Дружина призадумалась. В Киеве находилась княгиня Ольга с наследниками Святослава. Старшему его сыну Ярополку было не меньше двенадцати лет. Мы знаем об этом потому, что примерно в том же 968/969 году отец привезет ему наложницу — красивую девушку из разоренного им греческого монастыря. Второго внука Ольги звали Олегом. О матери их ничего не известно; все предположения, которые высказаны в историографии, — чистые домыслы.
Зато мы знаем мать третьего сына Святослава — ключницу самой княгини Малушу, дочь Малко Любечанина. Историки приложили большие усилия, чтобы найти для матери будущего Крестителя Руси Владимира Святого происхождение познатнее. Одни производили Малушу от древлянского князя Мала. Другие считали, что ее отец — не просто родом из Любеча, в земле радимичей, но непременно был наместником этого города.
Всех смущало, что мать Владимира была «рабой» — холопкой княгини Ольги. Впоследствии, по словам Древнейшего сказания, княжна Рогнедь, дочь полоцкого князя Рогволода, отказала посватавшемуся к ней Владимиру со словами: «Не хочу разувать рабичича (сына рабыни. — А.Б.), но Ярополка хочу!» Этот текст вызвал множество кривотолков, в том числе об униженной доле женщины, вынужденной стягивать сапоги с мужа в знак покорности его воле. Однако плотно облегающие ногу кожаные сапоги-чулки, которые знать носила тогда по византийской моде, снять самому очень трудно. И если новобрачная хотела обойтись без мужнина денщика, ей надо было делать это самой.
Такое же непонимание реалий проявилось и в оценке решения Рогнеди, и в отношении историков к положению матери Владимира. Никто не хотел понять девушку, желающую выйти за великого князя Киевского Ярополка, а не за изгоя, бежавшего от брата за море и вернувшегося с бандой буйных варягов. И все делали вид, будто не знают, что доверенные слуги князя, по той же «Русской правде», приносили ему присягу на пожизненную службу и становились добровольными холопами. Чтобы сделаться таковым, согласно «Правде», существовало только три пути: продать себя в присутствии свидетеля (хоть за символическую сумму); жениться на холопке или челядинке (рабыне-иноплеменнице); поступить на службу тиуном (управляющим имением) или ключником (управляющим дворцовым хозяйством). То есть занять очень высокую и, учитывая степень доверия хозяина, пожизненную должность.
Холоп не был рабом в классическом, средиземноморском варианте этого понятия. Он был приемным членом семьи, обязанным служить господину как отцу до смерти господина. Власть того над холопом была равна его власти над сыном или дочерью. Главным в этих отношениях был высокий уровень взаимного доверия. Недаром категория холопов-управляющих со временем была дополнена обширной группой боевых холопов: воинов, сопровождавших господина в бою, подобно древним дружинникам с их пожизненной присягой князю.
Ключница Малуша Малковна по своему положению была самым доверенным лицом из приближенных Ольги. Для великой княгини не было лучше способа, чем свести Малушу со своим воинственным сыном, чтобы получить внука, мать которого всегда точно будет при ней. Не случайно летопись рассказывает, что княгиня проводила с маленьким Владимиром много времени, воспитывая его в христианской вере и добродетели.
Увы, и этого внука отняла у Ольги дружинная среда. Добрыня Малкович, брат Малуши, стал дядькой Владимира и воспитал его как сурового воина. А юноше так понравились приключения с буйными викингами, убийства, грабежи и насилия, что он, заняв «стол» князя в Киеве, стал истово бороться за обновление и укрепление язычества. Лишь на склоне лет, утомившись от бесконечных войн, многих жен и восьмисот наложниц, Владимир вспомнил заветы бабушки: заключил мир с Византией, женился на ромейской принцессе Анне, принял крещение и крестил Русь.
Все эти тонкости отношений в семье великого князя не занимали умы дружинников во главе с Претичем на левой стороне Днепра, против Киева, когда они получили весть о неизбежной сдаче города. Выслушав гонца, воевода сказал: «Пойдем завтра в ладьях и, захватив княгиню и княжичей, умчим на этот берег. Если же не сделаем этого, то погубит нас Святослав!» Как видим, грозного князя дружина боялась больше, чем всего сонма печенегов.
Дружинники «на следующее утро, близко к рассвету, сели в ладьи и громко затрубили, а люди в городе закричали. Печенеги же решили, что пришел князь, и побежали от города врассыпную. И вышла Ольга с внуками своими и людьми к ладьям». Княжеская семья готова была бежать за Днепр. Но стольный град спасло чудо.
Увидев бегство своих войск, печенежский князь «возвратился один к воеводе Претичу и спросил: "Кто это пришел?" А тот ответил ему: "Люди той стороны (Днепра. — А.Б.)". Печенежский князь спросил: "А ты не князь ли?" Претич же ответил: "Я муж его, пришел с передовым отрядом, а за мною идет войско с самим князем: бесчисленное их множество". Так сказал он, чтобы их припугнуть. Князь же печенежский сказал Претичу: "Будь мне другом". Тот ответил: "Так и сделаю". И подали они друг другу руки, и дал печенежский князь Претичу коня, саблю и стрелы. Тот же дал ему кольчугу, щит и меч. И отступили печенеги от города».
