Вертеп представлял собой небольшой деревянный ящик или домик в два яруса: в верхнем представляется серьезная часть «действия» (духовная), а в нижнем – интермедия. Его носили по домам в святой вечер – грамотные мещане, дьяки, школьники и церковные певчие, разыгрывая представления. Таким образом, вертепная драма с самого начала была тесно связана со школьным театром. Кроме того, в вертепе нельзя не усмотреть параллели с европейским представлением марионеток.
До наших дней сохранилась «Рождественская драма» для вертепа, написанная Д. Ростовским (Туптало)[543]. Недавно она даже исполнялась в Петербурге Вертепным театром.
У Дмитрия Ростовского по барокковой традиции использовалось много аллегорий: олицетворение гнева, смерти, человеколюбия Божия. Библейский сюжет был приближен к украинским реалиям. Валаам был выставлен звездочетом. Пастухи, с чубами и усами, говорили с резко выраженным украинским колоритом: «Грицьку! – А що, Прицьку?». Во втором действии вертепа события вообще переносились в XVII век: казаки борются с ляхами. Главное действующее лицо – запорожец, как символ народной силы[544]. В других вариантах вертепа основными персонажами также выступали запорожец и шинкарка, дед и баба, солдат, пономарь, пастух, наряженные в национальные костюмы и разговаривающие на сочном народном языке.
Как здесь не вспомнить Гоголя, с его незабвенными «Вечерами на хуторе близь Диканьки»… Правда, мало кто задумывается, что Николай Васильевич, рисуя мифологизированную картину Украины, часто помещал действие своих рассказов во времена Украинского гетманства («Сорочинская ярмарка», «Ночь перед Рождеством», «Вий», «Пропавшая грамота», «Страшная месть» и др.). Создавая свои яркий, смачные образы, Гоголь опирался на украинскую традицию, по выражению В. Перетц, будучи «художником-завершителем предыдущего периода развития малорусской литературы…». Интересно, что один из предков Гоголя, Танский («стихотворец во вкусе площадном») был известен как автор интерлюдий, и у современников пользовался славой Мольера.
Этот род литературных произведений – интермедия – был очень популярен в Украине. Народный юмор и своеобразное отношение к чертовщине находили отражение как в вертепе, так и в классическом школьном театре.
Вертеп был, безусловно, любимым развлечением Украинского гетманства, охватывавшим довольно широкие круги духовенства, мещанства и старшины. Школьная драма была более элитным досугом, куда могли попасть далеко не все желающие.
Школьные драмы проникли в Украину из Европы, где они получили особенное развитие в Германии. Исполнялись они в основном учениками коллегиумов-школ (отсюда и название). В XVI в. постановка школьных драм в гимназиях и латинских школах становится обязательной (не менее одного раза в год) и получает большое значение в развитии идей гуманизма. Именно иезуиты стали обращать внимание и на внешнюю обстановку представлений, добавляя к классической риторике черты итальянской пасторальной и оперной поэзий.
Сведений о наличии школьных театральных представлений, в которых, в отличие от вертепа, играли не куклы, а живые люди, в украинских образовательных заведениях XVI в. – в Острожском коллегиуме или братских школах мы не встречали. Но уже П. Могила устроил в своей школе театр по примеру немецких университетов и польских коллегиумов. Сначала там играли латинские и польские моралите и мистерии[545]. Позже появились и собственные пьесы.
В литературе существует представление о школьном театре, как о нудном и никчемном, т.к. он якобы имел исключительно педагогические и морально-религиозные цели. На самом деле этот вид театрального искусства, по выражению В. Перетц, «украшали не только полуголодную и однообразную жизнь бурсака, но также различные академические и публичные торжества… было в нем что-то, что привлекало к нему и исполнителей, и зрителей помимо религиозной фабулы. Мы же знаем, что исполнители вовсе не имели слепой покорности ангелов»[546].
В Киевской академии, как мы уже говорили, представления устраивались по определенным датам и обставлялись с большим пафосом. Присутствие на представлениях первых лиц Украинского гетманства, разумеется, делало еще более желанным попадание в театр. Помимо гетманов, старшины, духовенства и мещанства, на школьную драму приходили матери и сестры студентов[547]. Видимо, эти постановки были серьезным событием для украинского общества. Сохранились даже программки таких представлений – например, премьеры пьесы «Алексей, человек Божий». Правда следует сказать, что программки тех времен не перечисляли исполнителей, но только краткий пересказ содержания[548].
