Агриппа д'Обинье писал, что Лану, прозванный протестантским Баяром, при каждом удобном случае искал смерти. Презрение к смерти, постановочная — и зачастую удачная — организация собственной смерти являлись частью представлений дворянина о самом себе, обусловливали его поведение в жизни. Стремясь красиво умереть, дворянин отрешался от власти мирских благ, становился свободным человеком, осознавая свой долг только перед Господом Богом и обязанность согласовывать свое поведение только с Ним одним.
Все великие полководцы того времени перед началом сражения уделяли несколько минут общению с Богом. Приготовление к возможной смерти позволяло взглянуть на свою жизнь со стороны, и в результате к свойственному той эпохе платоновскому видению мира присоединялась изрядная доля стоицизма. Прожив жизнь, полную сражений и невзгод, коннетабль Монморанси погиб в 1567 году в битве при Сен-Дени. Если судить по посвященной ему литературе, его уход из жизни был подобен уходу обремененного годами мудреца. Вот что пишет о нем Ронсар:
Чтобы познать радость славной кончины,
Пролей свою кровь в сражении на поле боя,
Докажи правильность свершенных тобою поступков
Смертью, достойной безмерной славы,
Ибо, как единодушно решено было,
Красивая жизнь влечет за собой красивую смерть.
А Филипп Депорт добавляет:
И умираешь ты, обремененный почестями и годами, в своей провинции,
Служа Господу, Франции и своему Государю.
Знаток воинской службы д'Обинье подчеркивает искренность желания испытать свою судьбу до конца.
«Попрощавшись с королем, коннетабль отправился к воротам Сен-Дени, чтобы уничтожить банды, начавшие драку на лугах, еще до восхода солнца. Покидая предместье, он построил свою армию в соответствии с разработанным им планом сражения. Выходя из ворот, он крикнул как только мог громко: “Грядущий день избавит меня от упреков народа и армии моих противников, ибо сегодня все увидят, что я либо войду в эти ворота победителем, либо тело мое понесут на носилках!”»
А вот знаменитых «миньонов» Генриха III или Бюсси д'Амбуаза, грозного товарища герцога Алансонского, отличали не стоическая покорность, а жажда жизни, присущая молодости, безудержное стремление к удовольствиям и риску, желание вступить в единоборство со смертью. Бюсси — образцовый герой той эпохи, и Александр Дюма не ошибся, сделав его главным персонажем своего исторического романа «Графиня де Монсоро».
Впрочем, что касается Бюсси, то легенда о нем мало чем отличается от реальности: отменный фехтовальщик, верный и преданный товарищ, в меру кровожадный, авантюрист по складу характера, типичный герой романа плаща и шпаги, он излучал радость бытия и никто не мог устоять перед его обаянием. Его шутки не щадили никого, включая самого монарха, который, разумеется, не мог простить ему свободы поведения. Под влиянием сестры короля и герцога Алансонского Маргариты де Валуа (королевы Марго), чьим любовником он успел побывать, Бюсси покинул окружение Генриха III и перешел в свиту его младшего брата, герцога Алансонского, став его лучшим фехтовальщиком. В «Жизнеописаниях галантных дам» Брантом изобразил своего друга Бюсси образцовым «рыцарем», воплотившим в себе все «доблести паладинов Круглого стола», способным «вести войну», «выдерживать длительные походы» и «предпринимать любые авантюры» ради «любви» прекрасных дам.
Историй о любовных победах Бюсси и его дуэлях множество. Однажды ночью фаворит Генриха III Ле Гаст, обвинявший Бюсси в предательстве интересов монарха и переходе на сторону Алансона и Марго, устроил на Бюсси засаду. Когда Бюсси вышел из Лувра, где он присутствовал на церемонии отхода ко сну герцога Алансонского, и направился домой, на него набросилась дюжина дворян, восседавших на лошадях из королевской конюшни. Склонная к преувеличениям Маргарита в своих «Мемуарах» пишет о двухстах или даже трехстах разбойниках, напавших на Бюсси и десяток сопровождавших его верных людей. Благодаря собственному мужеству и решительности друзей Бюсси удалось ускользнуть от нападавших. Явившись на следующий день в Лувр, Бюсси, по словам Брантома, был в ярости и намеревался «разнести все в пух и прах и всех перебить». Восторженная Маргарита, напротив, сообщает, что он был «весел и жизнерадостен, словно сражение с убийцами было рыцарским турниром, устроенным специально для его забавы».
Так как подлинным инициатором нападения, похоже, был сам король, Бюсси не удалось добиться правосудия и по велению Екатерины Медичи он удалился от двора. После изгнания Бюсси гордые этой победой и поддержкой монарха «королевские миньоны» окончательно распоясались, вовсю пользуясь свободой, предоставленной им их повелителем. Отныне большую часть времени они занимались тем, что высмеивали брата короля или сторонников Гизов.
