Вырин быстро прошел на кухню. Форточка была распахнута настежь, а металлический поднос еще дымился.
– Он был здесь, – поворошив перчаткой тлеющую бумажную массу, определил капитан. – Минуту назад был.
– Гляньте, вышвысбродь, еще дверца, – подал голос стоявший за кухонной плитой нижний чин.
– Почему не перекрыли?! – взревел полковник, подлетая к унтер-офицеру, командовавшему обходной группой.
– Так перекрыли, – пятясь от своего начальника к окну, объяснялся унтер-офицер. – Ахмет, дворник, с ребятами через каморку истопника шел…
– За мной, – выхватывая из-под пальто револьвер, устремился в третью дверь Вырин. Лестница вниз была неудобной и крутой. Да к тому же грязной и скользкой – сразу было видно, что ей давно не пользовались. Вырин бежал по серпантину закругленных ступенек, спиралью уходивших вниз, обтирая пальто об осыпающуюся штукатурку влажных стен. Чуть выше тяжело сопели спускающиеся следом чины жандармерии. Первая фигура в черном мундире просто сидела на ступенях, немного привалившись к стене. Револьвер, из которого не успели произвести ни одного выстрела, повис скобой на откинутом указательном пальце мертвой руки, в ногах валялась упавшая бескозырка. Что жандарм мертв, Вырин понял сразу и, просто перемахнув через него, припустил вниз по лестнице с удвоенной силой. На второе тело капитан наткнулся уже в сереющем проеме двери, выходящей во двор. «Проклятье, и этого зарезали без звука!» – только и успел отметить про себя Вырин, когда в дверном проеме на долю секунды мелькнул темный силуэт. И тут же, оглашая весь двор прыгающим хрипом, зашелся офицерский свисток дворника Ахмета. Держа револьвер наизготовку, Вырин осторожно выглянул наружу, а затем упруго подался всем телом вперед. Бежавший по двору человек быстро оглянулся на ходу и, как показалось Вырину, лишь слегка коснулся ладонью оказавшегося у него на пути дворника. Свист оборвался на высокой ноте – бедняга Ахмет, кувыркаясь, полетел на брусчатку двора. Недолго думая, Вырин вскинул револьвер и открыл огонь по удаляющемуся беглецу. Пули гулко запели в колодце двора, одна из них раскрошила штукатурку на закругленной стене арки, в которую мгновение спустя забежал преступник. Хлопнула дверь подъезда. Догоняя капитана, по двору неслись жандармы. С Выриным поравнялся городовой, держа в одной руке револьвер, а в другой зачем-то обнаженную шашку. Когда заскочили в арку, прямо из темноты визжащими светлячками навстречу полетели пули. Лязгнул упавший на брусчатку револьвер. Схватившись за живот, споткнулся нижний чин рядом. За спиной у Вырина, присев на корточки, напряженно всматривался в темноту городовой, опустив шашку и тяжело дыша. Короткой перебежкой капитан переместился из-под арки за угол соседнего дома. Боковым зрением успев заметить перелезающую через ограду фигуру, высунулся из-за угла и несколько раз выстрелил в направлении замеченного человека. У ограды раздался сдавленный вскрик. Не опуская револьвера, Вырин устремился к ограде, когда выпущенная практически с десяти шагов пуля попала ему в плечо. Капитан укрылся в дверной нише подвернувшегося по пути подъезда. Он почти слился с выщербленной каменной стеной, прижимая ладонь к простреленному плечу. Стрелявший человек как ни в чем не бывало ловко перемахнул через ограду и, петляя, побежал в сторону железнодорожных строений. Когда Вырин схватился за решетку ограды, беглеца уже и след простыл. Капитан попытался подтянуться, но раненая рука не слушалась. Подскочил городовой с шашкой наголо.
– Ушел, – тяжко выдохнул Вырин и осел на фундамент ограды, так и не перебравшись на другую сторону. Сквозь его пальцы и по рукоятке револьвера липкими струйками сочилась кровь.
Городовой полез было на ограду, прямо как был, с шашкой и наганом в руках.
– Поздно уже, упустили, – остановил его снизу Вырин. Поморщившись, оглядел грузную запыхавшуюся фигуру рядом с собой. – Убирайте вашу селедку, бесполезно теперь шашкой махать…
Вбежавший через полминуты во двор с остальными жандармами полковник быстро оценил обстановку и громко помянул второй раз за эту ночь нечистую силу:
– Ч-че-о-орт! – раскатисто прогремело среди ночных домов.
Вырина перевязали на квартире, куда вернулись производить обыск. Жандармский полковник был мрачнее тучи – двое убитых, двое раненых, из них один тяжело. Преступнику удалось скрыться. Да еще на кухне жалобно подвывал дворник Ахмет, утирая мокрым полотенцем разбитые губы и шамкая ставшим сегодня спереди беззубым ртом. Свистеть в свисток ему теперь долго не придется…
На квартире не обнаружили практически ничего достойного внимания. Были найдены только некоторые предметы мужского гардероба и… абсолютно никаких бумаг. Ни листочка. Лишь в ящике стола лежала небольшая шкатулочка. Высыпав из нее на стол ордена, Вырин здоровой рукой разложил их на столешнице. Ленточка ордена Св. Станислава была в бурых пятнах. Кровь, причем застарелая.