Вот как описывал В. Горленко школьную драму в Киевской академии: «На площади перед Братством было особенное оживление. Любимое детище старого Киева – коллегиум, недавно названный академией, в тот день справлял ежегодное торжество. Перед разъездом студентов, по окончании годовых испытаний, устраивалось театральное представление, которого ожидали и к которому готовились давно. На этот раз профессор пиитики Лаврентий Горка ставил в первый раз свою пьесу… К братской ограде народ прибывал в экипажах и пеший. Большой двухэтажный каменный корпус, построенный Мазепой, уже светился огнями. Там “на конгрегации”, в зале торжественных собраний устроена была сцена, туда и стремился народ. Далеко не все из студентов могли попасть в самую залу: их так много, свыше 1000, было в то блестящее для академии время. Зрителями на спектакль допускались, разумеется, только старшие. Из младших, в число счастливцев, попали лишь участвующие в самой пьесе, где было множество хоров и «воинств». Не попавшие в залу толпились у окон, глядя пока на стеснившуюся в зале публику и прочитывая издали искусно разрисованную, огромную афишу…»
Как мы уже говорили, пьесы писались преподавателями Киевской академии, многие из которых стали признанными и популярными авторами. Сюжеты представлений, хотя чаще всего являясь религиозными, не были простым подражанием аналогичных действий в Европе, но базировались на собственных идеях. Часто произведения писались на злобу дня, посвящались украинским героям и деятелям – казацким полководцам, церковной элите, гетманскому окружению, преподавателям академии. К тому же в основу сценической формы была положена греческая античная классика. Не довольствуясь ею, украинские авторы использовали римское нововведение – трагикомедию. Феофан Прокопович был одним из активных поборников этого направления: «В нем остроумное и смешное смешивается с серьезным и печальным»[549].
В пьесах, ставившихся в Киеве, как и во всем украинском барокко, большое внимание уделялось метафоре. Декоративное оформление представления, грим и костюмы актеров – все имело смысловой оттенок, который, замечу, был хорошо понятен современникам (в отличие от нас с вами)[550].
Другой особенностью украинского театра была аллегория: сплав античной мифологии с образной системой Библии. Украинское барокко не видело ничего предосудительного в использовании античных аллегорий в христианских сюжетах[551].
В гравюрах украинского барокко мы тоже повсеместно встречаем аллегорические образы: Украина – одетая в порфиру коронованная дева, которая просит покровительства у митрополита киевского Иосифа Краковского (И. Щирский «Всенародное торжество»). Аллегория Днепра – в виде музицирующих русалок (Л. Тарасевич), город Киев – в виде обвитой лавровыми гирляндами беседки[552]. Скорее всего, именно так выглядели эти действующие лица и в театральных постановках.
Скупые свидетельства современников позволяют нам более-менее точно представить, как ставилась школьная драма. Это было полноценное представление с декорациями, костюмами, гримом, режиссурой и спецэффектами. В барокковом стиле изображалось место действия, причем чаще всего в аллегоричном виде. Например, рай представлялся в виде роскошного сада (столь уместного на Украине), пекло – в виде змея, который иногда отрывал пасть, из которой валил дым.
Исторические пьесы использовали довольно скупые декорации. Каждое действующее лицо имело в руках символы, которые отличали один от другого. Зато само представление было наполнено эффектами: переодевания, кровавые сцены, мертвецы, воскресение Христа, огонь, полеты и т.д. Избиение младенцев изображалось теневым театром, жертва Христа – образом чаши, смерть символизировалась изображением мака (эта же аллегория использовалась и при архитектурной отделке)[553].
Не менее разнообразными были и звуковые приемы – гром, плач, пение, хоры[554].
В нужный момент раздавались голоса из бездны или с неба, появлялся дьявол или божество. Руководил представлением режиссер, а исполнителями эффектов были актеры и очень часто – машинист (он метал «громы и молнии», с помощью его приспособлений актеры проваливались под сцену или наоборот «парили в небесах»). Все это делалось с целью привлечь внимание зрителя, обратить его внимание на тот или иной момент, усилить напряжение. Так как в целом структура пьес была декламационной, в них было мало действия, нужно было как-то нарушать это однообразие. Для этого, например, устраивали всевозможные переодевания. Очень популярными и встречавшими неизменный успех у зрителей были постановки краж или обмана (например, незадачливому купцу продают всякую мишуру вместо соболей)