Она облизывает губы, ее взгляд опускается на ноги. Если она вообще может видеть их за моей огромной эрекцией, которая упирается ей в живот. Она дерзка, но в то же время заинтересована. Проблема в том, что я думаю, что версия ее, которая заинтересована, также является версией, которая отсосала бы у меня за рецепт на ксанакс. И это разбивает мое гребаное сердце.
-Что скажешь, Бейлс? Я провожу тыльной стороной пальцев по ее грудной клетке, направляясь на север.
Ее дыхание учащается. Она не отбрасывает мою руку. У меня пересохло во рту. Я хочу этого, но также знаю, что не должна этого делать. Я останавливаюсь, когда мой указательный палец почти достигает изгиба ее груди. Мы молча смотрим друг на друга. Она перед нами на серебряном блюде. Все, что мне нужно сделать, это насытиться.
-Должен ли я? - Шепчу я.
Едва заметный кивок. Едва заметный. Но я вижу его.
Мне требуется вся моя сила, чтобы отстраниться и покачать головой. - Господи, Голубка.
Это приводит ее в ярость, и она наступает мне на ногу всеми своими ста пятнадцатью фунтами, пытаясь оттолкнуть меня. - Да пошел ты.
Я не сдвигаюсь ни на дюйм. Я огромный, а она маленькая. Физика ей не друг.
-Чем ты занимаешься, Голубка?
“Ничего, но сейчас ты действуешь мне на нервы, так что отвали от моего дела”.
“Тебе нужно пройти реабилитацию. То, что ты не употребляешь, не означает, что ты - это ты”.
“Я - это я”. Она снова толкает меня, ее глаза сверкают от ярости. “Это просто та сторона меня, которую я спрятал, чтобы убедиться, что я вписываюсь в жизнь всех остальных. Что ж, каждый может смириться с этим ”.
-Если ты трезвая, то не возражала бы пойти в реабилитационный центр. ” Я прижимаюсь к ней грудью, теряя терпение. - Признавайся, или, клянусь Богом, я переверну весь этот дом вверх дном, чтобы найти твою заначку.
“Фу. Скажи это, не брызгай слюной, Лев”.
Лев? Теперь я Лев?
Она вытирает воображаемую слюну со своего лица. “Взяла листок из книги Вона и Пенна? Пробуешь свои силы в роли большого, злого хулигана?” Она подтрунивает надо мной, ее глаза, голубые, как замерзшее озеро, прищуриваются к моим. Они полны презрения. “ Я не хочу тусоваться с твоей задницей. Смирись с этим.
“Ты действительно так разозлился из-за истории с Талией, или ты просто не в своем уме, потому что всегда под кайфом?” Я отталкиваю ее назад, и мы обе оказываемся близко к краю бассейна.
-Я не собираюсь! Теперь ее очередь давить на меня. - Мне все равно.
-Тебе не нужно беспокоиться о Талии.
Она в бешенстве, но это, кажется, привлекает ее внимание. “Почему?”
-Потому что она - это не ты.
Она качает головой, внезапно выглядя усталой. “Я никогда не была достаточно хороша. Вот почему сейчас, когда я веду себя далеко не идеально, все так расстроены. Ты в том числе. Серьезно. Просто ... уходи”.
Я ненавижу, что ее голос звучит грустно. Я ненавижу, что она все еще топлесс и даже не осознает этого. Она потеряла свою гордость. Или, может быть, это что-то другое, чего у нее больше нет. В любом случае, это сделало ее собой.
Вздыхая, я говорю: “Послушай, я не знаю, что взбрело тебе в голову, но если это так важно, я порву с ней. Проблема решена”.
Она откидывает голову назад и холодно смеется. Мои внутренности скручиваются в тугой узел.
Когда ее фальшивое хихиканье стихает, она пожимает плечами. “ Я не хочу, чтобы ты расставался с Талией. На данный момент она - твое единственное достоинство.
-Что, черт возьми, это значит? Я хмурюсь.
-Она мне нравится. Она надувает губы, изучая свои ногти, сложив руки на груди. “Она жуликоватая”.
“Вы, ребята, теперь лучшие друзья или что-то в этом роде?”
“Почему? Ты тоже управляешь ее жизнью и дружбой на микроуровне?” Бейли быстро подныривает под мою руку, хватает с пола свой укороченный топ с MTV и натягивает его.
“Нет, Талия - не мое дело. Но ты такой ”. И, честно говоря, это звучит дерьмово, но я не уверен, что хочу, чтобы они тусовались вместе. Талия знает нескольких сомнительных личностей.
“Ты закончил распространять свою ядовитую мужественность, как собака, писающая на мебель?” Она входит в дом.
-Еще остались диван и кухонный стол, - рычу я, следуя за ней. Правда в том, что я вторгаюсь на территорию хулиганов и не хочу переступать эту черту.
Мне нужно придумать, как позаботиться о ней и при этом дать ей пространство. Но сначала мне нужно знать, трезва ли она и не может ли расслабиться, если… - Я хочу, чтобы ты помочилась в чашку, Голубка.
Она вздыхает. - Иди домой, Лев.
Я хватаю ее за руку за секунду до того, как она поднимается наверх, прижимая наши подвески с голубками друг к другу. Они щелкают, и по мне пробегает разряд электричества.
Мои пальцы дрожат, когда я переплетаю их с ее. Мы играем пальцами, которые успокаивали меня, когда мы были маленькими. Она слегка вздыхает. Наши взгляды встречаются. Мир вокруг нас отступает, словно рушатся стены. На одно короткое мгновение мы снова на свободе.