«Эх, Царствие тебе Небесное, штабс-ротмистр Хлебников, – произнес мысленно Вырин. – Далеко отсюда сложил ты свою молодецкую головушку…»
На следующий день в морской форме и с рукой на черной перевязи капитан Вырин стоял навытяжку в кабинете адмирала Рожественского, только что закончив доклад о проведенном расследовании. Адмирал долго молчал. Подошел к дверце сокрушенного им накануне шкафа. Стекло было вставлено новое, а вместо разбившейся модели парусника стоял искусно исполненный в миниатюре макет броненосца типа «Бородино».
– Как вы себя чувствуете, Афанасий Николаевич?
– Спасибо, ваше превосходительство, все в порядке.
Рожественский задумчиво посмотрел на модель броненосца:
– Вторая эскадра собралась в Кронштадте. Скоро уж выходим, слава богу…
Вечером Вырин сидел в маленьком кафе на Петербургской стороне с жандармским полковником. Немногословно обсудили последнее дело.
– Выражение-то какое подобралось – «террористический акт», – имея в виду случившееся на «Славе», произнес полковник. И, покачивая перед собой коньячный бокал, будто бы попробовал слово на вкус: – «Теракт». Господи, с какой еще заразой мы в России-матушке столкнемся…
От последних дней у Вырина остался тяжелый осадок:
– Эх, перевестись бы от этой заразы на корабль. Хоть на миноносец, хоть на канонерку, да хоть на буксир. Там все понятно: вот ты, а вот враг.
– Устал ты, Афанасий.
Вырин грустно усмехнулся уголком рта, слегка кивнул согласно и чуть пригубил свой коньяк.
– Но кто-то же должен бороться с заразой здесь, дома, – серьезно заметил полковник. – Иначе все заболеем. А дом надо содержать в чистоте.
При последних словах собеседника Вырину отчего-то представился дворник Ахмет, пострадавший минувшей ночью. И, несмотря на весь драматизм произошедшего на Лиговке, капитан все же улыбнулся.
24
Армада японского Объединенного флота третий месяц находилась в районе островов Эллиот. С началом войны этот квадрат был избран японским командующим в качестве операционной базы для ведения боевых действий против Порт-Артура. Стоя на якоре, дымили трубами махины броненосцев, непрерывно вели дальнюю и ближнюю разведку крейсера, каждую ночь уходили в рейды к берегам Ляодуна отряды миноносцев. Между стоящими на якорях главными силами регулярно сновали транспорты с углем и всеми необходимыми припасами – служба снабжения была поставлена и действовала образцово. Флот Микадо не только безраздельно господствовал в акватории Печилийского залива, но и надежно обеспечивал коммуникации японских сухопутных сил на материке. Все перевозки в Желтом и Японском морях были практически безопасны для Страны восходящего солнца. Русская эскадра, понесшая тяжелые потери, была загнана на внутренний рейд Порт-Артура, вражеские корабли, оказавшиеся по воле случая после открытия боевых действий в портах Чемульпо и Дальнего, уничтожены, а отряд владивостокских крейсеров бездействовал в силу погодных условий. Да и не слишком сильны эти русские крейсера во Владивостоке, чтобы беспокоиться из-за них всерьез, к тому же они малочисленны. Армии маршала Ойямы, высадившись в Корее, ведут победоносное наступление. Русские войска сбиты со своего рубежа на реке Ялу, отступили после сражения при Тюренчене, японцы движутся в ляоянском направлении, а 3-я армия генерала Ноги готовится к вторжению на Ляодунский полуостров с севера. Когда сухопутные рубежи русской крепости падут, конец находящемуся там вражескому флоту придет сам собой. А если его остатки попытаются вырваться из артурской мышеловки, японцы перетопят их без особого труда. При этом сам японский флот никаких существенных потерь не понес – поврежденные в морских сражениях корабли уже вновь находятся в строю. Все так, все идет по заранее разработанному плану, но…
«Но-но-но», – твердил мысленно адмирал Того, сидя над картами в адмиральском салоне своего флагманского броненосца «Микаса». Это проклятое «но» сидело в его голове, с ним он засыпал, с ним он пробуждался. Вот и сейчас, глядя на карты морей и заливов Дальневосточного региона, Хейхатиро Того как-будто хотел прожечь их взглядом. О, если бы боги наделили его зрением, способным видеть в реальности происходящее на этих разрисованных условными знаками квадратах! Хейхатиро, не раздумывая, отдал бы за это все, включая и саму жизнь. Впрочем, не раньше, чем исчерпал бы ее до самого дна на службе императору и отечеству. Несмотря на то что он сейчас находился совершенно один, адмирал с почтением взглянул на висевший в рамке портрет императора.
«Служба, сначала служба до последней возможности и лишь потом смерть. Иначе не случится полной отдачи и результат будет скромен», – произнес про себя японский адмирал и вновь склонился над картами. Несомненные японские успехи первых месяцев войны омрачала ситуация с отрядом кораблей адмирала Макарова. Ситуация, прямо скажем, загадочная и тревожная. Это и было то самое проклятое «но», которое неотступно беспокоило Хейхатиро Того днем и ночью. Поведение русского адмирала совершенно не вписывалось в четкий и логичный, до мелочей продуманный японский замысел ведения войны на море. Замысел, возможно, не особо оригинальный, но зато простой и надежный. Теперь же… Однако восстановим все события по порядку.