Вы можете вспомнить, что более легким способом самоубийства, чем путешествие на глазах врагов по морю в парусных корытах, у скандинавов было повешение, освященное примером самого бога Одина. Нельзя предположить, что на долбленках везли грузы, в то время как сами русы передвигались на судах викингов: ведь перемещение совершал единый флот. Принципиально разные мореходные качества судов просто рассыпали бы его. Да и Константин Багрянородный никакого разнобоя в судах русов не отмечает. Остается заключить, что пресловутые моноксилы были просто морскими и речными ладьями — килевыми судами по типу кораблей викингов, для которых славянские племена при необходимости заготавливали материалы: бревна, доски, упругие корни и ветви.
Именно на таких кораблях русы не только торговали, но и успешно атаковали берега Византии, с переменным успехом сражаясь против ромейских дромонов и триер, причем даже крупные хеландии могли отразить их атаку, только поставив на носу, корме и по бортам установки греческого огня. В описании морских сражений 941 года греки называли их просто «скедиями» — легкими судами. Чуть позже русы воевали на своих «скифских ладьях», которые иногда были достаточно большими, чтобы их можно было назвать «дромонами». В любом случае, и на войне против русов, и в союзе с ними против арабов ромеи не видели никаких удивительных «моноксил».
В русских летописях в связи с походами в Царьград и усобицами до XII века упоминается только один тип судна — ладья, пригодная и для войны, и для торговли. Число воинов в морской ладье стандартно — 40. Это невозможно много для долбленки, но вполне уместно для судна викингов класса река-море. Сравнительно с драккаром, ладья была легче, ведь ее приходилось многократно переволакивать и на пути «из варяг в греки», и на еще более богатом Волжском торговом пути с Балтики в Каспий. Все наши речные пути были с «переволоками», которые ладьи преодолевали по суше. Легкость достигалась, в частности, за счет более низких бортов. Весла не проходили через отверстия в бортах, как на хорошо сохранившихся драккарах в знаменитом музее в Осло, но вставлялись в упомянутые императором уключины. Как и у скандинавов, каждым веслом греб один воин. Поэтому «Повесть временных лет» рассказывает, как Вещий Олег взял с Константинополя дань «на уключину», то есть на каждого дружинника. Уключины, необходимые при низком борте ладьи, найдены археологами, например, в слоях X века в Старой Ладоге — древнейшем центре контактов славян и финно-угров с викингами[91].
Нельзя сказать, чтобы низкий борт ладьи, слабо защищающий гребцов от метательного оружия, не беспокоил русских дружинников. Конечно, и викингам приходилось крепить по бортам щиты, чтобы защитить головы и плечи гребцов. Но, похоже, только лихой воевода князь Изяслав Мстиславич в 1152 году догадался полностью прикрыть гребцов досками. Стрелков в броне он поставил на возвышении, а весьма уязвимых кормщиков — не только на корме, но и на носу своих боевых ладей, ходивших, по словам летописца, без разворота (полный поворот требовал только разворота гребцов на скамьях). Новшество принесло Изяславу победу в стычках с Юрием Долгоруким на Днепре, у Вышгорода и Витичева, и в итоге закрепило за ним киевский стол[92].
Итак, невзирая на попытки историков навязать славянам и русам долбленки, мы все-таки правильно представили себе, как выглядела стандартная древнерусская ладья. Древлянские мужи пришли в гости к княгине Ольге на небольшом судне, вдвое меньше боевой ладьи. Они сидели на скамьях, по одному человеку с каждого борта, имея 9 пар весел, кормчего и впередсмотрящего. Из раскопанных археологами судов викингов к этому случаю подходит небольшое торговое судно 11,2 на 2,5 метра. Борта его явно были увешаны щитами, остальное вооружение надето на древлян. В те времена выходить за порог дома без оружия было не принято. Тем более — совершать визит в соседний племенной центр, князя которого древляне только что убили. Для одной Ольги мужей было многовато. И нам самое время разобраться, кто такие эти мужи.
Мужи
Муж — фундаментальное понятие традиционной патриархальной культуры. Бородатые мужи с оружием в руках владели при княгине Ольге всей Евразией, от Ирландии до Японии. Всюду господствовало право силы. Эта сила принадлежала большому числу энергичных, независимых и вооруженных взрослых мужчин. Даже Империя ромеев с ее развитыми законами и государственным аппаратом опиралась на стратиотов — ополчение местного (в европейской части в основном сельского славянского) населения. Возглавляли империю, прихотливо сменяя друг друга, наиболее храбрые, мудрые и коварные мужи, включая выходцев из дальних провинций и даже простых крестьян. «Грозен и лют этот муж», — сказали о сыне Ольги, великом князе Святославе, хитроумные греки; муж, который презирает богатство, но любит острое железо, достоин того, чтобы получать дань. Так говорило еще Древнейшее сказание, так этот текст вошел в летописи. Но и сами ромеи признавали в то время силу законным правом.