Однако кочевники были не столь уж наивны. Они далеко не ушли и встали рядом с Киевом, на реке Лыбеди, так близко, «что нельзя было и коня напоить». Но послать гонца на Дунай оказалось можно. «И послали киевляне к Святославу со словами: "Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас. Неужели не жаль тебе своей отчины, старой матери, детей своих?" Услышав это, Святослав с дружиною быстро сел на коней и вернулся в Киев; приветствовал мать свою и детей и сокрушался о перенесенном от печенегов. И собрал воинов, и прогнал печенегов в степь, и наступил мир».
Прискакав к Киеву, Святослав, очевидно, оставил значительную часть войска на Дунае, иначе ему не пришлось бы для войны с печенегами «собирать воинов» на Руси. Князь отнесся к происшедшему легкомысленно, но Ольга оценила силу ответного удара Византии за его действия на Дунае. В этот момент история Руси могла закончиться, едва начавшись. Страну объединяли авторитет великой княгини и страх перед Святославом. Не вернись Святослав с Дуная, погибни Ольга и наследники престола — собирать земли Руси воедино пришлось бы заново. Но второго шанса могло не быть.
К счастью, великий князь прискакал вовремя. Но уже на следующий год стал рваться назад, на Дунай, будто не понимая, как много ставит на карту. «В год 969/970 сказал Святослав матери своей и боярам своим: "Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае — ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли — золото, шелка, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы"».
Взглянув на карту, мы убедимся, что Переяславец на Дунае отнюдь не был «серединой земли» великого князя русского. Это была прекрасная ставка для князя-разбойника, какими были его предки: центр для набегов на соседей и грабежа торговых путей. Серединой Русской земли в этой ситуации был Киев, уже один раз оставленный Святославом без защиты и подвергшийся удару печенегов.
Не понимая значения государства, которое строила Ольга, князь рвался от административных и политических забот на волю, на Дунай. Для дружинника на Дунае было раздолье! Значительно большая даже в торговом отношении ценность Руси Святослава не волновала. Ольга понимала, что закрепления ее сына на Дунае Византия не может допустить, но ничего поделать не могла.
У Ольги не было сомнений в том, что, если сын вновь отправится на Дунай, ромеи изыщут врагов, которые нападут на Русь, — если не показательно битых печенегов, то хотя бы венгров. В отличие от сына она понимала превосходство Восточной Римской империи над Русью в ресурсах и войсках. Святослав пока не сталкивался даже с фемным, содержащимся каждым военным округом ромейским войском, не говоря уже об отборных императорских полках-схолах — в том числе о восстановленной Никифором Фокой регулярной пехоте и тяжелой коннице катафрактов: эти полки воевали вдали от Болгарии. Сражаться с империей на Дунае означало одновременно подвергнуть Русь нашествиям нанятых ромеями соседей и рисковать потерять войско в земле болгар, когда туда вступят имперские легионы.
Споры с сыном, не склонным думать о судьбе Руси и предпочитавшим геройскую смерть жизни у юбки матери, лишили княгиню последних жизненных сил. «Видишь, я больна, куда хочешь уйти от меня?» — говорила мать. Ольга, сообщает Древнейшее сказание, действительно разболелась. Перед смертью единственное, чего добивалась княгиня, это чтобы Святослав не бросил страну без управления и войск. В том, что сын уйдет на Дунай, она не сомневалась.
«Погреби меня и иди, куда захочешь», — перед смертью сказала сыну княгиня. Святослав не унимался. Ольге становилось все хуже. Она «скончалась три дня спустя (11 июля 969 года. — А.Б.), и плакали по ней плачем великим сын ее, и внуки ее, и все люди, и понесли, и похоронили ее на выбранном месте». Княгиня «заповедала не творить над собой тризны, имела ведь священника втайне, и тот похоронил ее, блаженную Ольгу», — гласит Древнейшее сказание (согласно Начальной летописи Никона Великого). Составитель «Повести временных лет» опустил слово «втайне», так как считал, что первая княгиня-христианка должна была исповедовать свою веру открыто.
Проложное житие княгини (XIII века) уточняет, что «Ольга призвала своего сына Святослава и заповедала ему: с землею ровно погрести ее, а могилы не насыпать, ни тризны не творить, ни бдына делать». По мнению Б. А. Рыбакова, княгиня опасалась, что сын-язычник «похоронит ее по торжественному языческому обряду под высоким холмом кургана с тризной и устройством бдына» — обозначающего могилу столба[195].
Святослав выполнил ее завещание. Похоронив Ольгу по христианскому обряду, князь-язычник, прежде чем уйти на Дунай, разделил страну между сыновьями, дав каждому дружину. У гроба княгини плакали три внука: Ярополк, Олег и Владимир, рожденный ключницей княгини. Первым двум великий князь сразу назначил княжения. «В год 970/971, — гласит летопись, — Святослав посадил Ярополка в Киеве, а Олега у древлян. В то время пришли новгородцы, прося себе князя: "Если не пойдете к нам, то сами добудем себе князя". И сказал им Святослав: "А кто бы пошел к вам?" И отказались Ярополк и Олег. И сказал [новгородцам] Добрыня: "Просите Владимира". Владимир же был от Малуши — ключницы Ольгиной. Малуша же была сестра Добрыни; отец же им был Малк Любечанин, и приходился Добрыня дядей Владимиру. И сказали новгородцы Святославу: "Дай нам Владимира". Он же ответил им: "Вот он вам". И взяли к себе новгородцы Владимира, и пошел Владимир с Добрынею, своим дядей, в Новгород».