Наглость и безнаказанность «миньонов» способствовали созданию при дворе крайне напряженной атмосферы. Дворянин из Бордо Поль Стюарт де Коссад граф де Сен-Мегрен, большой любитель женского пола и «миньон короля», дерзнул приударить за герцогиней де Гиз. Майенн, шурин герцогини и брат герцога, давно ненавидевший Сен-Мегрена, убеждал главу дома, знаменитого Меченого, отомстить за оскорбление. Но герцог, презиравший любые провокации, исходившие от «господинчиков», отказался поддержать игру, считая ее глупой и бессмысленной. Убедившись в нежелании старшего брата предпринимать какие-либо шаги, Майенн решил сам уладить дело: он нанял надежных людей, и те с помощью двух десятков наемников 21 июля 1578 года напали на выходившего из Лувра Сен-Мегрена, закололи его и оставили труп валяться на мостовой.
Провинциальный дворянин Сен-Мегрен поплатился жизнью за пренебрежительное отношение к могущественнейшему семейству. В роду Гизов были свои государи, в частности правители Лотарингские, а сами Гизы числили среди своих родоначальников Карла Великого. Но для молодого дворянина преступить табу было упоительной игрой, возможностью польстить своему честолюбию и ощутить себя беспредельно свободным, не стесненным никакими запретами.
Несколькими месяцами раньше, 27 апреля 1578 года, в пять часов утра на Конном рынке, расположенном позади Бастилии, состоялась знаменитая дуэль, символический поединок между сторонниками короля и сторонниками герцога де Гиза. Поводом для нее стало провокационное высказывание Антрага, сторонника Гизов, давно искавшего ссоры с одним из «миньонов» — любимцем монарха Кейлюсом. В последовавшей за оскорблением дуэли приняли участие трое «миньонов» и трое приближенных герцога Гиза. За короля сражались Можирон, сын наместника провинции Дофине, Жан Дарсес де Ливаро и граф де Кейлюс. За Гиза — Шомберг, Рибейрак и, разумеется, Антраг.
Можирон и Шомберг были убиты во время дуэли, Рибейрак умер три дня спустя в особняке Гизов. Кейлюс, получивший девятнадцать ран, скончался в мучениях через тридцать три дня. В живых осталось всего двое участников этой дуэли: Ливаро, на всю жизнь оставшийся калекой, и Антраг, вышедший из поединка победителем и без единой царапины.
В мемуарах той эпохи много рассказов о дуэлях, участвуя в которых молодые люди делали себя имя и завоевывали репутацию. Целое поколение дворян культивировало в себе такое качество, как воинская доблесть. Молодые люди благородного происхождения бравировали своей отвагой. Наивысшей добродетелью считалось презрение к смерти. Готовность сделать выбор в пользу смерти при возможности свободного выбора между жизнью и смертью была тяжелым испытанием, выдержать которое помогала групповая солидарность, обретаемая дворянами находили в дружбе.
Дружба — главная добродетель дворянина
В своих «Мемуарах» Бове-Нанжи рассказывает, как в 1575 году в Париже, возле Трауарского креста, преданный Генриху III д'О убил Пуассоньера прямо «на глазах у его друзей». Бове-Нанжи присутствовал на поединке, поддерживая вместе с друзьями господина д'О. Друзья Пуассоньера стали искать ссоры с Бове-Нанжи. Зачинщиком выступил Армевиль, младший сын дворянина из Баквиля, его сопровождал граф Шарль де Мансфельт, организовавший дуэль. Проходя по улице Пти-Шан, дуэлянты встретили «отважного Крийона» и «трех или четырех друзей» Ар-мевиля. Поединок состоялся на том месте, где сегодня находится Пале-Рояль. Бове-Нанжи получил два удара шпагой — в руку и бедро, д'Армевиль был ранен в руку и голову. Друзья развели их, ибо, как пишет Бове-Нанжи, в те времена секунданты не сражались, а только поддерживали своих друзей.
Эта дуэль прибавила славы Бове-Нанжи, ибо и Крийон, и все, кто присутствовал на поединке, восхищались его мужеством и доблестью. Король справлялся о его здоровье и несколько раз лично приходил проведать его, всякий раз «выражая ему свое особое благоволение».
Значение дружественных уз трудно переоценить, именно они стали краеугольным камнем дворянского мировоззрения, отодвинув на второй план политические стратегии и выбор религии. Так, когда была создана Лига, Бове-Нанжи присоединился к герцогу де Низу по причинам, не имевшим ничего общего ни с политикой, ни с религией. Он испытывал симпатию к герцогу и «неприязнь к герцогу д'Эпернону «, который, пока Нанжи исполнял обязанности посла в Португалии, воспользовался его отсутствием при дворе и занял его место фаворита при Генрихе III. Меченый обещал Бове-Нанжи карьерный рост, но обещания не выполнил, и Бове-Нанжи вскоре вернулся в свои владения. Через некоторое время он вновь присоединился к Генриху III — по просьбе самого монарха.
Бове-Нанжи с горечью повествует о разочарованиях, которые довелось ему пережить во время пребывания в высших эшелонах власти, где борьба честолюбий достигала такого накала, что не оставляла места для дружеских привязанностей. «Не следует уповать на дружбу, завязанную при дворе! — писал он. — Один из моих ближайших друзей нарушил это правило и потом горько об этом сожалел». Он имел в виду Сен-Люка, королевского фаворита и своего конкурента на должность командира Пикардийско-го полка. Эта конкуренция разрушила их дружбу, и Сен-Люк наговорил о нем «немало дурного, выставив его в черном свете перед королем».