама, и так как наш друг покинул нас столь же внезапно, как и накануне, то на этом глубокомысленном замечании оборвалась наша увлекательная беседа.
Возобновилась она лишь на следующий вечер, когда, расположившись в самом удобном кресле у камина, Дуглас открыл старинный тоненький альбом с золотым обрезом, в выцветшем красном переплете. Чтение продолжалось не один вечер, но в первый раз все та же дама спросила:
– Как называется ваша повесть?
– У нее нет названия.
– Я знаю, как она называется! – воскликнул я.
Но Дуглас, оставив мои слова без внимания, начал читать, явно стараясь, чтобы манера чтения и интонации соответствовали изящному почерку автора.
I
Начало событий осталось в моей памяти как лихорадочная смена противоречивых чувств – я то парила на крыльях от счастья, то в отчаянии падала духом. После того как в Лондоне я благородно согласилась на предложенные условия, мне пришлось пережить два поистине ужасных дня – вновь нахлынули сомнения, я горько корила себя за опрометчивость. Охваченная душевным смятением, пустилась я в путь и долго тряслась в почтовом дилижансе до станции, где меня должен был встретить наемный экипаж. Действительно, прибыв на станцию к концу июньского дня, я увидела поджидавшую меня удобную коляску. Экипаж катился по дороге, и при взгляде на проплывавший мимо пейзаж мне все сильнее казалось, будто сама природа в этот чудесный предвечерний час ласково приветствует меня. Тревожное чувство, владевшее мною, понемногу рассеялось, а когда коляска свернула на главную аллею, я, вопреки самым мрачным предчувствиям, и вовсе приободрилась. Настроившись на худшее, я приготовилась к тягостному, гнетущему зрелищу, и потому открывшаяся взору картина тем более приятно поразила меня. Помню, с каким радостным изумлением смотрела я на ухоженный фасад большого дома, распахнутые окна с красивыми шторами, из-за которых выглядывали две горничные. Помню лужайку перед домом, яркие краски цветов, шуршание колес по гравию, купы деревьев, над которыми в золотистой лазури кружились с гомоном грачи. При виде этого великолепия мне невольно вспомнилось наше убогое жилище. Едва экипаж остановился, как в дверях показалась приветливая женщина, которая вела за руку маленькую девочку. Женщина склонилась передо мной в таком глубоком поклоне, словно встречала хозяйку или знатную гостью. После визита на Харли-стрит я совсем иной воображала себе усадьбу и теперь, вспомнив свои недавние опасения, не могла не признать, что тревожилась напрасно: мой хозяин несомненно благородный джентльмен, и будущность представилась мне в гораздо более радужных красках.
Вплоть до следующего дня я пребывала в приподнятом настроении, не замечая, как летело время, – настолько заворожила меня моя младшая воспитанница. Девочка, которая вышла из дома вместе с миссис Гроуз, с первого взгляда показалась мне прелестным созданием, и я от души порадовалась счастью иметь такую ученицу. В жизни не видела я более красивого ребенка и с удивлением подумала, почему ее дядя ничего не рассказал мне о ней. Ночью я почти не сомкнула глаз – слишком велико было возбуждение минувшего дня: помню, я сама не понимала, почему не могу справиться с волнением, – оно не покидало меня, как и чувство изумления от радушного приема. Просторная, с красивым убранством комната, одна из лучших в доме, внушительных размеров парадная кровать – по крайней мере, такой она мне показалась, – высокие зеркала, в которых я впервые увидела себя в полный рост, – все поразило меня несказанно, но более всего удивительная прелесть моей маленькой подопечной. Впрочем, были и другие неясные ощущения, оставившие смутный осадок в душе. К счастью, я сразу же поняла, что с миссис Гроуз мы пол