-Ты сказала, что никогда мне не откажешь. Что ты всегда будешь рядом со мной. Я чувствую себя глупо, напоминая ей об этом. “В лесу, помнишь?”
Ее нижняя губа дрожит. Она вот-вот заплачет. “ И я буду рядом с тобой. Но я никогда ничего не говорил о том, что хочу, чтобы ты была рядом со мной.
Я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Сломленной. Потерянной. Безнадежной. Я люблю тебя, Лев Коул. Но я хотела бы разлюбить тебя. Само твое существование - это слишком для моей души”.
Ее слова проникают сквозь кожу и мышцы, клетки и кости. Бейли останавливается на середине лестницы, держась за перила. Она похожа на королеву, обращающуюся к своему скромному подданному. “Если бы я действительно была твоей голубкой, ты бы позволил мне улететь. Освободи меня, Лев. У тебя есть девушка, похожая на меня, которая обожает тебя, и я не могу позволить себе такую драму в своей жизни. Ты мое солнце. Какой бы ты ни была прекрасной, я могу восхищаться тобой только издалека.
ГЛАВА 8
Бейли
Отбросив альтруистические намерения, я не очень хорошо справляюсь со всей этой историей с Левитанией.
На самом деле, я думаю, было бы справедливо сказать, что я вообще с этим не справляюсь. Я упорно игнорирую Льва, хотя ужасно по нему скучаю.
Он изменился, и я только сейчас вижу, как далеко он ушел от ребенка, с которым я нянчилась всю свою жизнь. Лев больше не соседский мальчик. Теперь он мужчина в особняке через дорогу.
Мужчина, который работает над своими винтажными машинами на улице, на солнце, без рубашки, жир портит его потную, загорелую упаковку пива, которая восхитительно выгибается при каждом вдохе.
Впервые в жизни мои эмоции берут верх над логикой. Сцена двухдневной давности на моем заднем дворе продолжает крутиться у меня в голове.
Почему я наговорила ему столько обидных вещей? Что ж, он действительно подзадоривал меня. Сказал, что я ревную к его девушке. Предложил мне заняться с ним сексом. И, возможно, в то же утро я нашла остатки обезболивающих, а возможно, и нет, так что, возможно, я была немного под кайфом.
Дело в том, что у меня характер INFP. Я посредник. Опекун. Я избегаю конфликтов любой ценой и обычно легко прощаю людей, не то чтобы Лев должен передо мной извиняться за то, что встречается с кем-то. Просто новость поразила меня на удивление сильно.
Мысль о том, что Леви обнимает кого-то другого, целует кого-то другого, любит кого-то другого ...
Хуже всего то, что я получаю удовольствие от внимания, которое он мне уделяет, даже когда оно негативное. Вот почему я так ужасно с ним обращаюсь. То, как он ищет меня, пока я игнорирую, давлю и наказываю him...it Вызывает болезненный трепет’ и я не горжусь им. Но я не могу остановиться.
Звук сбивает меня с моего положения, когда я леплю снежных ангелов на своей кровати. Он доносится из-за моего окна и кажется смутно знакомым. Я вскакиваю с кровати и распахиваю окно своей спальни, высовывая верхнюю часть тела наружу и перегибаясь через подоконник.
Лев здесь. Он расположился у моего окна, стоя под проливным дождем с бумбоксом на плече. "Когда плачут голуби” играет на полную мощность. Я хмуро смотрю на него.
-Здесь спят люди! Я упрекаю его. Я не знаю, смеяться мне или плакать.
Он закатывает глаза, меняя положение бумбокса на своих безумно огромных дельтовидных мышцах. “ В девять вечера? Я так не думаю. Спускайся, Голубка.
-Я не могу. Я прикусываю нижнюю губу.
Он кивает, постукивая себя по виску. “ Верно. Теперь я вспомнил. Ты единственный девятнадцатилетний парень, которого я знаю, кто наказан.
Я ныряю под свое окно, нахожу что—то — блестящую ручку - и бросаю в него в отместку. Это настолько первоклассно, что смех застревает у меня в горле, но это то, чего я никогда раньше себе не позволяла. Просто будь глупой.
-Мы что, так и играем, да? Его брови взлетают к небу, и он кладет бумбокс на землю, засовывает руку в карман и роется в поисках патронов.
Он находит черную кредитную карточку. “Надеюсь, ты готов к этой вырезке из бумаги, Фоллоухилл!” Он швыряет ее в меня.
У него отличный бросок — что никого особо не удивляет — и он попадает мне прямо в лоб. Я ахаю. Он смеется. Я беру книгу, которую читаю, — честное слово, священную книгу Маркса — и швыряю ее ему в грудь.
Он швыряет в меня батончиком мюсли.
“Почему у тебя в кармане батончик гранолы?” Я кричу.
“Почему бы и нет?” Все еще идет дождь, и он выглядит ужасно. Красивый беспорядок. “Я растущий мальчик, понятно? Всегда голодный”.
-Ты уже слишком большой для некоторых домов.
-Хотя у меня как раз подходящий размер для твоего тела. Обещаю.
Что-то расслабляется в моей груди. Мое беспокойство немного рассеивается.
-Эй, я подумал о том, что ты сказала. ” Он пинает стереосистему, чтобы она заткнулась, потому что мы едва слышим друг друга из-за дождя и музыки. “Может быть, ты и прав. Может быть, я и солнце. Но ты - небо, и я не могу жить без тебя. Ты знаешь, как выглядит небо с тех пор, как ты переехал в Джульярд?” - спрашивает он. Мое сердце сжимается в груди, как лист бумаги, невпечатляющий набросок.