Физически мужем был мужчина в расцвете сил и разума, не мальчик и не юноша. Неясно, в каком возрасте в X веке юноша становился мужем и был ли такой возраст определен вообще. В XVII веке условно называли 22 года, но в древности число лет значило мало. Молодой человек должен был выглядеть, действовать и говорить, как муж, и быть признанным окружающими в этом статусе. В идеальном представлении древнерусский муж воплощал в себе силу, разум, храбрость и независимость. Независимость ценилась очень высоко. Самыми сильными, а потому самыми независимыми и в наибольшей степени «мужами» были русский князь и его воины.
Все они, сам князь, его воспитатель-дядька, воевода, старшие дружинники (позже они станут боярами), для древнерусских авторов — мужи. Обычно их называют по высоким званиям, но о князе, как мы видели, могут уважительно сказать «муж», и о его наиболее видных воинах — «княжьи мужи»[93]. Именно таких «мужей» легендарный воспитатель княгини Ольги Вещий Олег «посадил» по городам — центрам славянских союзов племен, которые он с большим или меньшим успехом объединял под своей властью. Через полтора столетия после него «Русскую правду» Ярослава Мудрого переделывали по требованиям времени его сыновья-князья «и мужи их, Кснячко, Перенего, Никифор».
Воины присягали на верность князю, оставаясь лично свободными мужами. А вот главные слуги князя: огнищанин (мажордом), тиун, доезжачий, — которым он доверял управление своим имуществом и хозяйством, были его домашними рабами-холопами. Они добровольно, по договору-ряду, отказывались от личной свободы, чтобы стать частью «семьи» на срок жизни их хозяина. В хозяйстве князей и других видных мужей работало множество менее видных холопов, как «рядовичей», так и «закупов», попавших в домашнее рабство за долги, продавших себя или проданных их близкими. В число этих подневольных слуг входили холопы из людей, захваченных в военных походах, причем в основном на Руси. Общее мнение было однозначно: холоп — не муж, он лишь служит мужу, который за него отвечает перед другими мужами.
Смерды-крестьяне, составлявшие основную массу населения Древней Руси, были людьми свободными, но… мужами не считались. Можно лишь предположить, что виной тому — их глубокая, хоть и мало отраженная в источниках зависимость от сельской общины-верви. По крайней мере сыновья Ярослава Мудрого и их мужи в 1172 году ничтоже сумняшеся возложили на верви круговую повинность, назначив самый высокий штраф за убийство холопа-огнищанина, и лишь за ним — за убийство княжьего мужа или княжьего тиуна. Возможно, сравнительно мирные смерды не считались мужами потому, что князья возложили на них налоги и повинности. Это сделала, как увидим, как раз княгиня Ольга. Разделение населения Евразии на тех, кто дает, и тех, кто берет, было довольно глубоко и явно выражалось внешне, как мы с вами еще увидим.
Историки дискутируют, жили смерды уже соседскими или еще родовыми общинами. Рассказ «Повести временных лет» о брачных «игрищах меж селами» с танцами и песнями, которые восточнославянские племена (кроме полян, «тихо и кротко» отдававших девушку за выкуп) устраивали «меж сел», с «умыканием» девушки, слюбившейся с парнем[94], в другое село, говорит нам о родовой общине. Это соответствует представлениям о племенах и союзах племен, основой которых были сельские родовые общины. В то время как города, находясь на территории племенных союзов и будучи связанными с ними, явно представляли собой общины соседские, судя по археологии, не одноплеменные и даже не мононациональные. Рискну предположить, что города уже в X веке господствовали над сельскими общинами. В них жили военные лидеры племен — князья, их воины и свободные мужи-ремесленники; здесь имели дворы бояре-землевладельцы, собственные нивы, скот и зависимые люди которых находились среди старинных племенных вервей.
Но… разве князья русские не были господами в городах? Разве они не брали с градских мужей налоги и подати, не заставляли их выполнять повинности? Нет! В благословенные времена княгини Ольги и нескольких поколений ее потомков князья не были господами горожан. Не только в Новгороде двор князя стоял за городскими стенами — в Киеве Ольга с мужем и дружиной жили также на выселках. Горожане или призывали князей на службу, или соглашались, чтобы те исполняли обязанности военного защитника и третейского судьи за определенную плату. Мы познакомимся с этими обычаями чуть позже. Сейчас довольно сказать, что русский князь жил и содержал дружину в основном за счет косвенных, судебных и таможенных сборов.
Конечно, градские мужи могли в экстренном случае добровольно пожертвовать князю на его войско часть своего добра. Это нисколько не умаляло чести градских мужей. В 1018 году правнук Ольги Ярослав Мудрый потерпел поражение на войне и вздумал бежать за море. Тогда новгородцы во главе с посадником (выборным главой города) Коснятином, сыном Добрыни, изрубили его ладьи и «начали скот (то есть деньги. —